[Pavel Karyakin]

Чрезвычайно интересная подборка! Яркая, разноплановая. Подробный анализ уже состоялся выше, я лишь хочу добавить общих точек зрения.
Очень глянулось, как автор сочетает разные полярности и как это, в конечном счете, вызывает специфический эмоциональный отклик: присутствует тонкий лиризм, ирония, где-то звучат и трагические ноты. Работа в юмористическом ключе — также хороша («Жирафий гро(т)б»). Практически во всех стихах присутствует ненавязчивое философское вещество, утягивающее произведения в какую-то непривычную плоскость восприятия: произведения звучат из-за этого по-хорошему сложнее и притягательнее. Последнему, кстати, ни мало способствуют парадоксальные приемы и финалы, которые применяет автор — эффект неожиданности очень хорош — как приятный сюрприз для читателя, например: стихотворения «Бледнеет небо над жёлтым садом…», «Ветер снаружи и ветер внутри меня…», (касается, в общем-то и других произведений Ксении). Порадовали и отдельные сюжеты, которые, конечно, не сработали бы, если были решены банально, например стихотворения: «Под люстрами метался воробей» и «Яблоня».
Данная подборка — достойная заявка. Автору — респект!

Павел Карякин

[Pavel Karyakin]

Два чрезвычайно разных стихотворения. Первое, строго говоря, напоминает некий полуэкзистенциальный текст, основанный не рефлексиях. Остается стойкое ощущение, что на шлифовку его не достало времени (возможно, терпения), и может потому оно не работает на эмоциональном уровне в полной мере. Второе произведение зашло очень! Вообще, многие стихи Кати мне чрезвычайно нравятся за привлечение некоего философского осмысления. Часто сколь серьезного, столь и ироничного. Одним из главных критериев любого произведения — интересность! «Трамвай…» читать очень интересно! Мысль и найденный образ столь успешны, ярки и нетривиальны, что стихотворение хочется перечитывать! Кроме того, оно запоминается с первого раза (я его моментально вспомнил — Катя его читала как-то где-то…), а моя память — редкая дрянь! «Трамвай…» — шикарная авторская удача!..

Павел Карякин

[Pavel Karyakin]

Тот класс поэзии, когда спорные и ошибочные моменты для мне скрыты. И, возможно, не столь важны (для меня же, разумеется), поскольку погружение происходит и «выныривать» из образной системы не хочется. Я могу читать и перечитывать строчки и изумляться — откуда, из каких параллельных миров поэт достал такие оригинальные поэтические формы и мысли. Для меня поэзия Натальи — космическая. По ощущениям. Хотя все описанное в стихах вполне земное, но сказанное неземным языком, что ли… У этих стихотворений странная музыка. Но странная в хорошем смысле. С одной стороны, это традиционные рамки, но сказано как-то иначе все то, о чем уже многажды говорилось другими поэтами. Очень интересно!..

Павел Карякин

[Pavel Karyakin]

Данная подборка оставила исключительное впечатление! Филигранность формы, тонкость образов, смыслы…
Стихи сколь нежны, воздушны, столь же и драматичны. Автор прибегает к сложной метрике и это добавляет объема, значительно усиливает восприятие.
Сложные образы сколь изобретательны, столь же и поэтичны:

Колкую взвесь золотого улова
Гонит он сквозь световые садки.
Вязнет в пучине бесплотное слово
Из-под руки.

Эта строфа чрезвычайно впечатлила!
Финал же 1-го стихотворения очень мощный и возвышающий, с сильными вертикальными векторами:

Но на прощание мамой накинут
Млечный платок пуховой паутины!

Но во спасение стан окольцован
Чёрной овчины тулупом отцовым!

Холодная и неумолимая стихия прекрасна и жестока. Она — стихия — из космоса — холодного и мрачного. Другая стихия, дающая жизнь, поддержку, свет — тоже из космоса — животворящего, теплого, созидательного…

Второе произведение также породило чрезвычайно мощный эмоциональный отклик. Довольно сложное технически (в хорошем смысле) оно было легко воспринято в целом, что является, на мой взгляд, высшим пилотажем. Трагические ноты в нем очень сильны и серые полутона, на мой взгляд, здесь воспринимаются как выигрышный прием. Именно эти тона формируют некие особенности восприятия, усиливая трагизм…

Еще очки в пользу поэта — использование малоупотребимых слов и оборотов: «волглый бетон», «световые садки», которые при этом отнюдь не чужеродны в этих стихах, но за счет своей фонетической яркости чрезвычайно добавляют восприятий.

О логических промахах в общем было много сказано — не буду дублировать.
Подборка очень мощная!

Павел Карякин

[Pavel Karyakin]

Я, как всегда, к закрытию гулянки — уже всё випито и всё сказано, а я только доехал! Но добавить пару слов всё же хочется!..

Обсуждение отрывка — дело неблагодарное: невозможно оценить сюжет (только частично), общий замысел, композицию, насколько удалась сверхзадача. Немотивированные детали и сюжетные ходы, необоснованные психологические нюансы, могут быть вполне оправданы в общем контексте произведения — в этом главная сложность обсуждения отрывка.

Но можем поговорить о фактуре текста, точечно — о психологической достоверности, степени эмоционального воздействия, оценить интересно / неинтересно.

Тема, бесспорно, актуальная и всегда была актуальной. Потому главный вопрос насколько автору удалось решить эти темы, но это можно узнать только из целого произведения. Однако, уже сейчас мы можем отметить достаточно серьезные штрихи, которые наметил автор: социальные вопросы — неустроенность, нищета, зависимость; попавший под мо́лот проблем ни в чём не виноватый ребёнок, проблемы главной героини, безысходность; возможно, темы сострадания… Как видим, серьёзный круг проблем. Как это всё реализовано, пока для нас за кадром…
Сцена конфликтного диалога завуча и главной героини — проигрышна, солидарен с коллегами, не хватает достоверности и логики происходящего. Кроме того, я обратил внимание на возраст автора. Полагаю, элементарное отсутствие жизненного опыта не позволило эту сцену реализовать достоверно. Решение сравнительно несложное: 1. консультация у знакомых педагогов, завучей, других пед работников, — как это всё бывает, за что могут уволить, по каким статьям (если это нужно по замыслу), ведь просто так из госучреждения уволить не могут — не имеют права и так далее…; 2. Пообщаться с несколькими людьми, что называется, «за 30» и «за 40», как они видят такой диалог, какова была бы реакция 30-40 летнего на этот вопрос, этот или вот этот… Уверен, границы психологических воззрений у автора расширятся на порядок (собственно, ряд определённых мнений в этом диалоге уже и прозвучал).
Самая выигрышная, на мой взгляд, это третья сцена — перевязка. Автор черезвычайно рискует и уже даже успел «получить» от некоторых коллег, потому что выбор темы и необходимость (по авторскому замыслу) вызвать читательское сочувствие, жалость, привлечение в такие сцены детей всегда черевато обвинением в спекуляции на человеческих эмоциях, на жалости. Особенно если это не будет художественно оправдано. Потому требуется ювелирная работа как в описании подобных сцен, так и в проработке соответствующих художественных мотиваций. По последнему пункту разговора нет — представлен отрывок. А вот сцена с перевязкой может быть обсуждена. Мне она кажется чрезвычайно сильной: физиологические подробности совокупно с описанием страданий и всё через призму психологических, достаточно тонких деталей взаимоотношений, по-моему, удаётся автору очень хорошо. Меня эта сцена черезвычайно поразила и жестоко пробрала. Читал её открыв рот, представляя всё, что испытывали эти люди. При этом я достаточно подготовленый читатель в плане восприятия жёстких и даже жестоких сцен. Чи́тывал множество фрагментов, где «мясо ради мяса» и чистая «физиология ради физиологии» и, стало быть, могу вполне беспристрастно, без отвращения, без рвотных позывов, без негодования оценивать (разумеется, внутренне и субъективно): уместно / неуместно, стоило / не стоило так писа́ть, получилось / не получилось, вызывает внутренний отклик или не вызывает… Лично у меня этот отклик был и очень мощный, потому как была не чистая физиологическая мясная сцена, а ещё и тонкое её психологическое сопровождение, которое и позволило этой сцене сыграть как надо. На мой взгляд, когда удаётся добиться подобного эффекта, это чрезвычайная авторская удача, ведь сильное эмоциональное воздействие — одна из самых главных вещей в литературе. Кто-то из коллег упомянул к месту «Терезу Ракен». Действительно, сверхнатуралистические, страшные сцены из этого романа настолько мастерски промотивированы, что будучи не огромным поклонником Золя невольно восхищаешься французским маэстро натуралистической прозы. Бо́льшего по тексту Стародубцевой не скажу — отрывок, но автору респект и дальнейшего творческого движения. Отрывок очень интересный…

С уважением, Павел Карякин!
Челябинск

[Pavel Karyakin]

Когда я читал этот рассказ, довольно мастеровито выделанный, то невольно возникало впечатление, что он написан годах в 70-80-х: крепко скроенный; четкий и выверенный; рафинированный стиль (разве что, такую тему, точнее интонации и некоторые мысли бы раньше не пропустили). Это способствовало специфическому погружению, с особенными тонкостями и штрихами.
Хочется отметить умение и терпение автора добывать детали. Ведь детали, конструирующие атмосферу достоверности давно прошедшего времени значительно решают дело: «Привычными стали бомбардировки. Отряды пионеров и комсомольцев дежурили на крышах – гасили падавшие фугасы, зажигательные снаряды. <…> Прямым попаданием бомбы разрушен был оперный театр – гордость Ростова»; «Алёна работала на телефонном узле от зари до зари. Нескончаемый треск аппаратов, песочный скрежет в телефонных трубках, глухая тишь оборванных линий…». Кропотливая работа над исторической достоверностью — еще одна отличительная деталь.
Другая замечательная способность автора: умение создавать отличные диалоги, и умение интересно выстроить конфликт. Диалоги в этом произведении, на мой взгляд, — вообще серьезная авторская удача. Они очень достоверны с одной стороны. При этом исключително насыщены интеллектуально — беседа о деревьях и математике, проведение параллели между живым и неживым, попытки комментариев смысла бытия, рассуждение о свете, о целях, об идейных мотивах — с другой (один из самых полюбившихся мной отрывков). Авторское достижение в том, что такие сложные философские вопросы Вера излагает простыми, доступными средствами так, что безоговорочно этому веришь, понимая, что не всякий взрослый сможет излагать подобные мысли.
Образ Веры получился чрезвычайнор ярким и колоритным: независимый нрав, собственное мнение, сила духа, которой могли бы позавидовать и мальчишки. Весьма выразительный, он подчеркивается — образ то есть — деталями некой экзотики, ведь Вера «иностранка». Все это очень вяжется с дальнейшим образом бесстрашной диверсантки.
Еще раз вспоминая бережное отношения автора к деталям, интересно и себя — еще не старого, но уже и немолодого читателя — ощущать на перепутье времен: «…старинный телевизор «Рубин» – здоровенный ящик с выпуклым экраном из толстого стекла». Эти телевизоры, которые сейчас практически не встретишь, я, однако, довольно хорошо помню.
Выигрышным является и композиционный подход: часть сюжета, связанного с Верой, построена на прямых диалогах персонажа, ведущего повествование от превого лица и бабушки, вспоминающей прошлое; а также тексте, целиком, что называется, без посредников воссоздающим пространство событий. Эти композиционные решения чередуются и обостряют читательское внимание, предлагая воспринимать излагаемое с разных ракурсов.
Близким для меня явился и авторский подход по созданию неоднозначной оценки для героев. Так один из малопривлекательных персонажей — Юра Прошин — по-своему, переживает за героиню, рискнувшую влезть на дерево за котом: «— Да спихни ты его вниз! – завопил Прошин. – Он кот! – понимаешь ты? – кот! Они падать приучены, а от тебя – мокрое место останется! Ненормальная, чокнутая…» Дальше, правда, этот персонаж все равно «отличился», и потерял последнее сколько-нибудь хорошее к себе отношение и вдруг — вновь тонкий неожиданный штрих в отношении этого персонажа: «Он [Юра Прошин] явно был не в себе, крыл Веру распоследними словами, точно извозчик, а затем, хлюпая носом, заладил, как заведённый: «Она никогда… никогда не простит!»»
Мастерски и изобретательно автор использует короткие, но высокоточные приемы образного воздействия, когда чрезвычайно эффективно нужно донести определенную мысль: «Мнение класса переменилось разом, как, бывает, переворачиваются песочные часы. В одночасье Вера сделалась героиней».

Поставлены очень серьезные нравственные задачи, часть которых транслируется через капитальные духоподъеминые мотивы. Автор не ищет легких путей, и идеи нравственности, темы патриотизма рассматриваются через неоднозначные призмы: «— В двух словах… – колеблется Вера. – Знаешь, ведь на фронте я лгать научилась. Поняла, сколько лишних условностей… мишуры всякой… Есть важное, есть неважное. И всё равно поначалу так гадко было! Словно в грязь окунула алое знамя!» Персонажи сложны и очень жизненны, что также может затруднять движение к главной идее и тем ценнее избранный подход.
У этого мощного по силе воздействия произведения есть еще одно серьезное достоинство — к нему захочется вернуться, захочется перечитать.

7.2.18
Павел Карякин
Челябинск

[Автор]

Сообщения