Хочется отметить очень важную положительную сторону отрывка — это хорошая структура. Нам даны три сцены, в которых более-менее последовательно выписывается картинка (хотя кое-где и в самом деле небрежно). В них по порядку подаются худ.детали: сначала самого острова, потом отдельного дома и детали образа дочери. Наиболее общее впечатление — нет ничего лишнего, и автор знает, что и как хочет нам изобразить. Начинающему автору вообще тяжело даётся структура, по себе знаю, я сам мучаюсь. Если получилась в общих чертах грамотная структура, это уже большое достижение начинающего.
Однако, если здесь у автора со структурой в отношении островка, дом и дочери хорошо, то вот с первой сценой серьёзные проблемы. Первой сцене, согласен, ни капли не веришь. Так люди и правда не говорят, и сами школьные реалии тех мест автор показал слабо и неубедительно. Вообще наиболее сложные в худ.литературе, нам мой взгляд, это диалоги и характеры, которые бывают очень связаны.
Притом характеры я бы отнёс не только к персонажам, но и вообще ко всем предметам описания…
Начну издалека.
Когда читаешь этот отрывок повести (весь отрывок), возникает чувство, что автор хоть и знает в общих чертах, что он хочет сказать в отрывке, и как это «высказывание» структурировать, всё-таки не дотягивает по… точности и зримости картинки. Вот вроде бы описан конкретный остров: «В Малокурильском без перемен. Вечное серенькое небо поздней зимы, вечный ветер в спину, скользкий лед и снег под ногами, неровная дорога, на которой так легко запнуться, бродячие собаки на помойке, темная вода в полукилометре отсюда. Бухта не замерзает, обледенели только пришвартованные у берега баркасы. И темнеет вдали громада комбината, всосавшего в себя все рабочие руки на острове». Но потом задумаешься, а почему не запечатляется в памяти этот образ острова? Хорошо ведь написано. Вернёшься к описанию и поймёшь — а ничего по сути об острове и не сказано. Стоит убрать первое предложение, и уже неясно, где ты находишься — описание подходит, наверное, под тысячи северных посёлков, а то и промышленных городов. Ну вот особенно с бродячими собаками на помойке и тёмной водой (загрязнённой вы имеете ввиду? Тогда неясно). Разве это характеризует как-то остров? Да, с бухтой и громадой комбината, всосавшей все рабочие руки острова — хорошо, но это ведь тоже неконкретная характеристика. Хочется понять, что это действительно остров, притом Малокурильский, что в нём есть свои особенные дома, особенные люди, особенный вид на горизонт, особенные собаки, особенные развязки дорог (например). Также и в отношении дома, и дочери. Всё как-то характерно, но без характера.
Хороший художественный образ сложен — в нём парадоксально совмещается общее и частное, типичное и индивидуальное, коллективное и личное, объективное и субъективное. На мой взгляд, в этом отношении автор не дотянул.
Для наглядности приведу пример из жизни. Постараюсь быть убедительным. Я люблю старую архитектуру. Старые дома. Особенно те старинные двухэтажные дома, в которых почему-то первый этаж кирпичный, второй деревянный, выложенный брёвнами, как в избе. Такие строили до революции, кажется. В самом деле, приятно увидеть такой дом — представляешь, что в них жили люди в странных одеждах, при свете газовых ламп, говорили по-другому, писали буквы ер и ерь на письме под светом этой лампы, никогда в жизни не пили кофе, а в дальней комнате стоял огромный ткацкий станок вместо швейной машинки, на полу ещё сохранились следы того, что он когда-то там стоял — что-нибудь в этом духе. Но я не люблю архитектуру, сделанную «под старину» — сделанную слишком под старину. Точнее я к ней холоден. По простой причине: когда видишь в самом деле старинный дом, то замечаешь, что кирпич где-то осыпался, дерево потемнело, кое-где трещины, особенно большие трещины на срубах брёвен, или заметишь какие-то надписи с признаниями в любви, сделанные, может, лет десять назад, другие надписи с агрессивными лозунгами, сделанные ещё раньше — в девяностые; над дверью сохранилась вывеска типа «кожевникъ»; дверь покосившаяся. Это я называю характером. Может, неприглядным, но характером. Понимаете, о чём я? Такой дом сразу запоминается. Если я конечно убедительно изобразил. С одной стороны общие черты тех домов, долго описывать которые не нужно, чтобы было ясно (дореволюционный, двухэтажный, кирпичный низ и деревянный верх). С другой — вполне конкретный дом, со своей историей, со следами испытаний временем — характером.
Также и в отношении людей. А в диалогах особенно нужно стараться показать характеры людей, потому что речь человека порой говорит о нём больше, чем наружность. И не только поэтому. Даже чисто технически характеристики через диалог более краткие, чем сказанные напрямую или через конкретные действия, и более изящные (хотя это не отменяет силы и нужности других характеристик). И опять же, главное не забывать — общее и частное, типичное и индивидуальное и проч.
В итоге, над чем, как мне кажется, в первую очередь стоит работать, так это над характеристиками — не характЕрными, которые уже есть, а над харАктерными. Может быть этот недостаток во многом сгладится в восприятии, если прочитать предыдущие главы, но у меня всё же стойкое ощущение, что автор просто не дотянул.
С уважением,
Антон Е.
И вам спасибо!
Зря вы не возвращаетесь к написанному, мне кажется. Попробуйте начать с возвращения к рассказам. В столярной работе есть своя прелесть…
С уважением,
Антон Е.
Здравствуйте. Рассказ Юры читал давно, тот же вариант (или почти тот же), ещё опубликованный в журнале «наш современник». Рассказ слабый формально. Много хорошего содержания, но мала мастерства. Я имею ввиду, в первую очередь то, что тут, как мне кажется, автор во многом работает НЕ в так называемом логическом синтаксисе, то есть классическом, а в психологическом синтаксисе (который в полную силу пришёл в мировую литературу в 20 веке); и чтобы писать в психологическом, автору этого рассказа не хватило навыков.
В логическом синтаксисе мысль как бы фильтруется – даётся опосредовано: субъективно оформленная мысль автора – по законам его психики — объективизуруется с помощью языка. Вспомним Толстого, например. Вот образец классического синтаксиса – мысль стройная и ясная. Не так в психическом. Автор в нём меньше заботится об объективизации мысли – грубо говоря, выдвигает её так, как она к нему пришла. Отсюда теряется логика повествования, и читателю нужно иногда много сил, чтобы научиться понимать язык автора.
Само по себе это, конечно же, не значит плохо. Даже в психологическом синтаксисе автор может работать успешно. Достоевский, например. Его рассказчик – часто «хроникёр событий» – иной раз увлекается и как бы говорит лишнего, обрывая логику повествования, или просто рассказывает сбивчиво, неясно что к чему… Но дело в том, что в конечном счёте это не совсем так. Достоевский «дурит» читателю голову, и всё случайное в устах «хроникёра событий» у него на самом деле нужно, просто не так явно нужно, как у Толстого. Вот тут и требуется от читателя учиться понимать логику языка Достоевского. В психологическом синтаксисе вообще есть своя особенная, интересная эстетика…
Автору в этом рассказе не очень удалось использовать такой синтаксис, на мой взгляд. Но всё-таки он не совсем запутал читателя, как может показаться. Рецензия, например, Глеба (Gleb), вполне это доказывает. И позволю себе не согласиться со Львом (LevGr) насчёт «множественности трактовок». Во-первых, это конечно не так касательно этого рассказа. Во-вторых, как правило, серьёзные авторы в истории литературы всегда вели определённую мысль, может, и трудно уловимую…
Ещё что касается психологического синтаксиса. Проблема автора ещё отчасти в том, что чувство языка у автора по-моему слабо развито. Будь это переписано другим языком, рукой более опытного писателя, рассказ был бы очень хорошим, потому что само движение мысли к главной мысли в самом деле здесь интересное, и темы взяты актуальные.
И напоследок. Нужно убирать лишние местоимения. В некоторых частях текста их много. Вот, например:
Озадаченный этим я долго стоял и смотрел на нее. Я даже забыл, куда иду. Я уже ничего не видел кроме нее. Мне казалось, у меня на мгновение помутился рассудок. Все как бы остановилось для меня на долгую секунду..
И у меня опять возникло то странное чувство. Как тем тихим весенним утром в моем дворе, когда все вдруг остановилось для меня, и что-то тревожное, неясное проявилось в моем сознании. Я Вспомнилась сгорбленная старуха. Как она, изнемогая, толкала свою тележку. Как будто кто-то заставляет ее делать это. Как будто она только и рождена для того, чтобы каждый день снова и снова толкать груженую тележку. Я слышу тот странный звук — что-то вроде курлыканья птиц (может быть, журавлей?), и мне опять кажется, что сейчас что-то непременно произойдет.
На этом закончу. Остальное Юре я уже говорил.
Здравствуйте. Любопытные стихи, есть классные находки. Но поэзия в выбранном автором модусе явно не для меня. Лёгкие они, простые по своей сути. Я же люблю серьёзные стихи (по-настоящему серьёзные) — это когда после их прочтения испытываешь то, что ещё не испытывал, когда видишь объект, явление или чувство с новой для себя стороны и удивлённо думаешь: «А ведь и правда так оно и есть. Как это я раньше не замечал!» Хочется интересного взгляда автора. Тут есть взгляд общий, всем известный. Это не плохо и не хорошо. Смотря какие у автора задачи. Массовой аудитории, например, иной раз важней подтверждение своих простых, житейских чувств, важней узнавать себя в стихотворении без всяких там глубин. Такие стихи тоже нужны. Если, например, развлекать людей на публику под гитару, выступать на кооперативах и проч. и проч. Успехов.
Здравствуйте. Поэзию как вид искусства знаю плохо, всерьёз никогда стихи не писал, потому мнение будет краткое и во многом отвлечённое. Стихотворения Елены понравились. Чувствуется, что автор знает свою лексику, свой ритм, свою атмосферу, если угодно. Но не могу понять, то ли автор всё же ещё в активном поиске себя, то ли уже твёрдо нашёл себя — то есть занял определённую эстетическую позицию, как я понимаю, нетрадиционную, и работает в её рамках. Если первое, то на этом ученическом этапе не хватает так называемой «снятой сложности» (кто-то из философов) — это когда мудрёный механизм творчества внутри текста прячется под внешней простотой. Даже не так, а: внешняя простота прячет под собой мудрёный механизм творчества. Шестерни, короче, не видно. Тогда, на мой взгляд, и возникает чудо искусства, появляется неуловимая, необъяснимая, но ощущаемая читателем гармония текста. Повторяюсь, на ученическом этапе, на мой взгляд, поэту, как и прозаику, очень важно это освоить. А если автор уже знает, куда идёт, что ему нужно и на самом деле является, скорей всего, учеником Бродского и Мандельштама и прочих метафористов (условно), то иной раз снятая сложность — в разумных пределах — не так важна… Тут особый род поэзии (то есть поэзии метафористов), он нетрадиционен. В том смысле, что в такой поэзии почти каждое слово, почти каждая фраза — иносказательны, являются скрытой цитатой откуда-либо или отсылают нас к каким-либо культурным символам. Говоря другими словами об этом главном отличии от традиционной: если у Пушкина внешний смысл стихотворения подпирает более сильный — внутренний смысл, то, например, у Мандельштама и Бродского внешний смысл стихотворения почти не важен, он скрывает настоящий смысл, который можно понять, разгадав все цитаты и символы в тексте.
На этом и закончу. Надеюсь, не запудрил мозги 🙂 Благодарю за стихи.
Necessary cookies are absolutely essential for the website to function properly. This category only includes cookies that ensures basic functionalities and security features of the website. These cookies do not store any personal information.
Any cookies that may not be particularly necessary for the website to function and is used specifically to collect user personal data via analytics, ads, other embedded contents are termed as non-necessary cookies. It is mandatory to procure user consent prior to running these cookies on your website.