Арсен Титов

Георгиевский трактат

«Моя горемычная древность...».
Шота Нишнианидзе

Вступительное слово

Наша тема – тема подписания одного исторического документа между Россией и Грузией в далеком 1783 году, тема, несмотря на свою древность, остро обсуждаемая до сих пор. И называется этот документ Георгиевский трактат. И суть этого документа в том, что царь Восточной Грузии, более точно, царь Картли-Кахетинского государства Ираклий Второй предложил свое государство под защиту России, что и было скреплено договором на вечные времена.
И теперь потомки, как говорится, ломают копья вокруг этого договора, доказывая один другому, что этот договор принес Грузии последующую катастрофу, или то, что этот договор стал началом спасения Грузии с ее культурой, верой, языком от исчезновения под непрерывной и многосотлетней агрессией соседей – Персии, Турции и дагестанских феодалов.

Не остались безучастными к этому событию и мы, автор сего.

А катализатором более подробного обращения к этой теме послужило такое событие ноября 2019 года, как Всегрузинский форум в городе Сочи, в котором приняли участие представители многих областных общественных объединений грузин, живущих в России, и особенно два участника этого форума, жители села Горнозаводское (прямо такое уральское название!) Ставропольского края Николай Шрамов и Бесо Закаидзе. По их мнению, нами вполне разделяемому, вопреки всяким толкованиям этого события, следовало бы в городе Георгиевске создать специальный музей-центр Георгиевского трактата, значение которого явно шире, чем только договор между двумя странами. Этот договор на то время явно оказался единственным в своем роде, и он положил начало другим подобным обращениям к России, как, например, предложение войти в состав России Дербентского правителя Фатах-Али-хана (в  ином написании – Фетх-Али-хан), как мелкие армянские и зависимые от Персии и Турции княжества, предложившие самому Ираклию Второму принять их в свое подданство, как предложение армянских церковных деятелей российскому правительству создать в Закавказье под покровительством России единое христианское государство и так далее.

Так ли это важно – найти правду о прошлом? Важно и необходимо. За этим стоит честь и достоинство государства, тем более, нашего государства, на которое лают все, кому не лень, и особенно те, кто ныне жив как суверенное государство только благодаря России. 
Как это ни печально, но проживая только свою короткую земную жизнь, короткую по историческому времени, человек не успевает дождаться торжества отстаиваемой им истины.

Но не переставать же из-за этого искать ее.

Предварительные замечания

Наш великий историк В.О. Ключевский об истории, которая, по выражению древних, является наставницей жизни, сказал совсем другое. Не наставница, сказал он, а надзирательница, и она ничему не учит, а только наказывает за незнание уроков. Я не отношу себя к тем, кто знает уроки истории, как не знаю и многих, и многих других уроков. И в молодости, будучи студентом, изречение древних об истории, которая наставница, я сказал, что она если что-то и наставляет, то только рога. Что ж, дури нам хватает не только в молодости.

Да, история, наверно, все-таки учит, все-таки наставляет (и не только рога). Другое дело, хочет ли кто-то и дано ли кому-то учить ее уроки и, тем более, хочет ли кто-то и может ли кто-то следовать ее урокам? А если даже и хочет и может, то не разбиваются ли все его устремления и труды о буйное невежество тех, кто ничего, кроме собственного «я», как в повседневной жизни, так и в политике, знать не хочет?

Близится одна из знаменательных дат в истории взаимоотношений между Россией и Грузией (а как хотелось бы сказать: между русским и грузинским народами! – но эти отношения суть совсем иная история). Близится 240-я годовщина подписания 24 июля старого стиля 1783 года Георгиевского трактата, документа, по которому государь восточной части Грузии, а именно Картли-Кахетинского царства Ираклий Второй сознательно и выстрадано передал свое детище под покровительство России.

(а вслед, через год, в 2024 году, исполнится 300 лет исхода царя Картли   Вахтанга Шестого в Россию. В том же году исполнится 210 лет вхождения в состав России Западной Грузии. А годом ранее, в ушедшем 2021 году, было 220 лет включения Грузии, того же Картли-Кахетинского царства, в состав России. Но об этом в свое время. И вообще весь 18-й век – это век переплетения истории России с Кавказом. Как писать историю России, если для Грузии она такая, а для дагестанских народов (леков, по-грузински) она другая?.. Вопрос! 

40 лет назад в Советском Союзе событие подписания Георгиевского трактата отпраздновали широко. Но дату в 240 лет, думается, если кто-то и будет вспоминать, то уже исключительно  в своих собственных целях. Кто-то будет о ней вспоминать, как о дате, положившей начало сбережения грузинского народа от исчезновения. А кто-то будет о ней вспоминать, как о дате, положившей, в его глазах, начало невиданной доселе катастрофе грузинского народа. 
Вот тут-то  и уместным будет сказать еще раз, что взаимоотношения между народами и взаимоотношения между государствами – это суть две совсем иные истории.

Вопросу Георгиевского трактата и его последствий посвящено много трудов. Посчитаем нелишним и наш труд, завершив наше вступительное замечание возвратом к тому, что для некоторых история – никакая не наставница, а если и наставница, то только наставница рогов. И обратимся к двум и явно ныне совсем забытым публикациям в первом номере журнала «Новый мир» за 1989 год, казалось бы, абсолютно ничего общего к теме Георгиевского трактата не имеющим, но все же уместным в нашем контексте – и потому уместным, что  они прямо свидетельствуют о пользе оглядываться в прошлое, в историю, хотя, кажется, в прошлое не оглядываются, а несут его в себе и в него вслушиваются, как вслушиваются в работу своего сердца, своей печени и так далее, просим прощения за сравнение.

Оговорившись, что таких публикаций в том же 1989 году и в последующие годы была тьма тьмущая, приведем именно эти, может быть, на их несчастье, первые попавшиеся нам на глаза. Вот выбранные нами слова из первой публикации под названием «К вопросу о бессмертии», принадлежащей главному редактору "Нового мира» в те годы С. П. Залыгину с пояснением самого автора о том, что он вместе с М. С. Горбачевым (руководителем государства СССР, если кто-то не помнит) был на переговорах с руководителями государства США. «Мы присутствовали только на встречах непротокольных (…) и участвовали в них люди серьезные: крупные политические деятели, настоящие и бывшие вице-президенты, бывшие госсекретари, ученые (…) – пишет С. П. Залыгин. – Мы представляли для них прямо-таки сногсшибательное открытие (…). Один народ открывался здесь другому (…). Я не дипломат, но сдается мне, что я был свидетелем возникновения новой дипломатии (…). И еще в тот раз я подумал там, что всякий союз договаривающимися сторонами – это культура, иногда высочайшая, а всякое и тем более резкое размежевание между людьми – это антикультура (…)» 

Вот так очаровывается русский человек! «Открывался» или не открывался «один народ другому» там, в те годы, но одновременно, рядом, в соседнем кабинете, очаровывали М. С. Горбачева!.. Разные истории. А суть одна – уничтожить очаровываемое государство СССР и, более того, стержневую его часть, уничтожить Россию.

Или мы опять уткнулись в проблему, что история народа – это не история государства? Да, наверно, и с той стороны кто-то так же, как Сергей Павлович, был захвачен чувством одинаковости, чувством единения, чувством братства. Ну, так что  с того. Что с того, с этого братства, если рядом, в соседнем кабинете,  творилась совсем другая история!

И что это, как не очарование врагом?

А вот слова второй публикации под названием «До былой слепоты не унизимся» – отзыва на книгу К. Симонова «Глазами человека моего поколения (Размышления о И. В. Сталине)».  И автор этой публикации Юрий Карабчиевский. И слова ее исповедуются в нашем добром государстве и по сию пору. Он говорит: «Поколение, воспитанное на т о м искусстве, на т о й культуре, прожившее свои лучшие годы в т о й, придуманной, иллюзорной стране, – автор выделяет слово «той», –  это, если быть до конца честным, потерянное для будущего поколение, его не может спасти никакой пересмотр…» (Нет, это он говорит не о поколении 30-40-х годов в Германии. Это он говорит о нас с вами, которые жили в «придуманной, иллюзорной стране». И мы с вами читали это. И мы  с вами согласно кивали гривами: да, для нас нет будущего, оно есть только для тех, кого «может спасти пересмотр». И он, конечно, может спасти самого Юрия Карабчиевского и кого-то из его окружения, которые, оказывается, не жили в той «иллюзорной» стране, а жили в стране другой… И это пускает в свой журнал  очарованный главный редактор, по сути, «придуманный и иллюзорный», как и его страна, пропускает в свой журнал, ничуть не видя ни себе оскорбления, ни народу.  Та «иллюзорная» страна через год почти поголовно проголосовала за сохранения себя.  А не «иллюзорная» страна Ю. Карабчиевского уложилась, выходит, только в то, что осталось от того «почти поголовного» голосования. Но та, «иллюзорная» страна стараниями юриев карабчиевских тотчас и исчезла, превратясь для всего народа подлинно в иллюзорную, а для юриев карабчиевских, как говорится, став  своей в доску.
Это мы к чему… Это мы к тому, что очень получилось странно. Тому поколению никак не было уготовано будущее, а оно живет до сих пор, живет и мало-помалу, кряхтя и поругиваясь, освобождается от кликушеских «прозрений» указанных юриев. Вот вам, юрии, и Юрьев день! 

И вот что это есть, тогдашние плюрализм, тогдашняя свобода слова?  Да ничто иное, как  только свобода оскорблять, свобода потакать только своему собственному и единственному «я» и намеренно или от дури плевать в прошлое!

Вообще, не пора ли начать разговор о такой категории бытия, как дурь человеческая. Ведь она, дурь человеческая, больше добра и зла вместе взятых. Она не та философская или теософская категория, как добро и зло. А может быть, и та же, но только никто не догадается (стесняется) возвести ее в отдельную категорию. А вполне надо бы возвести и даже возвести не в отдельную категорию, а в надкатегорию, так как она вмещает в себя и добро, и зло. И склонение этой надкатегории к тому или к этому, к добру или злу, определяет или благоденствие, или катаклизм. Ведь вполне может быть, что не великий же ум руководил тем юрием, когда он в сладости вседозволия выводил свои оскорбления.

Вот с таким замечанием и начнем разговор.

 А тема разговора, как мы уже уговорились, несмотря на свою древность, животрепещет и никак не уйдет в забвение, не успокоится на архивной полке.

Кратко о тех, кто писал

Писали многие. И явно многие будут писать еще. Тема одна, источники по большей части одни, а выводы противоположные. Одни видят в этом событии  для Грузии начало начал. Другие видят для Грузии начало конца.  В историографии времени Российской империи и в советское время вывод был один – без сомнения, Трактат имел положительное значение и для Грузии, и для России, и для народов Закавказья в целом. А если и были иные мнения, то они были как бы частными и не обнародовались. В наши дни эти «иные» мнения высказываются наравне с первыми – и не обязательно  в Республике Грузия, что по нынешнему  безвременью русско-грузинских отношений вполне естественно.

Кого назвать из тех, кто касался этой темы? Касались и касаются ныне этой темы очень и очень многие. Охватывать всех нет смысла. Приведем имена тех, с чьими трудами мы познакомились. Это И. Н. Колесников, О. П. Маркова, А. В. Найденко, В. Г. Мачарадзе, Давид Багратиони, В. А. Потто, Р. А. Фадеев,  М. А. Волхонский, академик Р. Р. Орбели, Н. В. Ильичева и многие другие. Все они, как и  Нодар Асатиани в книге «Путь к освобождению и возрождению (გზა გამოხსნა-აღდგომისაკენ)» (Тбилиси, 1982), Акакий Сургуладзе в книге «Прогрессивные последствия присоединения Грузии к России (რუსეთთან საქართველოს შეერთების პროგრესული შედეგები)» (Тбилиси, 1982), Гурам Метревели в книге «На перепутье (გზაჯვარედინზე)» (Тбилиси, 1983), Элгуджа Маградзе в книге о поэте Григоле Орбелиани (М., 1980), показывают картину беспросветного угнетения народа персидскими и турецкими захватчиками, говорят о прогрессивных последствиях присоединения Грузии к России. Но есть другие авторы, такие, как Борис Андроникашвили («Неравный брак. К истории присоединения Грузии. 1800-1801». Золотое руно, М., 1990), Отар Джанелидзе («Завоевание или добровольное присоединение?»), П. Романов («Бесплодная лоза Георгиевского трактата») и многие другие, которые тем или иным образом пытаются утверждать, что с упразднением грузинской государственности, грузинский народ был обречен на деградацию, или заострять свой полемический пыл только на упразднении грузинской государственности как величайшем примере вероломства российской дипломатии. Так, некто Олег Панфилов говорит прямо: «Если дотошно разбирать историю с подписанием Георгиевского трактата, то она практически повторяет Минские соглашения по Восточной Украине. Впрочем, почти все договоры Российской империи, СССР и РФ – это одно сплошное надувательство партнеров и соперников…» Интересно узнать, что он говорит ныне, когда стали известны подробности отношения к Минским соглашениям лидеров Запада, гарантов этих соглашений, и самой украинской стороны уже во время их подписания?  Впрочем, спрашивать бесполезно. Мнения своего обычно автор не меняет. Полезнее спросить о том, кто стоит за подобного рода авторами (вполне, может быть, что ничто  и никто не стоит, кроме упомянутой надкатегории).

Есть и несколько иной, отличный от обозначенных, взгляд на эту проблему, ярким выразителем которого стал, например, А. Епифанцев в статье, с раскрывающим содержание названием «Была ли Грузия союзником России? Политическая модель выживания грузинского государства».
И нельзя не пройти мимо только что (в 2019 году) вышедшей в России монографии английского литературоведа и историка Дональда Рейфилда, труда очень подробного, но, наш взгляд, и к сожалению, порой быстрого и противоречивого в выводах – вопреки изложенным фактам. Труд этот называется «Грузия. Перекресток империй. История длиной в три тысячи лет».

Так или иначе, ко всем этим исследованиям мы прикоснемся.

По времени создания трудов первым выходит труд царевича Давида Багратиони (1767-1819), наследника грузинского престола и участника многих событий того времени, генерал-лейтенанта русской службы, ученого, поэта и переводчика. Его труд называется «История Грузии». Он написан в начале 19-го века, долго время хранился только в рукописи и был  издан в Тбилиси на русском языке в 1971 году. Его «История» содержит много мифического материала, так как начата, по словам автора, «со времен первого во оной населения», но также содержит и некоторый фактический материал из его жизни, неразрывно связанной с жизнью его деда царя Ираклия Второго.

Следом упомянем труд Ростислава Андреевича Фадеева «60 лет Кавказской войны», изданной в Тифлисе в 1860 году. За ним следует сказать о  Василие Александровиче Потто с его пятитомным трудом «Кавказская война», переизданном в 1990 году в Ставрополе. В предисловии к новому изданию говорится, что автор не ставил себе целью написать исторический труд, а только популярно поведать о перипетиях той многолетней войны с ее героями, мифами, легендами, сражениями, походами, победами и неудачами. Этот труд непосредственного участника Кавказской войны и некогда начальника Оренбургского казачьего юнкерского училища, много сделавшего для воспитания плеяды казачьих офицеров Оренбургского казачьего войска подверг критике уже упомянутый  В. Г. Мачарадзе в своем капитальном труде «Материалы по истории русско-грузинских отношений. Ч. 2. Тбилиси, 1968». И тому есть причины. 
Так, например, Василий Александрович указывает местом подписания Георгиевского трактата город Гори в Срединной Грузии, что является не более, как опиской, правда, никем из издателей не объясненной. И именно не из этой ли явной описки явно вышел интересный исторический факт: в советское время город Гори стал побратимом города Георгиевска!

Как бы то ни было, мы, однако, в течение повествования обратимся к его труду не как к источнику, а как к мнению по тому или иному вопросу этого автора.
Много этой темы касались и явно будут касаться люди не только не осведомленные, но и, кажется, к тому не стремящиеся. Многолетний главный редактор журнала «Дружба народов» и замечательный прозаик и переводчик с грузинского А. Л. Эбаноидзе в своем  материале под названием «В дали и близ… правды» приводит факт, как некий журналист Г. Жаворонков с восторгом первооткрывателя сообщает читателю следующее: «Уже в девяностые годы печать Грузии громогласно объявила, что Россия коварно обманула Сакартвело (древнее название Грузии), что Георгиевский трактат о добровольном присоединении Грузии к России был подписан всего на десять лет». Кто кого невежественнее, не понятно. Товарищ Жаворонков решил показать знание грузинской истории и назвал Грузию ее подлинным самоназванием – Сакартвело, но попал впросак с утверждением, что это «древнее название Грузии». Древнее название Грузии было совсем другим.  А уж о той «печати Грузии», которая громогласно объявила об «обмане», и говорить не приходится, если только эта «печать Грузии» не стала выдумкой самого товарища Жаворонкова, так как Георгиевский трактат ни единой буквицей не упомянул «добровольного присоединения Грузии к России» и тем более только на 10 лет. Текст Георгиевского трактата, по счастью, составлялся людьми достойными, которым подобная гениальная мысль прийти в голову никак не могла, о чем свидетельствует сам трактат.

Яркую и фантастическую картину истории Георгиевского трактата нарисовал известный автор многих  книг по различным аспектам истории Александр Широкорад.

Его книга «Грузия. Закавказский тупик?», выпущенная издательством «Вече» в 2010 году, просто изобилует несуразностями. Начнем с того, что он пишет: «…отряд под командованием генерал-майора графа Тотлебена 12 августа 1769 г. двинулся из Моздока через Главный Кавказский хребет долинами рек Терек и Арагви по направлению нынешней Военно-Грузинской дороги…» (Указ соч., стр. 23). Если по отношению к реке Терек отряд еще мог двинуться его долиной, но только от Владикавказа до Главного Кавказского хребта, а не от Моздока,  то по отношению к долине реки Арагви он этого сделать никак не мог, потому что она, «долина реки Арагви», выходит к Военно-Грузинской дороге гораздо южнее Главного Кавказского хребта. И та дорога от Владикавказа по Дарьяльскому ущелью, потом по ущелью реки Бидара, а потом «долиной реки Арагви» и до Мцхета и Тбилиси и есть Военно-Грузинская дорога. И она таковой во времена генерала Тотлебена так не называлась. Но такая география автора – это, как говорится, только цветочки. Далее, опуская сплошные ошибки по поводу действий генерала Тотлебена, ошибки в именах исторических лиц (подполковник русской службы Тамара, а не Томара,  князь Гарсеван, а не Герсеван, архимандрит Гайоз, а не Гайос, династия Каджаров, а не Кавжаров,  Поле Крцанисское, а не Круанисское) и прочие домыслы, на странице 25 читаем: «Первой заботой Григория Потемкина после присоединения Грузии…». Присоединение Грузии к России произошло в 1801 году, когда «Григорий Потемкин», простите, уже заботиться ни о чем не мог, так как умер в октябре 1791 года. А в 1783-м году, на который указывает уважаемый автор, был подписан договор только о покровительстве. И что это за утверждение, что: «Силы русских на Кавказе  в тот момент (в 1794-м году –  А. Т.) были невелики и разобщены: полковник Сырохнев с двумя батальонами пехоты, тридцатью казаками и шестью пушками находился в Грузии, а генерал-майор Савельев с пятью батальонами пехоты тысячью казаков и шестью пушками – в Дагестане»? Во-первых, русский воинский контингент покинул Грузию в 1787 году, и к 1794 году никого из русских, кроме разве что дезертиров, в Грузии не было. Во-вторых, силы русских на Кавказе в конце 18-го века составляли  Линию от Моздока до Азова на запад и от Моздока до Кизляра на восток, защищенную  крепостями, фортами, редутами и пикетами. А в Каспийском море (но не в Дагестане) действовала русская эскадра, базировавшаяся на Астрахань и Энзели. А тема войны в Дагестане – это тема чуть более позднего времени.  Ошибочно также утверждение, что Ага-Магомет-хан в 1794 году «разорил Грузию». В 1794 году он был занят внутренними делами и только готовил поход на Грузию.
И верхом ляпов может служить утверждение, что Ага-Магомет-хан 11 сентября 1795 года разбил не картли-кахетинского царя Ираклия, а «картлийского царя Соломона», которого никогда не было! 

После такого «исторического» экскурса перейдем к подлинно историческим исследованиям – к Части второй «Материалов по истории русско-грузинских отношений» В. Г. Мачарадзе, изданных в Тбилиси в 1968 году, в которых автор дал  солидный историографический очерк, то есть очерк того, кто и как писал по нашей теме.

Здесь интересно привести в качестве  примера дореволюционной историографии, мысль которой явно подхватили нынешние грузинские историки, судя по трудам хотя бы О. Джанелидзе. И, опуская более ранние труды историков 19-го века, о которых В. Г. Мачарадзе говорит как о трудах, изобилуемых грубыми ошибками и искажениями, остановимся, вслед за  В. Г. Мачарадзе на труде З. Авалова «Присоединение Грузии к России. Изд. 2-е. СПб, 1906. В. Г. Мачарадзе пишет: «Если верить З. Авалову, то катастрофа Вахтанга VI ничему не научила грузинских деятелей, они оставались наивными и итоги оказались плачевными. Являясь по отношению к персиянам и туркам нередко ловкими вероломными политиками восточной школы, в свое отношение к России они (грузины — В. М.), повторяем, вносили всю наивность... и непосредственность средних веков, из пеленок которых никогда не вышли (стр. 78-79). Они (Соломон I и Ираклий II — В. М.) рискнули, как рискнул в свое время Вахтанг — и опять проиграли ставку» (там же, стр. 102). Тенденциозный подход к данному вопросу привел З. Авалова к ошибочному выводу о значении Кючук-Кайнарджийского трактата для Западной Грузии. Он писал: «Трактат ни йоты не прибавляет к тому, чего Соломон уже достиг; хуже того, Россия признает status quo ante, именно тот порядок вещей, с которым Соломон желал порвать» (там же, стр. 110). В действительности же война имела для Западной Грузии положительное значение, которое отразилось и в трактате». И далее автор останавливается на вопросе, почему государственные деятели Грузии «рисковали», т. е. проявляли «излишнюю» смелость и пишет: «Они на примере Южной Грузии видели, что турками «самому зверскому, бесчеловечному гонению была подвергнута святая святых грузинского народа — его язык, его законы и традиции, культура и вера отцов. Огнем и мечом насаждались турецкий язык и ислам» . Именно поэтому для спасения грузинского народа, его языка и культуры они считали необходимым активно обороняться от врагов. В этом надо искать основную причину «излишней» смелости государственных деятелей Грузии XVIII в. Вслед за З. Аваловым о наивности государственных деятелей Грузии XVIII века писали и другие авторы, включая и современных.

О других авторах и их воззрениях на те или иные события Грузии того времени мы будем сообщать в ходе рассмотрения этих событий.


Кратко об истории русско-грузинских отношений

Первые факты связей между Грузией и Россией, засвидетельствованными историческими документами, относятся к 11-12 векам. Всем известен и такой исторический факт, как выбор в мужья царице Грузии Тамар сына Андрея Боголюбского Юрия. По каким-то причинам, объясняемым по-разному, брак оказался недолговременным. Так, старинный трактат «История и восхваление венценосцев», открытый после многовекового забвения в 1638-1646 годах, изданный впервые на русском языке в 1954 году, сообщает о Юрии Андреевиче на странице 40 следующее: «…он остался малолетним после отца и, преследуемый дядею своим Савалатом (Всеволодом) удалился в чужую страну, теперь находился в городе кипчакского царя Севенджа… За ним послали и по его приезде патриарх, вельможи, везири и рыцари доложили об этом Тамаре и, не получив ее согласия, стали готовиться к свадьбе…» Да, одна из причин могла быть именно «не получив ее согласия». Царица Тамар, сколько можно судить по многим источникам, не очень-то стремилась замуж. Она и без того была «мужем государственным», каких еще поискать (просим прощения за неуместность игры слов). Но данный трактат приводит еще одну причину изгнания Юрия Андреевича. На странице 43 читаем: «Во время такой мирной и возвышенной, полной побед жизни проявилось некое странное и несуразное дело, не имеющее себе подобного и невероятное для человеческого разума. Сатана, войдя в сердце русского князя, именуемого скифом, возбуждал его досаждать словами Тамаре,  этому солнцу государей и блистательной молнии. Кроткая… Тамара целых два года, а то и  более терпела ниспосланное ей испытание. Когда это узнали везири и бояре, они согласились в том, что это дело того самого древнего врага, который подвигнул брата на убийство брата… и изгнал первого человека из рая… Подобно древнему хакану скифскому, враг этот и тут предпринял осаду; если хакан обложил царицу городов, здесь дьявол подступил к царице цариц и царю царей, чтобы в конец разрушить ее. Не питая доверия к сделавшемуся органом дьявольского служения князю, доселе милостивая и не гневавшаяся Тамара, проливая слезы, отправила его в изгнание (…)» Здесь надо обратить внимание на слова «скиф, скифский»: русского князя при дворе Тамар именовали скифом; и древний хакан скифский обложил царицу городов. «Царица городов» – это Константинополь, столица Византийской империи, которую варвары осаждали в 626 году, грубо говоря, за 600 лет до описываемых событий. Скифов по той поре уже не было. Но скифами называли славян, а потом и непосредственно русских. Можно предположить, что дело было совсем не в царице цариц Тамар, а  дело было в ком-то очень влиятельном среди «бояр и вельмож» ее двора, которому Юрий Андреевич, так сказать, не пришелся ко двору. А дальше недалек был и вывод, что «скиф» Юрий Андреевич – никто иной, как только оружие Сатаны. Возможно, было так.

А потом нашествие татаро-монголов едва не на 300 лет прервало официальные отношения между Россией и Грузией. Только в 1491 году царь Кахетии Александр послал посольство к Ивану Третьему с целью установления дружественных связей. 

К этому времени Грузинское государство, претерпевшее только за период с 1386 года по 1403 год 8 вторжений полчищ Тамерлана, оказалось полностью окруженным врагами – Персией, Турцией, зависящими от них закавказскими ханствами. Под их ударами Грузия распалась на 4 отдельных государства: Кахети, Картли, Имерети и Самцхе-Саатабаго (Ахалцихский пашалык), к которым позже прибавились выделившиеся из Имеретинского царства княжества Гурия, Мегрелия (иное название – Мингрелия), Абхазия. Утраченными оказались южные  и юго-западные грузинские земли Месхети, Джавахети,  Тао-Кларджети, Аджаро-Чорохский край восточные земли Саингило и Чари.

Естественным в таких условиях было  желание грузинских царей найти во все более усиливающейся России  дипломатического и, особенно, военного союзника. 

На странице 142 и 143 своего труда «История Грузии» Давид Багратиони в начале 19-го века об этом писал так: «В Кахети царствовал тогда Александр Третий. В его время открылась первая связь Иверии с Россиею. Когда турки овладели Карталиниею, тогда персияне старались покорить Кахетию. Царь кахетинский Александр Третий просил государя российского  Федора Ивановича о покровительстве. Прежде была прислана грамота, в которой изъяснялась благодетельная готовность российского Двора к защищению Кахетии и которая хранилась в нашем доме до нашествия Ага-Магомед-хана. Потом прибыли российские войска…

В то время царь кахетинский Александр Третий, не предвидя опасностей для своих владений со стороны персиян… которых он прежде страшился (стал думать, что сам управится – А.Т.). По такому положению кахетинского царства российские войска возвратились в свое Отечество, причем в прохождении через горы различные горские народы их притесняли».

По более точным данным, описываемые события произошли в царствование Ивана Четвертого Грозного, приславшего в Кахетию небольшой воинский контингент, вскоре, однако, из-за тягот Ливонской войны и угрозы войны с Турцией, отозванный. Но уже в 1587 году между Кахетией (царь Александр Леванович) и Россией (царь Федор) был заключен союз для борьбы с нашествиями дагестанских феодалов. Считается, что Кахетия таким образом официально вступила под покровительство России.

Следом завязала отношения с Россией и Картли. Небольшой отряд терских казаков был принят на службу картлийскому царю Симону Первому, а в 1604 году царь Борис Годунов предложил свое покровительство Картли, не состоявшееся со смертью Бориса и последующей Смуты.

С восхождение на престол Михаила Федоровича Романова и далее, при царе Алексее Михайловиче, то есть в 30-60 годах 17-го столетия грузино-русские связи приобрели систематический характер. За это время русские посольские миссии Ф. Ф. Волконского, Ф. В. Елчина, Е. Ф. Мышецкого, Н. М. Толочанова, В. С. Жидовинова одна за другой посетили Кахети, Картли, Имерети, Мегрелию. 

 В это время картлийский царь Теймураз Первый  и царь Имерети Александр Третий, а также вольные горские грузинские общества тушин, пшавов и хевсур присягнули на верность России. Нам неизвестно, сохранились ли эти документы, или их постигла судьба той самой грамоты, о которой говорит царевич Давид. Не лишне здесь отметить, что ни один из государственных архивов Грузии до времени ее присоединения к России не сохранился. Все погибли при нашествиях и смутах (С. С. Какабадзе. Грузинские документы института народов Азии. М., «Наука», 1967. С. 8).  Избегая преследований персидских и турецких «покровителей» многие из грузин, как, например, имеретинский царь Арчил,  картлийский царь Вахтанг Шестой,  находили свой приют в России, создав грузинские колонии в Астрахани и Москве, а потом и на Северном Кавказе, во вновь возникающих там с продвижением России на Кавказ городах и крепостях. Так, например  великий русский полководец Петр Иванович Багратион, происходивший из картлийской ветви Багратионов,  родился в Кизляре, где служил его отец, полковник русской армии Иван Александрович Багратион.

В 1733 году после изгнания турок арагвский Бардзим  и ксанкий Шенше Эристави соотнеслись с Вахтангом Шестым, призывая его в Грузию. Но Вахтангу не суждено было вернуться на родину. В 1738 году он скончался и похоронен в Астрахани.

Инициатором возобновления переговоров с Россией о ее покровительстве над Имеретией, Картли и Кахетией выступили имеретинский царь Соломон Первый и картли-кахетинский царь Ираклий Второй. Эти переговоры увенчались заключением в 1783 году Георгиевского трактата, о котором речь пойдет в отдельной главе.

Но до этого, еще в 20-х годах 18-го века, особенно уповала на русскую помощь Западная Грузия. Этому послужил выход России к Азовскому морю и захвату города Азова. Посчитав, что от Азова до грузинских берегов оказывалось рукой подать, они быстро вообразили себе светлую картину того, как к берегам Колхиды приходит русский флот и привозит в Имеретию законного царя Имеретии царевича Александра Арчиловича, высвобожденного из шведского плена. Там даже стали ходить слухи о том, как сообщает Д. Рейфилд (стр. 288), что Россия сговорилась по этому поводу с Англией, и вот-вот займут Константинополь. Естественно, что ничего этого не произошло и не могло произойти. Царевич Александр, фельдцейхмейстер и друг Петра Первого, тяжело больным после шведского плена умер в 1710 году, отец его Арчил – двумя годами позже. России понадобилось еще сто лет развития, чтобы слухи сделались былью.

Еще несколько подробностей русско-грузинских связей.

Упоминаемый царь Кахетии Теймураз Первый, по разорении его страны персами и дагестанцами вынужден был жить в ветхой хижине в горах, где и принимал в 1643 году русских послов князя Ефима Мышецкого и дьяка Ивана Ключарева. У него не было даже 30 повозок, чтобы перевезти русских послов с имуществом и подарками от Ширвана, куда послы прибыли, высадившись сначала на побережье Каспийского моря, до его местопребывания. Со времен нашествий на Кахетию шаха Аббаса Первого (1614-1616 гг.) вся страна представляла собой дикое поле с развалинами некогда цветущих городов.
А первым подданным Российской империи, ступившим на грузинскую землю в 60-х годах 18-го века стал немец на русской службе генерал-майор граф Курт Тотлебен. Не было бы причины упоминать его национальность, если бы не иные причудливые подробности его биографии. Он отличился во время Семилетней войны России с Пруссией, то есть с соотечественниками, сумев принудить коменданта Берлина сдать город, на который, как сообщает Д. Н. Бантыш-Каменский в своем труде «Энциклопедия знаменитых россиян», наложил контрибуцию в 1,5 млн ефимков, разорил арсенал и казначейство, но в виду приближения войск прусского короля Фридриха Второго оставил город. Императрица Елизавета наградила его орденом Александра Невского. Однако в 1763 году он был уличен в измене России в пользу Пруссии, приговорен к смертной казни, помилован Екатериной Второй и выслан из страны, куда, однако, сумел вернуться и «примерной неустрашимостью и самоотвержением при усмирении горцев удостоился всемилостивейшего прощения». И вот такой на удивление «достойный» подданный России был уполномочен возглавить русский отряд, впервые едва не за 200 лет посланный в помощь Грузии, – и не только возглавлять отряд, а еще и представлять Россию! И о нем еще будет сказано в следующей главе.

Жизнь Грузии. Век 17-й. 

Если сказать одним словом о том, что представляла собой Грузия в период 17 и 18 веков, то наиболее точным будет слово «хаос».

С 30-х годов 17 века и до 40-х  годов 18 века в Картли-Кахетии,  в двух государствах Восточной Грузии, разгромленных и сломленных ужасающими нашествиями персидских шахов, управляли грузинские цари-мусульмане или же персидские ханы. А в Западной Грузии, полностью находящейся под гнетом Турции, шла бесконечная и кровавая вражда владетельных князей между собой, и вражда всех владетельных князей враз или поодиночке с царем Имеретии.

Об ужасе нашествий и ужасе положения народа говорит хотя бы такой факт: шах Аббас Первый в одном из таких погромов уничтожил только в Кахетии, как указывают источники той поры, 100 тысяч человек и 200 тысяч навечно переселил вглубь Персии. Не меньшим ужасом были нескончаемые шайки, отряды, полчища дагестанских феодалов, наводняющих всю восточную часть  страны и даже перехлестывающих в западную ее часть, грабящих, убивающих, уводящих в рабство.  Не меньшим ужасом была для Западной Грузии работорговля, кажется, даже единственный источник дохода князей. 

Некогда цветущая страна с многочисленным населением, с цветущими городами, плодородными пашнями, садами и виноградниками уже не могла оправиться от подобных и постоянных разорений. Она самоотверженно сражалась за веру, за обычаи, за язык и культуру. Она продолжала бороться и отражать слившиеся в одну сплошную череду нашествий и набегов хищных соседей. Но она постепенно угасала.

Уж какой хаос творился в царствах Кахетии и Картли, но то состояние, в котором находилась во второй половине 17-го века Западная Грузия, то есть Имеретинское царство и отдельные княжества Мегрелия, Рача, Гурия,  можно назвать только хаосом вдвойне. Проследить или хотя бы перечислить все перипетии жизни этого угла Грузии, как это попытался сделать Д. Рейфилд, в нашей статье невозможно. Можно только сказать, что с 1660-го года за последующие 66 лет страна претерпит 29 государственных переворотов, то есть в Имертинском царстве царь сменится 29 раз. В отличие от взгляда Персии на Восточную Грузию, где в те же годы, по персидским понятиям, существовал хоть какой-то порядок в управлении, несмотря на постоянную ожесточенную борьбу многочисленных претендентов на тот или иной трон, Турция смотрела на подвластную Западную Грузию как на «грязное захолустье, которое годилось только как источник рабов и преграда против Персии. В ней, по сравнению с Восточной, уже не было больших городов, торговых или даже духовных центров. Западными правителями овладели вожделение, мстительность, идиотизм и отчаяние. История ее от смерти Александра до коронации Соломона Первого сводится к водовороту междоусобиц, свержений, восстановлений, похищений, прелюбодеяния, увечий, убийств и измен (…) Феодалы, католикос, царский двор – все занимались оптовой продажей рабов (…). По словам путешествующего в то время по Грузии французского монаха Ж. Шардена, проданные в Турцию рабы принимали свою участь как некое избавление от участи быть рабом у своего феодала. А в описываемое им в верхах общества распутство, многоженство даже епископов и похищение князьями жен друг у друга, просто не верится. Даже Московский Посольский приказ махнул рукой на имеретинский беспредел и оставлял все мольбы того или иного царя или царицы, свергнувшего своего мужа, без внимания…») (Д. Рейфилд. Стр. 271-273).

Теймураз Первый (1589-1663)

Геронтий Кикодзе в монографии, посвященной жизни Ираклия Второго (Г. Кикодзе. Ираклий Второй. Тбилиси, 1948), об этом незаурядном государственном и литературном деятеле Грузии первой половины 17-го века пишет так: «Любовь к пиршествам, охоте и романтической поэзии не помешала наиболее 
выдающемуся представителю династии Багратидов – Теймуразу Первому на протяжении всей своей долголетней жизни проявить удивительную энергию на военном и государственном поприще. На картине католического миссионера итальянца Кастелли он предстает как мужественный юноша, закованный в латы. Но сохранился и другой портрет – пожилого Теймураза с его второй женой Хорешан. Эти два портрета как бы показывают те метания, которые поневоле приходилось проявлять Кахетинскому царству и его владетелям между мусульманским востоком и христианским северо-западом».

Теймураз в молодости несколько лет провел в Персии при дворе шаха, что было обычным в те времена явлением. Там он привык с уважением относиться к персидскому языку и ее духовной культуре.  Но по возвращении на родину и после занятия кахетинского престола он, как политик, пришел к выводу, что его народ сможет сохранить себя и свою культурную независимость только в том случае, когда не отступится от христианской веры.

Кахетинские цари еще с 16 века стали завязывать дипломатические отношения с Москвой. Теймураз пошел по этому же пути. Он несколько раз за свое трижды прерывающее царствование посылал послов в Россию или принимал их у себя в надежде, что Россия поможет ему. Однако, Россия вела войну с Польшей и Швецией, и сил у нее, как и средств, еще и на войну с Персией не было.

А персидские правители понимали, какую опасность может представлять им Москва, оказавшаяся в Закавказье. И они старались выкорчевать и уничтожить всю Картли-Кахетию.

Особенно преуспел в этом шах Аббас Первый.

После двукратного его нашествия в 1614 и 1616 годах, о которых уже упоминалось, Кахетия лежала в руинах. И о последствиях очередного такого нашествия писал великий грузинский поэт Важа в одном из своих ранних стихотворений под названием «Ворон ворона позвал»:

Впрочем, оно могло быть посвящено любому из периодов истории этой многострадальной страны.

А принимать одно из русских посольств Теймуразу пришлось в плетеной мазанке с соломенной крышей в Шуамтинском лесу. И, чтобы доставить посольство с их имуществом от границы Ширванского ханства в Шуамтинский лес, Теймураз едва сумел найти необходимые тридцать повозок.  Было это в 1642 году.
Русским послами были князь Ефим Мышецкий и дьяк Иван Ключарев.  Надо сказать, что сын посла – виленский воевода Даниил Ефимович Мышецкий геройски погиб в декабре 1661 года в польском плену после семнадцатимесячной осады Вильно, увенчавшейся для поляков успехом только благодаря измене. 

Хлынувшие с Дагестанских гор лезгины заселили почти всю юго-восточную часть Алазанской долины – Эрети, Чари и Белаканы. Вдобавок персидские шахи стали заселять Кахетию туркменскими кочующими племенами. Только восстание грузин-горцев под предводительством князя Бидзины Чолокашвили, сподвижника Теймураза Первого, смогло остановить процесс заселения. Однако это не помогло Теймуразу.

Изгнанный шахом из Кахетии Теймураз нашел приют у своего зятя в Имеретии, глубоко переживая не только трагедию родины, но и скорбя по гибели трех своих сыновей и дочери, отказавшейся принять ислам и замученной в Персии. А внука Ираклия он вынужден был отправить в знак своей преданности к московскому царю Михаилу Федоровичу.

Теймураз скончался в 1663 году в Астрабадской тюрьме, куда был заключен после отказа, как и его дочь, принять ислам.

Его внук Ираклий, пребывавший в России и вернувшийся после смерти деда, постарался при помощи горцев добиться кахетинского трона.  Но после двухлетней борьбы не добившись успеха, он поехал в Персию добиваться своих наследственных прав на Картли и добился через несколько лет вместе с принятием ислама. На картлийский престол он взошел под именем Назар-Али-хана или Ираклий Первого. 

Прекрасной наружности, он обладал слабым характером, которому, как пишут историки, споспешествовало долгое пребывание за границей, отсутствие знания своего родного языка, обычаев. Но он принимал активное участие в неугасающей борьбе горцев-грузин против персидского засилья в Кахетии, пока шах не догадался вызвать его к себе с предложением отдать ему Кахети. Ираклий, однако, отказался. Он попытался править единолично, как это было принято в Персии. Но, постоянно занятый пирами и охотой, правление он передоверил одному из своих царедворцев, мусульманину. Для укрепления своей власти он ввел персидские гарнизоны помимо тбилисской крепости Нарикала еще и  в наиболее важных для обороноспособности крепостях Гори и Сурами.

Жизнь Грузии.  Век 18-й. До Трактата

Персидская культура оказала особенно сильное влияние на грузинскую культуру именно в этот век. Изменения произошли даже в нравах и мировоззрении простого народа. Не осталось за прошедшие сто лет никаких правовых норм. Нравственная деградация коснулась даже духовенства. Ближайший сподвижник царя-преобразователя Вахтанга Шестого, о котором следует сказать особо, его дядя по матери духовное лицо, писатель и общественный деятель Сулхан-Саба-Орбелиани, автор великого произведения «О мудрости вымысла (სიბრძნე სიცრუისა)» в целях привлечения к бедам Родины внимания римского папы и европейских монархов принял католичество. Глава картлийской церкви католикос Доментий поддержал его и был сам не прочь, так сказать, перестричься в католики. Впрочем, есть сведения, что чуть ранее он намекал шаху Хусейну о своем желании стать мусульманином и жениться, если тот поможет ему занять картлийский престол, в связи с чем был даже родственниками помещен в сумасшедший дом (Д. Рейфилд, стр. 283). Напрасным оказался переход в католичество и Сулхан-Саба. Европе было не до Грузии. Папа римский Климент Одиннадцатый, был занят поддержкой короля-солнце Людовика Четырадцатого в борьбе с гугенотами, благословляя его расправляться с еретиками с особой жестокостью, сжигая их селения и убивая всех жителей. И еще одно очень важное дело занимало его – «спор о китайских обычаях». Он так проникся этими «спорами», что издал специальную буллу «Ex illa die» (Об их богах), что-то у них там запрещающую (см. Википедию). Ясно, что при такой «занятости» Сулхан-Саба не смог достучаться до кроткого сердца пастыря.

 Не менее губительно новые порядки повлияли на быт высшего общества, на литературный язык, искусство и государственное управление. Когда встал вопрос коронации Теймураза Второго на Картли, уже никто не помнил, как должна происходить коронация по старинному обычаю. 

Вахтанг Шестой (1675-1738)

Но прежде надо сказать о царе Картли Вахтанге Шестом.

За короткий период своего царствования, разорванного различными отвлечениями на дела и прихоти персидские, царь Вахтанг Шестой (годы правления 1703-1724 в перерывами 1711-1712, 1714-1719) сумел сделать очень многое для упорядочения государственных дел, для поднятия экономики и культуры. Чтобы освободиться от Персии, он вступил в союз с Петром Первым. 

Принятие данного решения Вахтангом, очевидно, способствовало и то, что положение Персии  серьезно ухудшилось. Потерпев 8 марта 1724 года поражение от афганцев в битве  при Гульнабаде (в том числе погиб и командующий шахской гвардией брат Вахтанга), переживая осаду Исфахана, шах обратился к Вахтангу за помощью. Однако в то же время к нему прибыли послы Петра. В итоге Вахтанг не только отказал шаху в помощи, но и в августе-сентябре двинул грузинскую армию на соединение с русской армией. Большинство членов дарбази выступили против союза с Россией. Но Вахтанг не послушал… Шах объявил его вне закона. Вахтанг был вынужден покинуть Грузию и с небольшим количеством своих единомышленников из среды приближенных летом 1724 года перешел в Россию.

Турция заняла Картли и Кахетию. При этом 12 июня 1724 года Россия подписала с турками трактат о границах, которым фактически признавала занятие турками Грузии: Тбилиси и всей Картли, Эреванского ханства, Шемахи, Тебриза и северо-восточных персидских земель (Казвин) (Гогитидзе Мамука. Георгиевский трактат  1783 года: к проблеме утверждения России в Грузии. С. 81 и далее - из интернета). Тем не менее, в массе населения Грузии по-прежнему сохранялась вера в российскую помощь. В народе бытовала даже легенда о том, что Петр якобы завещал: « Грузия несчастна, защищайте ее ради веры, пошлите ей войско за счет моей казны)» (საქართველოს დაიცავით სარწმუნების გულისათვის. გაუგზავნეთ მას ჯარი ჩემი ხაზინის ხარჯზე)» (Фильм «Георгиевский трактат. Тбилиси, 1983. С. 28).

После ухода Вахтанга Шестого трон Картли занял его брат Иесэ (Али-Кули-хан), принявший мусульманство. В Кахетии правил царь Давид (Имам-Кули-хан),  а потом Константин (Махмуд-Кули-хан), убитый в 1732 году. И с 1724 года по 1732 год в Картли на целых 8 лет воцарилась  так называемая «восьмилетняя туркоба» или «турковщина», или просто турецкий оккупационный режим с его неимоверными жестокостями и налогами,  с отдачей восточной Кахетии лезгинам. Христиане лишались прав на свои земли, купцам было запрещено торговать с кем-либо, кроме как только с турками. И вовсю расцвела работорговля. Лезгинам был дан полный простор действий. Население бежало на Северный Кавказ и в Персию. Картли просто обезлюдела. Интересно привести здесь документ той эпохи. Кахетинский царь Давид Второй (Имам-Кули-хан)   своей грамотой даровал 26 дворов (дымов) крестьян некому Бебуру Вачнадзе за то, что он принял ислам (С. С. Какабадзе. Грузинские документы института народов Азии. М., «Наука», 1967. С. 96).

Положение стало меняться к лучшему с 1733 года, когда вернулся и освободил Кахетию от турок  новый царь Теймураз Второй, вынужденный до того спасаться от расправы Константина (Махмуд-Кули-хана) у горцев-пшавов. А турок из Картли изгнал Гиви Амилахвари. Затем соединенные картли-кахетино-персидские войска изгнали турок из Тбилиси и Еревана. Турция, воевавшая в это время с Россией и Австрией, убралась из Восточной Грузии восвояси. 
Но, избавившись от турок, Восточная Грузия вернулась под власть Персии, персидского шаха Надира, одного из   самых значительных и по жестокости равного шаху Аббасу Первому правителей того времени, который из предосторожности призвал к себе и Теймураза Второго, и молодого его сына Ираклия. Отца он оставил при себе, а сына послал  воевать Индию. Страну обложил дополнительными налогами. По счастью, Надир-шах был убит в 1747 году, убийцы его следом тоже не по своей воле покинули этот мир, и Теймуразу Второму удалось возвести на персидский трон юного Шахроха, сидевшего там до 1760 года, испытывая  благодарность к Теймуразу. И ситуация в эти годы сложилась таким образом, что Теймураз и Ираклий стали практически вершителями судеб персидских. Это подтверждается английскими источниками, в которых говорится, что Ираклий не стал шахом Персии только по приверженности христианству (Д. Рейфилд, стр. 295). Представить, как бы пошла история, займи он персидский престол!

Как-то парадоксально вдруг, опровергая самого себя, пишет об этом времени Д. Рейфилд. Только-то, сообщив на странице 294 своего труда о тяготах грузин под непосильным гнетом Надира, а до того под гнетом турок (когда за налоги приходилось отдавать своих детей в рабство по 2 тумана – по-русски червонца – за ребенка), он на странице 296 начинает говорить об экономическом возрождении в Восточной Грузии «с ослаблением Ирана»: «опустошенные края, где выжил всего один процент населения, начали расцветать. За одно поколение сильно сократившееся население Картли и Кахетии – к 1740 году насчитывалось 42 тысячи очагов, то есть 250 тысяч душ, – удвоилось…. У Картли и Кахетии границы были теперь хорошо защищены, предвиделось объединение, так как имеретинский царь Александр Пятый связался с Картли политически…»

То есть, надо полагать, к 1760 году население двух восточно-грузинских государств достигло полумиллиона человек, что явно не соответствует действительности, не говоря уже о хорошей защищенности границ – так хорошо защищенных, что лезгины, переделывая сложившуюся в те годы поговорку, не давали царю Ираклию спокойно ни позавтракать, ни пообедать, ни поужинать, ибо, по поговорке, «ему приходилось прерывать завтрак, чтобы прогнать лезгин из Марткоби или Авчала, которые к обеду появлялись уже в Дигоми, а к ужину – в Табахмела».

А Г. Кикодзе (стр. 72-73) показывает, что в период 50-60 годов 18 века, крепостное ярмо стало столь невыносимым, что крестьнами овладело стремление бежать из своей страны, как от пожара. Крестьяне бежали на Северный Кавказ, к русским крепостям Кизляр или Моздок под покровительство русского войска. И Г. Кикодзе вопреки утверждению Д. Рейфилда, говорит, касаясь не только 50-60-х годов, но и 70-х годов, говорит: «Несмотря на плодовитость грузинского народа, население в низменностях Картли-Кахетии из-за непрерывных войн и похищений не росло, а наоборот, уменьшалось». Медик Рейнегс, находящийся на русской службе и посланный сюда князем Г.А. Потемкиным, отмечал, что «татары и дагестанцы настолько разгромили эту благословенную страну, что превратили ее в страшную пустыню… Квемо-Картли, то есть Сомхития, в течение 30 лет была совершенно необитаемой, и вновь заселилась лишь благодаря царю Ираклию» (стр. 80-81). Но надо заметить, что царь Ираклий заселял страну путем поселения в пустых ее районах туркменских и прочих кочевников, а в города – армян, и не раз отмечалось, что грузинское население при этом неуклонно сокращалось.

Еще больший хаос представляла собой политическая и экономическая жизнь Западной Грузии, или, как выразился упоминаемый Д. Рейфилд, «никто и ничто не мешало Западной Грузии расшатываться от предательств и вооруженных конфликтов» (Д. Рейфилд, стр. 290). А если чуть-чуть приоткрыть завесу над сказанным, то получается так: «При поддержке Бакара и католикоса Доменти, сына и брата Вахтанга, Георгий Абашидзе и Мамия Третий Гуриели сговорились, что опять возьмут власть. Георгий Седьмой думал только о личной мести; он возненавидел жену Роадам (дочь Георгия Десятого карталинского) и, влюбившись в Тамар, дочь Абашидзе, выколол ее мужу Нижарадзе глаза. Зимой 1713-1714 годов имеретинский трон оказался в руках Мамия Гуриели, и гурийцы начали петь: «Имеретинцы вернули нам наше серебро». Мамия, однако, умер в январе 1714 года, и Георгий Седьмой опять стал царем: по его приказу слепого Нижарадзе сбросили с утеса. Для картлийцев это было слишком: царь Иесэ, брат Вахтанга, заставил Георгия Седьмого поклясться крестом, что он возьмет обратно назад Роадам с сыном. Несмотря на клятву, Георгий отправил ее в замок, в Сванетию. Через 2 года он до того рассердил мингрельцев и гурийцев, что те попросили ахалцихского пашу вмешаться. В результате Георгий Четвертый Гуриели смог захватить имеретинский престол на несколько месяцев, пока его не свергла собственная мать (…) Эрзерумский и ахалцихский паши, которые не могли решить, кого поддерживать в Имеретии, выслали Георгия Седьмого в Константинополь. В отсутствие имеретинского царя рачинский и гурийский князья еще более свирепо хватали чужих жен и чужие земли, продавали в рабство…» Далее дело закончилось тем, что те же турецкие паши сочли за благо вернуть Георгия Седьмого на родину. Не успел «многострадальный народ вздохнуть с облегчением,  – пишет далее Д. Рейфилд, – как в феврале 1720 года на пиру Симон Абашидзе убил Георгия Седьмого и продал его придворных в рабство…» И так далее, и так далее. И это только малая толика хаоса. И этот хаос будет продолжаться и в период царствования Соломона Первого  (1750-1781), ярого борца за освобождение Западной Грузии от владычества Турции,  и в период царствования внука Ираклия Второго от царицы Дареджан Давида, после ранней смерти Соломона Первого и далее.

Вот еще фрагмент из Д. Рейфилда о положении дел в Западной Грузии в канун Георгиевского трактата.

«…В 1764 году турки отдали в распоряжение Теймураза, племянника царя Соломона, армию в 45 тысяч взамен обещания возобновить продажу рабов. Через год турки вторглись, назначили нового гуриели, устрашили Дадиани и переманили к себе рачинского князя, так что в 1766 году турки вместе с феодалами-работорговцами в Кутаиси смогли короновать Теймураза. Соломон с четырьмя сторонниками сбежал в крепость Модинахе. Теймураз же не смел выходить из Кутаиси. Для оттоманов однако расходы на содержание армии в 45 тысяч на чужой земле были чрезмерными (300 тысяч серебряных рублей). К тому же русский посол в Константинополе заявил протест. Турки предложили мирный договор, и Соломон пригласил царя Ираклия похлопотать. В 1766 году вместе с гелатским епископом, братом Соломона, в Константинополь поехал посредник, назначенный Ираклием. В результате Соломон согласился посылать ежегодно по 60 девушек при условии, что девушки будут не грузинки, а турки больше не вмешиваться в их «протекторат» (уже не вассальное царство). Обе стороны вели себя лицемерно. Соломон не собирался поставлять рабынь, а турки не намеревались возвращать Соломону царский венец. В 1768 году Соломон завербовал лезгинских наемников, которые разбили гурийцев, мингрельцев и рачинцев, затем сверг племянника Теймураза и заточил его вместе с братом в крепость (Теймураза больше никто не видел).

В том же году разразилась Русско-турецкая война. Соломон уже не раз взывал к России: в 1764 году он попросил царевича Александра Бакарисдзе похлопотать перед Екатериной Второй; в 1766 году, отправив архимандрита Григола, который работал миссионером в Осетии, он предупредил русского командующего на Северном Кавказе, что имеретинскому царю потребуется убежище в России, если турки победят. До начала войны русский посланник в Константинополе предложил посредничество с турками, и султан Мустафа Третий признал «известного христианского правителя Соломона, царя Имеретии». И естественно, что Соломон Первый насущно был заинтересован в покровительстве  России – иного выхода из творящегося хаоса он не видел, да его и не могло быть. Владычествующей в Западной Грузии Турции такое положение дел было только на руку.

И, несмотря на то, что с середины 50-х годов на Россию давили Англия и Франция с тем, чтобы она оставила Закавказье Турции, Россия откликнулась на призывы о помощи. Во второй раз, если считать со времени Ивана Грозного, она решилась на военную помощь Грузии, ставшей к времени начала 70-х годов 18-го века уже соседкой.

К этому времени в правительственных кругах России был разработан так называемый  Греческий проект – Проект по изгнанию Турции из Европы с помощью Австрии (Священной Римской империи), Венецианской республики и греческой диаспоры, а также общественного мнения европейской интеллигенции, возмущенной турецкими гонениями христиан.

Проект предусматривал:
Выход к Черному морю с закреплением России в Причерноморье и Крыму, а также контроль над проливами путем воссоздания Византийской империи;
Превращение  России в центр православия, защитника христиан;


Ведущее положение на политической карте Европы.

Наивные люди! Когда бы Европа пошла навстречу России! Конечно, Проект не удался. Он никак не удовлетворял ни Австрию, ни Францию, ни Англию, ни особенно Речь Посполиту, которая готова была отдать в случае победы над Россией Волынь и Подолию  Турции, а заодно и Северное Причерноморье с Кавказом.  Они все сделали, чтобы натравить Турцию на Россию, в результате чего началась война Турции с Россией 1768-1774 гг. Появление в Средиземном море русской эскадры в 1770 году вдохновило греков на восстание, восстали сирийские и египетские мамелюки. Успех был полностью на русской стороне. Но осенью 1773 года объявился «царь Петр Третий» Пугачев. Пришлось срочно сворачивать военные действия и заключать с турками Кючук-Кайнарджийский мир.

И в рамках этого Проекта было решено, наконец, как было сказано выше, оказать помощь и Грузии, тем более, что именно в это время, то есть в марте 1769 года в Санкт-Петербург прибыло посольство имеретинского царя Соломона Первого, возглавляемое архимандритом Максимом. И пока с ним велись переговоры, с Кавказской линии комендантом Кизлярской крепости генералом Потаповым был отправлен в Имеретию поручик Грузинского полка Хвабулов (Кобулашвили) с задачей сбора сведений и изучения дорог. Он побывал у Соломона Первого и потом повстречался с Ираклием Вторым, найдя в нем самого заинтересованного сторонника борьбы с Турцией. Но, как Соломон, так и Ираклий, просили присылку русских войск, причем в немалых для грузинских условий количествах в 5-7 тысяч человек, что просто было нереально для России, чьи войска были сосредоточены на главном театре военных действий в Причерноморье, а также по причине неизведанности грузинского театра военный действий и отсутствия в Грузии достаточного провианта для такого количества войск (как оказалось впоследствии, его не хватало даже и для того малого количества войск, которое было прислано). И было решено отправить только три пехотные роты с четырьмя пушками, пополняя затем этот маленький отряд и доведя его до 3 тысяч человек.

И возглавил эту помощь генерал-майор Тотлебен. И опять же, как было сказано в предыдущей главе, мы не обратили бы особого внимания на то, кто именно возглавил русский военный отряд – разве что постарались бы запомнить его имя как имя первопроходца. Но, уже зная некоторые сведения биографии Тотлебена, мы впали в подлинное недоумение: как же так, почему? – Почему эту важную, как в военном, так и в дипломатическом отношении миссию поручили человеку, по которому совсем недавно, плакала виселица, человеку, который не разумел по-русски ни бэ, ни мэ, и, по характеристикам современников, человека склочного, себялюбивого, интригана, авантюриста и вора, уже показавшего, на что он способен? Может, хотели от него избавиться, как обычно избавляются от таких людей, которые пришлись не ко двору? Так для этого в условиях войны было много способов попроще. Не было людей, более достойных? Так при указанных достоинствах найти более достойного – дело нехитрое. Прихоть Екатерины?

В. Г. Мачарадзе в своих «Материалах» показывает то, как последующие историки разнятся в своих характеристиках этой личности, как разнятся и в оценке его деятельности, как искажают факты. Даже великий историк Сергей Михайлович Соловьев поддался искушению и, как пишет В. Г. Мачарадзе, отозвался о его деятельности в Грузии так: «Поход Тотлебена с царем Ираклием к Ахалциху не достиг цели, возвратились назад в Тифлис, потому что грузины, по донесению Тотлебена, нисколько не помогали, стояли спокойно во время битвы русских с турками и только грабили» (История России с древнейших времен. Кн. XIV, т. 28. М., 1965, с. 386) и т д. И печально это читать, зная, что факты говорят об ином. Они говорят о том, что Тотлебен России и общему делу принес более вреда и стыда, чем пользы и славы, как о том выразился участник тех событий капитан Языков.

В целом, получилась, что помощь была оказана. Объединенными силами было одержано несколько побед. Были освобождены от турок несколько имеретинских крепостей, в том числе и Кутаисская. Но поведение Тотлебена настолько навредило общему делу, что отряд, в общем-то деморализованный, был отозван в Россию. Проводилось ли следствие по его деятельности, мы не знаем. Думается, что проводилось.

Жизнь Грузии. Век 18-й. Портреты.

В этой главе мы постараемся показать участников подписания Георгиевского трактата, о которых имеем хоть какие-нибудь сведения. И начнем с Теймураза Второго, царя Картлийского, который приложил немало усилий к сближению грузинского и русского народов, хотя сам до подписания не дожил, умер, возвращаясь на родину из России.

Теймураз Второй 

Он был третьим сыном злосчастного царя Кахетии Теймураза Первого. И, наверно, не будет преувеличением сказать то, что его деяния, оказались в тени деяний его сына Ираклия.

Теймураз Второй в двенадцатилетнем возрасте был обвенчан с дочерью царя Картли Вахтанга Шестого Тамарой, женщиной весьма уважаемой, как в Грузии, так и в Персии,  и во многом  помогавшей мужу в его государственных делах.

Отец ее и дед Ираклия Второго –  Вахтанг, о котором мы уже упоминали, после уже обычных нескольких лет пребывания в Персии занял престол Картли и за весьма короткий период смог очень много сделать для Грузии в целом, собрав вокруг себя патриотически настроенное просвещенное общество, создал свод законов, свод древнегрузинских рукописей, запретил работорговлю, выкупал пленных, проложил оросительные каналы, построил новые и отремонтировал старые крепости, создал маленькое, но регулярное войско, попытался установить дипломатические связи с Западной Европой, окончившиеся неудачей, заключил с Петром Первым военный союз против Персии, тоже неудачный, и вынужден был покинуть Грузию, то есть Картли, не теряя надежды, что он вскоре с русской помощью вернется на родину. А на его родине, в его царстве на целых восемь лет в стране установился турецкий карательный режим с полным разгулом дагестанских разбойных банд.

Великий поэт Давид Гурамишвили, современник всех этих событий, выкраденный  в июле 1727 года и угнанный в рабство в Дагестан, в своей поэме «Давитиани», говорит, что Картли была завоевана турками, а Кахети лезгинскими муллами, что ущелья и долины покрылись трупами, оставшимися непогребенными и заражавшими воздух миазмами (Давид Гурамишвили. Стихотворения и поэмы. Л., 1980). Сам он несколько раз пытался бежать из плена, и ему в конце концов удалось выйти к русскому селению, где он услышал слова: «Лазарь, дай-ка парню хлеба!» Как сам он пишет, слово «хлеб» он знал по-русски, и, услышав его, лишился чувств («И, как сноп, я там на землю повалился без сознанья»). 

Из-за угроз лезгинских нападений Теймураз Второй вместе с семьей (мать царица Анна) менял место – то в Телави, то в Манави, то в Магаро. Старший брат Теймураза, царь Давид, 5 лет находился при шахе, а Кахетией фактически правил алавердский епископ, а после смерти царицы Анны и царя Давида, семья Теймураза укрылась в горном районе Пшави. С 1723 года в Кахетии правил ставленник Персии Константин Второй, ставший по принятии мусульманства Махмуд-Кули-ханом. Он был убит в 1732 году, будучи приглашенным  к ахалцихскому паше.  На его место был объявлен царем Теймураз, ставший Теймуразом Вторым. Как пишет В. А. Потто, Персия должна была понять, наконец, что для сохранения своего влияния в Грузии, ей приходилось уменьшить свои притязания, и когда Надир-шах рядом блистательных побед отнял у турок все их завоевания (в Картли и Кахетии – А. Т.), он в 1744 году назначил в Грузию уже христианских царей…» (В. А. Потто. С. 244). Теймураз Второй стал первым за сто предшествующих лет царем, венчанным на царство  древним обрядом в первопрестольном городе Мцхете. 

Принято считать, что отец и сын управляли своими государствами в согласии, что, вернее всего, так и было. Однако, В. А. Потто отмечает, что между Теймуразом и Ираклием вскоре возникли несогласия, заставившие первого из них удалиться в Петербург, что там он  в 1762 году и скончался, семидесяти лет от роду. Тело его перевезено было в Астрахань и похоронено в городском соборе. До сих пор сохранившаяся надгробная надпись на грузинском языке гласит: «Теймураз Николаевич, наследный царь Грузии, Картли и Кахетии, прибывший в Санкт-Петербург в 1761 году на поклонение  Ее Императорскому Величеству, монархине Всероссийской». Замечательно, что спустя девяносто лет, в 1853 году, между медными досками, хранившимися в книжном магазине 
Императорской академии наук, нашли портрет грузинского царя Теймураза, превосходно исполненный с натуры художником Антроповым. На портрете та же надпись, что и на надгробном камне» (Потто, стр. 245). Но следует такому утверждению возразить, так как с 1744 года по 1760 год, как никак, а был срок в 16 лет. И если бы на самом деле между отцом и сыном возникли «вскоре» разногласия, история бы пошла наверняка по-старому – с междоусобицами, распрями и мятежами. А разногласия если и были, то не такого свойства, которые вели к распрям. И тот же Рейфилд отмечает, что этот период в жизни Восточной Грузии стал временным, но расцветом культуры и образования, совсем, как при Вахтанге Шестом.

Теймураз Второй действительно скончался в Петербурге. Но уехал он туда во главе посольства. Кажущийся мягким и более тяготеющим к литературе, чем к военному делу, он был тверд в своих убеждениях служить Отечеству, тверд в вере. Например, он не подчинился новому налогообложению его страны Надиром и удалился в горы. А когда Надир вновь потребовал к себе его и его сына Ираклия, он настоял, чтобы Ираклий оставался дома.

Ираклий Второй

Сехния Чхеидзе (начало 18-го века) написал «Малую «Жизнь Грузии» („მცირე ქართლის ცხოვრება“) в которой перечислил 48 событий грузинской истории с 1392 года по 1703 год. Труд Сехнии Чхеидзе продолжил своей «Хроникой» князь и мдиванбег Папуна Орбелиани. Он в хронологическом порядке изложил события 1737-1757 годов в Грузии и Персии, чьим свидетелем и участником он был. А труд Папуны Орбелиани продолжил Оман Херхеулидзе, называемый то войсковым писарем, то секретарем Ираклия Второго. Его труд называется: «Царствование Ираклия Второго, сына царя Теймураза. Краткая история Ираклия Второго, с каким трудом получил он власть над Картли, после того как первоначально, благодаря своей высокой храбрости, получил от шаха Надира Кахети, а затем объединил два царства под единым скипетром». (Два царства – это Кахетинское и Картлийское царства).  По времени его труд охватывает 1722-1795 годы и, несмотря на то, что написан он, как сообщает академик Р. Р. Орбели, «в духе панегирика герою повествования», то есть Ираклию Второму, содержит много фактов как из его жизни, так и из  жизни того времени в целом. Разрозненные сведения об Ираклии и его времени есть и в трудах-историях царевичей Давида, Теймураза Багратиони и других (Р. Р. Орбели. Грузинские рукописи Института Востоковедения АН СССР. М., Л., 1956. С. 22-26, 38).

Кстати отметить – труды и Сехнии Чхеидзе, и Папуны Орбелиани стали первыми трудами грузинских историков, переведенными на русский язык. Случилось это в 1777 году – в год строительства Георгиевской крепости. Так что можно предполагать, что подписывающий Георгиевский трактат генерал П. С. Потемкин имел представление о Грузии по сведениям и из этих источников.

Считается, что Ираклий Второй родился 7 ноября 1720 года. Но некоторые историки называют другую дату –  1716 год. А умер Ираклий Второй 11 января 1798. Царствовать он начал в 1744 год и царствовал 53 года.

Состояние Восточной Грузии, то есть Кахетинского и Картлийского царств после ухода картлийского царя Вахтанга Шестого в Россию (1724 год) из-за мести персидского шаха и инспирируемых им лезгинских нападений было такое, что Теймураз Второй, отец Ираклия Второго, вмесе с семьей вынужден был скитаться. Он жил то в Телави, то в Манави, то в Магаро, а то и вовсе в горной области Пшави. Эти-то обстоятельства явно поспособствовали тому, что Ираклий еще при жизни стал героем народного эпоса. О нем слагались песни, одну из которых приводит Г. Кикодзе: «Царевич Ираклий сосал вымя оленя; его бросили в камыши, но его нашел охотник; он пил алгетские воды, он пасся на триалетских пастбищах» (Г. Кикодзе. Ираклий Второй. Тбилиси, 1948. С. 26). Его приравнивали к героям эпоса об Амирани, грузинского Прометея: «Девять гор прошли Амиран и его братья. Десятая была Алгетская…». И даже смерть Ираклия Второго принималась народом как то, что он только прилег вздремнуть и скоро вспрянет от сна, чтобы броситься на врага, как это делал Амирани. Он не был богатырем.  И в народе его называли Патара Кахи, что в переводе означает: Маленький Кахетинец.

Ираклий Второй был современником персидского шаха Надира, одного из немногих крупных государственных деятелей Персии той поры. (Или Надир-шах был современником Ираклия Второго?!) И он в молодые годы провел при дворе Надир-шаха, участвовал в его походе против Великого Могола. Молва приписывает Ираклию, что мудрость его поражала даже индийских мудрецов. Рассказывается, что во время похода Надир-шаха в Индию его войско остановилось перед  столбом, на котором было написано: «Будь проклят навеки со всеми детьми и домочадцами тот, кто переступит за этот камень». Войско в ужасе отказалось идти далее. Тогда Ираклий посоветовал выкопать столб и нести его перед войском. Так и сделали. А Ираклий стал любимцем Надир-шаха. (Аппетитов, однако, на Грузию шах не умерил – А. Т.).

 Думается, это тоже элемент из складывающегося о нем при жизни эпоса. Хотя по сравнению со своими современниками он подлинно был мудрым.
Но можно смело сказать, что пребывание при Надир-шахе послужило раскрытию его полководческого таланта и расширению политического кругозора, ничуть не умалив, как того можно было бы ожидать по примеру других, его любви к родине, его страстного желания видеть ее свободной. Пример других – это пример тех его собственных предков и современников, кто перешел в ислам и полностью отдался обычаям и порокам шахского двора. Сын Ираклия Второго и генерал-лейтенант русской службы  Давид Багратиони в своем историческом труде приводит пример такого перерождения.

«По некоторому времени Аббас велел умертвить ядом картлийского царя Георгия, подозревая его в тайных сношениях с турками. Равным образом, кахетинский царь Александр Третий сделался жертвою тиранских насилий своего персидского владетеля. Взятый заложником сын его Константин, находясь в Персии, принял магометанский закон. Шах Аббас позволил ему возвратиться в Отечество, обещав поставить его царем Кахетии, если он убьет отца своего Александра. Константин, возвратясь в Иверию, дерзнул совершить сие ужасное злодеяние. Убив своего отца и брата своего Георгия, он присвоил себе царскую власть…» (Давид Багратиони. История Грузии. Тбилиси, 1971. С. 143).

Но были и другие его предки. Тот же царевич Давид далее, продолжая трагедию царя Александра, сообщает: «Но вельможи и народ не попустили злодею быть на престоле добродетельных его предков. Убийца был истреблен тем мечом, который обагрил он кровью своего отца и брата. Без малейшего смятения вельможи и народ, собравшись, вручили царство Кетеване, вдовствующей супруге Давида, старшего сына царя Александра…  –  далее – о судьбе Кетеваны. – Она была вызвана в Исфахан, принуждалась к  принятию ислама, но отказалась и мученически была умерщвлена. «Была обнаженною привязана к столбу, по частям резали ее тело, говоря пред всяким ударом: “будь магометанкою”, “никогда” отвечала страдательница… Грузинская церковь празднует мученическое ее страдание 13 сентября…» (там же).

Сохранилось письмо Ираклия к сестре из похода против Великого Могола, то есть из похода в Северную Индию.. И можно было бы сказать, что это письмо молодого человека нашего времени, если бы молодые люди нашего времени письма писали. Письмо выдает в Ираклии прямодушие и открытость, доверчивость и, кажется, даже мягкость характера. Недаром третья его жена, Дареджан, в старости, как говорится, крутила и вертела им, как хотела, и в неприязни выговаривала ему, что все павшие на его царство беды – от его прорусской ориентации, будто до того беды на Грузию не обрушались.

Энергия Ираклия достигала невероятных размеров. На сон ему хватало 4-5 часов. «Ему часто приходилось прерывать завтрак, чтобы прогнать из Марткоби или Авчала отряды лезгин, которые к обеду уже появлялись в Дигоми, а к ужину в Табахмела»  – так повествует о нем складывающийся эпос.

Вся его жизнь – это сплошное поле сражений. Уже в пятнадцать лет он по приказу отца возглавил отряд воинов, посланных отразить лезгинское нападение. И опять слова складывающегося и, кажется, ныне забытого эпоса: изголовьем ему служило седло… но он находил несколько часов в неделю для посещения бесед в семинарии по философии и теологии.

Он перенес несколько покушений и, будучи человеком, более мягким, чем жестоким в свой жестокий век, всей своей христианской душой страдал от того, что вынужден был прибегать в отношении государственных преступников к чрезвычайным мерам.  Рассказывают, что после казни царевича Пааты, внука Вахтанга Шестого, у него стало дергаться веко.

Другой внук царя Вахтанга Шестого – Александр, живший в России, был изгнан из России за приверженность царю Петру Третьему. Он тоже попытался свергнуть Ираклия. Но Александра не поддерживали ни Иран, ни Турция, и он вместе с Александром Амилахвари вынуждены были бежать, перебрались  в Дербент к Фатх-Али-хану, одному из самых значительных ханов среди многочисленных ханств Закавказья. Россия потребовала выдачи. Хан выдал обоих. 
Царевич Александр скончался в Смоленской крепости. А Амилахвари – 9 лет просидел в Выборгской и был отпущен. И Ираклий не стал требовать их выдачи.
Католические миссионеры, наводняющие Грузию с 17-го века, конечно, сообщали о его делах в Европу, где он к 80-м годам 18-го века стал популярным настолько, что известный немецкий драматург и критик Лессинг в своей драме «Минна фон Барнхельм» изобразил Ираклия «мужественным полководцем, который согнул в рог Персию и не сегодня-завтра ворвется в двери Турецкой империи». Сообщалось, что «скучающие от спокойной и бездейственной жизни воины, мечтающие стяжать себе славу, думают тайком уйти из Германии в Грузию, чтобы под предводительством его высочества принца Ираклия, хотя бы два-три раза сразиться с турками» (Г. Кикодзе, стр. 97). Но хотя бы один сдвинулся с места! И даже ее величество матушка наша Екатерина Великая считала bonton прихвастнуть Вольтеру заочным знакомством с Ираклием.

Авторитет его среди всех государственных образований Закавказья, равно как и в Турции и в Персии был столь высок, что одно время даже считалось, что он займет трон Персии (Д. Рейфилд, стр. 300). И это вполне было осуществимым. Интересна судьба одного из его сподвижников или, по крайней мере, сына одного из его сподвижников – армянина по происхождению Ениколопова, участника одного из посольств в Россию. Уже после смерти Ираклия он, будучи участником похода русских войск под командованием В. Зубова в Закавказье, попал в плен к персам и сделал прекрасную карьеру, став под именем Манучехр-хан главным казначеем шаха (С. Дмитриев. Последний год Грибоедова. М., «Вече», 2015). Но Ираклий, сознавая, что ему вполне реально стать шахом Персии, предпочел свое небольшое царство Картли-Кахетию, которое он создал после смерти своего отца царя Картли Теймураза Второго.
Г. Кикодзе приводит вот такое свидетельство об Ираклии графа П. С. Потемкина.

«Царь Ираклий росту посредственного, характера пылкого; взор имеет острый. При всяком разговоре устремляет взгляды исподлобья, может, для того, чтоб примечать движение лица того, с кем говорит. Несколько согбен от старости, имея 62 года, но еще бодр. Он был одним из тех людей, кои больше всего умеют ответствовать двузнаменательно. Муж непосредственного ума, редко терпелив, удивительно деятельный, бдит всю ночь, отправляя сам дела своего государства; спит мало; сведущ из опытов в азиатской политике; стремится свой народ преобразовать по-европейски» (стр. 118).

Он был женат три раза. Самым счастливым он считал свой брак с первой женой Кетеван Капланишвили, рано, в 1750-м году, умершей. Самым судьбоносным, трагичным стал его третий брак с Дареджан Дадиани. Википедия считает, что она родила Ираклию  23 дитя. (Мы в таблицах Д. Рейфилда насчитали только 17). Дареджан  вмешивалась в дела управления государством и страстно оспаривала для своих детей первенство перед пасынками, чем в немалой степени воспользовалось  правительство России при упразднении грузинской государственности после смерти последнего царя Георгия Двенадцатого. При всей многочисленности детей сам отец как государственный деятель оказался в  одиночестве. Выдающимся деятелем среди его сыновей был только один – сын Леван. Но к усугублению трагедии Ираклия, он погиб молодым, успев, тем не менее, много сделать для своего Отечества. Он оказался и отважным воином, и мудрым полководцем, на которого отец возложил проведение военной реформы, и дипломатом, с дипломатической миссией побывавшим в России. Среди немногих, кто являлся сподвижником Ираклия, были его двоюродный брат католикос Антоний Первый,  ректор духовной и философской семинарии молодой архимандрит Гайоз и выходец из низов, ставший правой рукой Ираклия в государственных делах Соломон Леонидзе. 

 Ираклий прекрасно понимал, насколько опасно для суверенитета принятие покровительства России. Нам неизвестно, говорил ли он, что Россия – это меньшее зло, нежели Персия и Турция», как принято считать в некоторых кругах исследователей. Но уж наверняка он понимал, что грузинскому народу вместе с потерей христианства угрожали деградация и растворение в мусульманской среде, как это случилось с населением древних грузинских земель Месхетии, Тао, Кларджети и других, отторгнутых Турцией и превращенных в свои вилайеты. И он явно видел  в русском народе народ, быстро продвигающийся по пути европейской культуры, и видел путь в Европу своему народу. Он посылал молодых людей учиться в Россию. В финансовой помощи и дипломатическом признании ему отказали и австрийский император Иосиф, и дворы Франции и Венеции. Европа не хотела тревожить Турцию. А Персию все более начала прибирать к рукам Англия. Так что Европе до судьбы какого-то пусть и христианского, но затертого в далеких горах Востока и попираемого соседями народа не было дела. Российскому двору, связанному западными проблемами, тоже особо было не до Грузии, далекой и труднодоступной. Но, по счастью, в России были те, кто видел, если уж говорить о сугубо государственных выгодах, все преимущества выхода России в Закавказье. Одним из них был князь Г. А. Потемкин, отправивший в конце 70-х  в Грузию своего поверенного Якова Рейнеггса с поручением изучить эту пока неизвестную страну, а заодно и склонить ее к России. Но вот что интересно. И  Яков Рейнеггс, как и до него Тотлебен, тоже возмечтал привести Грузию к присяге России и далее покорить Персию и, чего уж там мелочиться, покорить весь Ближний Восток. Широкомасштабно мыслили люди в 18-м веке! Пришлось  Потемкину отозвать своего протеже и на его место назначить более трезвого и умеренного военного инженера полковника Бурнашева.

Слова о России как меньшего зла против зла от Персии и Турции, думается, Ираклию не были присущи. Он, будучи просвещенным православным христианином, мир понимал через другую формулу: «На все – воля Божия» – и категорию зла понимал как единое неразделимое целое, которое не может быть меньшим или большим. И в этом отношении он мог быть наивным, как предполагают некоторые из исследователей. Но быть наивным человеку, прошедшему школы восточной, в данном случае, персидской и турецкой, дипломатии – это уж  слишком!

Мы не идеализируем его. И в доказательство скажем, что он был человеком своей эпохи и своего, уже овосточенного менталитета. Когда вокруг такой хаос, когда вокруг бесконечные примеры вероломства, убийств, измены, только святой или блаженный, то есть попросту дурак, может оставаться вне всего этого и не впасть в искушение. У него были любовницы. Он сам хотя бы однажды изменил своему слову из корысти. Д. Рейфилд приводит пример: 28 января 1769 года в борьбе с рачинским князем Ростомом имеретинский царь  Соломон Первый одержал победу, потому что Ростома покинули черкесские союзники и царь Ираклий, которого Ростом не раз поддерживал.

И – о судьбе Ростома как о примере «восточной» дипломатии. Д. Рейфилд сообщает:

В мае 1769 года Соломон якобы помирился с Ростомом. «Католикос Иосеб (брат Соломона) поехал в Рачу и поклялся в церкви на чаше с коньяком, что царь (Соломон) поистине прощает князя. Тогда Ростом с семью сыновьями, как гарантией верности, и с вооруженной свитой, сотней лошадей и ишаков, бочками вина, стадом баранов и полевой кухней отправился во дворец Варцихе (к Соломону). Там царская гвардия встретила сыновей Ростома приглашением на пир. После того, как они пропировали три недели, Соломон предложил гостям охоту на зайцев. Когда пришлось переходить реку Риони, Соломон устроил перевоз на пароме таким образом, что все телохранители Ростома остались на другом берегу реки и без лодки. На каждого рачинского княжьего сына напали по четыре имеретина. Им связали руки и ноги и раскаленной кочергой выжгли глаза» (тоже пример бытия, в котором приходилось вращаться Ираклию!)

И далее нескладная реплика Д. Рейфилда: «Все ожидали, что русская армия вступит в Имеретию, и никто не осмелился упрекнуть Соломона за это коварное злодеяние…» Нескладной мы посчитали эту реплику лишь потому, что и за прочие подобные деяния никто никого не попрекал.  И сколько таких деяний было!..

И еще о наивности.

Некоторые исследователи, например, Отар Джанелидзе, говорят о наивности и Ираклия, и некоторых других государственных деятелей Грузии в их стремлении защититься посредством России. Наверно, был Ираклий наивным, как и государственные деятели России, когда они сочинили Греческий проект, о котором было сказано выше. Но если про Ираклия Д. Рейфилд сообщает, что он, так сказать, поставил карту на Россию, прозрев ее будущность, ее потенциал, ее неизбежный и победный приход в Закавказье, и не без корысти решивший присоединиться к будущему победителю (а кто бы упустил такую возможность!), то российское правительство со своим Греческим проектом, предусматривающим участие в нем и Австро-венгерской империи, и Венецианской республики, и греческой диаспоры, просто витало в облаках. И только потому витало, что  в эйфории от перспектив стать покровителями будущей Византийской империи, создаваемой в результате планируемого успешного осуществления Греческого проекта, забыло об одном маленьком препятствии – забыло, что Европа никогда не идет на союз с Россией, если ее не принудит к этому чрезвычайная нужда, что Европа никогда не даст России воплотить ни одного из ее «проектов», будь он хоть «греческий», хоть «грузинский». Россия всегда вынуждена решать свои проблемы, осуществлять свои «проекты» в одиночку и при постоянном европейском противодействии. Вот уж кто наивный, так это русский мужик будь он хотя бы и венценосным!

Так что, не совсем наивным был Ираклий, прошедший хорошую школу восточной дипломатии. И он, если говорить о самой великой цели – о будущем грузинского народа, не проиграл, пусть даже потерей государственности. И тут приходится разделять то, кому из современников и потомков что дороже – или государство, которое было обречено, или народ, который вместе с государством тоже был обречен, но который под крылом России не только выжил, но и дал возможность своим сынам в 21-м веке отрицать Россию как спасителя. Что-то в этом есть схожего с героями басни И. А. Крылова, в которой хозяин, спасенный мужиком от смерти в объятиях медведя, винит мужика в том, что он при спасении, так сказать, превысил полномочия: «…знай колет! Всю испортил шкуру!» 

Ираклий послал в Россию свое посольство во главе с двоюродным братом Антонием Первым и в составе своего сына Левана, руководителя духовно-философской семинарии архимандрита Гайоза и других сподвижников.

Г. Кикодзе приводит условия, на которых Ираклий отдает свою страну под покровительство России, и которые должно было передать посольство. В перечень этих условий входят:

Передача в ведение Ираклия корпус в 4 тысячи человек. 

При заключении Русско-турецкого мира возвращение Грузии земель Ахалцихского пашалыка, так как они являются составными частями Грузии и «имеют грузинский язык и много там христиан».

Сохранение престолонаследия за потомством Ираклия и избрание главы грузинской церкви католикоса по грузинскому обычаю.

Заем на расширение металлургической промышленности с отдачей России половины прибыли от нефтепромыслов.
Покрытие Ираклием российских расходов  в размере 70 копеек с дыма (со двора) в год, 12 лучших коней, 2 тыс. ведер вина.
В качестве заложника Ираклий предлагал отправить в Россию  одного из своих сыновей ( Г. Кикодзе, стр. 98).

На этот раз Россия предложения отклонила. Но надежд Ираклий не утратил. По наивности? Да нет, по все той же прозорливости и трезвому расчету, видя неминуемую гибель своего отечества при  продолжении персидско-турецкого ига.

За всю свою жизнь он истратил на выкуп пленных подданных 400 тысяч рублей и вынужден был постоянно  платить  большие деньги лезгинам, отвращая их нападения. Но лезгины деньги брали и нападали. И он ввел практику переселения в пределы своего царства иноплеменников. В частности, он переселил на Авлабар, в Гори и Сигнахи армян из Ереванского ханства, таким образом пополняя исчезающее население.

По совету Соломона Леонидзе, в некоторых городах были устроены самадло – богадельни. И вообще  об Ираклии не даром складывался эпос. Он был как бы и не царем народу, а отцом. Г. Кикодзе приводит случай – который явно был не единственным – его отеческой, а не царственной заботы о своих подданных, когда он в качестве посредника советовал какому-то домохозяину: «Зима на пороге, не гони жильца в такую пору, пока он не обзаведется новым помещением». В качестве примера можно привести еще один письменный документ подобного рода. Сохранилась в Институте народов Азии жалованная грамота Ираклия, выданная в 1786 году матери некоего Автандила, которой было передано  выморочное владение с правом пользоваться им до совершеннолетия трех ее сирот (С. С. Какабадзе, стр. 116-117). 

Ираклий с сыном Леваном провел военную реформу, создав постоянное и мобильное так называемое дежурное войско по охране границ – моригэ джари. Но опять приходится говорить, что, кроме Левана, ему не на кого из других сыновей было опереться. Не обладали они широтой мышления, неутомимостью и страданием за отечество, каким обладали сам Ираклий и его сын Леван. После смерти Левана система дежурного войска постепенно угасла.

Третья жена его – царица Дареджан Дадиани, принесшая ему 18 детей, была его злым гением. На исходе его лет она вынудила его изменить многовековую систему престолонаследия, по которой престол отца наследовался по старшей мужской линии, от отца к старшему сыну или внуку от старшего сына. Старшим сыном Ираклия был Вахтанг от Кетеван Капланишвили. Но он умер в двадцатилетнем возрасте в 1760-м году. Вторым по старшинству стал Георгий от Аны Абашидзе, старшим сыном которого был Давид, которому выпала судьба стать генералом русской службы и автором труда по истории Грузии, о котором мы уже говорили и который цитировали («История Грузии»). После Георгия, отца своего, он должен был наследовать престол. Но Дареджан заставила Ираклия нарушить древнюю и стройную систему. Она заставила Ираклия объявить, что после смерти старшего его сына Георгия престол будут занимать ее сыновья один за другим, дожидаясь своей очереди по смерти предшествующего по рождению брата. То есть бедному Давиду выпадало ждать, когда один за другим перейдут в мир иной его дядья Мириан, Юлон, Александр, Арчил, Вахтанг, Теймураз, Парнаоз, Луасаб. И не возникло ли бы  у законного престолонаследника при этом желание воспользоваться испытанным персидским способом побороться за престол, то есть умертвить всех своих соперников!

Этот поступок Ираклия поражает историков до сих пор, как и то, что он, отдавший полвека жизни объединению и собиранию всех грузинских земель в единое целое, в старости отдал Ксанское эриставство своему старшему сыну Георгию, Лиахвское отдал  сыну Юлону, а Арагвское эриставство, упраздненное еще Теймуразом Вторым, отдал сначала сыну Левану, а после его гибели отдал сыну Вахтангу (Г. Кикодзе, стр. 106). То есть ослабил себя и центральную власть. А когда он предложил Соломону Первому объединить свои царства, Соломон воспротивился. И их отношения стали враждебными. Соломон пригласил к себе претендента на Картли внука Вахтанга Шестого царевича Александра, изгнанного из России после убийства Петра Третьего («так как он выказывал к убитому императору больше преданности, чем разрешалось русскому гвардейскому офицеру»), что стало препятствием к  объединению Картли-Кахетии с Имеретией.
Его пророссийскую политику не разделяли как большинство из сыновей, так и многие из подданных, особенно в среде высшего вельможества.

 И после смерти Ираклия царица Дареджан попыталась даже вопреки новому порядку престолонаследия оттеснить законного наследника Георгия, ставшего царем Георгием Двенадцатым, и посадить на царство кого-то из своих сыновей. Однако Георгий, считающийся безвольным человеком, проявил вдруг волю и энергию и принудил семью и вельмож присягнуть себе.

К периоду нашествия персидского Ага-Магомед-хана в сентябре 1795 года он остался, практически в одиночестве. На защиту родины выступили далеко не все. По некоторым известиям против 35 тысяч персидского войска, собранного из пограничных ханств, жаждущих поживиться за его счет, у него оказалось только 4 тысячи. Он участвовал в роковом сражении на Крцанисском поле 11 сентября как обычный воин и едва не погиб. Россия с помощью запоздала, хотя он ждал ее до последней минуты. Причины запоздания, какими они нам кажутся, мы скажем в другой главе.

Считается, что на долю Ираклия пришлось около ста войн, из исключительного большинства которых он вышел с победой. А одно из них – Аспиндзская битва – вошло в сокровищницу полководческого таланта грузинского народа. Современник Ираклия прусский король Фридрих Второй, еще именуемый Великим, о нем отозвался так: «Я побеждаю в Европе, а в Азии побеждает грузинский древний царь Ираклий (მე მივარჯვებ ევროპაში, ხოლო აზიაში იმარჯვებს ქართველთა უძველესი მეფე ერეკლე)» (Проспект фильма «Георгиевский трактат». С. 32). Странновато, правда то, что Фридрих, будучи рожденным раньше Ираклия на  8 лет (в январе 1712 года), называть своего младшего современника древним.  Но если он назвал Ираклия именно так, то, возможно, он хотел этим словом подчеркнуть некую сказочность, некую принадлежность Ираклия к эпосу. Если так, то вполне уместное определение.

В разгромленный Тбилиси древний царь Ираклий не вернулся. Пребыв некоторое время в Ананурской крепости, он перебрался в Телави, где и скончался 11 января 1798 года. Похоронен он в  древней усыпальнице грузинских царей в Мцхета.

Народ говорил, что их царь только прилег отдохнуть, что он проснется и вновь возьмется за меч.

Потемкин Павел Сергеевич

Граф, двоюродный брат князя Таврического Г. А. Потемкина, обучался в Московском университете и потом посвятил себя военной службе, служил в лейб-гвардии Семеновском полку, участвовал в русско-турецкой войне, получил чин генерал-майора и орден Святого Георгия 4-го и 3-го класса, в 1774 г. по срочном заключении Кючук-Кайнарджийского мира, был назначен губернатором Казани и выдержал осаду ее Пугачевым, руководил затем комиссией по разбирательству дел, связанных с пугачевщиной, с 1784 года по 1788  год «исправлял должность Саратовского и Кавказского генерал-губернатора», затем – только Кавказского губернатора, был участником взятия Измаила под руководством А. В. Суворова в очередной русско-турецкой войне, и Суворов о нем писал Екатерине Второй, что «Потемкин подавал ему (А. В. Суворову – А.Т.) полезные советы, и во время штурма личным присутствием, ревностью и храбростью умножал неустрашимость подчиненных ему воинов», вместе с А. В. Суворовым участвовал а Польском походе 1794 года, был удостоен чина полного генерала и графского титула.

Он скоропостижно скончался 20 марта 1796 года.

Роста он был среднего, худощав, отличался умом и образованностью (не даром университет за плечами – А. Т.), любил заниматься словесностью, знал совершено русский и несколько иностранных языков, написал несколько поэм о победах русского оружия и занимался переводами с французского.

Но в историю вошел П. С. Потемкин Георгиевским трактатом. «Будучи употреблен в 1783 году князем Таврическим в приведении к присяге покорившихся крымцев, Потемкин вслед за тем убедил царя Карталинского и Кахетинского Ираклия Теймуразовича ко вступлению в подданство российское, заключил с ним договор о том 24 июля. За этот подвиг императрица Екатерина Вторая наградила Павла Сергеевича, имевшего чин генерал-поручика, орденом Святого Владимира  первой степени». (Д. Н. Бантыш-Каменский. Энциклопедия знаменитых россиян. М., 2008. С. 534-535).

В. А. Потто прибавляет, что ему принадлежит идея заселения Ставропольского края казенными крестьянами. Сам же он прибыл на Кавказ 8 октября 1782 года. После себя он оставил, кроме многих литературных произведений, 2 капитальных труда: «История Пугачевского бунта» и «Описание кавказских народов», к сожалению, неизданные (В. А. Потто, т. 1, стр. 125, 133).

Царевич Леван

Сын Леван (1756-1781) – он был первенцем у Ираклия от третьей жены Дареджан. Он обладал талантом государственного деятеля и полководца, был преданным и надежным помощником Ираклия, и, продли ему Господь дни жизни, возможно, дела Грузии были бы иными. 

Ему было 20 лет, когда он стал участником посольства в Россию вместе с католикосом Антонием, которое отбыло в начале января 1772 года. Цель – подписание трактата о покровительстве. Прибыло посольство в СПб только через год, а вернулось в августе 1774 года без результата, но награжденное российскими орденами.

Леван был сподвижником отца в проведении военной реформы и отличился особой энергией в проведении ее в жизнь. «В течение каких-нибудь двух лет он почти совершенно очистил Картл-Кахети от лезгинских отрядов (…) «так что женщины ходили без сопровождения мужчин, много опустевших селений были вновь заселены…» (История Грузии Давида Багратиони).

Погиб Леван при загадочных обстоятельствах. По одной версии, он на свадебном пиру у Иоанна Абашидзе (в Кахетии) увлекся молодой женой Асата Вачнадзе, и та, посчитав себя оскорбленной ранила его ножом в живот. По другой – он был отравлен князем Шермазаном Абхази, с которым расправились за это крестьяне князя. Но потом крестьяне показали, что так говорить их научил Асат Вачнадзе, а убили они своего князя Шермазана из-за его жестокости.

После его смерти очередное ополчение (моригэ джари) постепенно распалось. Не нашлось никого из сыновей Ираклия, как не нашлось никого других помощников, кто бы смог продолжить его дело.

Остается только всем сердцем сожалеть о его безвременной кончине и с горечью констатировать наравне с другим великим его соотечественником Давидом Гурамишвили всю безжалостность рока. 

Гиви Амилахвари

Нельзя оставить не отмеченными такие события того времени, как восстание против персидского владычества владетеля Ксанского ущелья Шенше Эристави и затем владетельного князя и моурава Горийской царской крепости Гиви Амилахвари. Ксанского Шенше усмирили совместные войска Теймураза и Гиви. А самого Гиви усмирять пришлось уже совместными усилиями Теймуразу и Ираклию.

Род Амилахвари был одним из самых значительных и влиятельных княжеских родов Картли. Его владения простирались на северо-западную часть срединной или внутренней Грузии, по большей части равнинной, а от того и густонаселенной и богатой. Резиденцией их первоначально была крепость Схвило, которую мы описали в одной из новелл (см. сборник «Старогрузинские новеллы»), а к началу 17-го века резиденция была перенесена с гор на равнину в деревню Квемо Чала, где были построены три замка. Владение  Амилахвари царской Горийской крепости давало им преимущество перед другими князьями. 
Амилахвари имели одно из четырех знамен картлийского царского войска и в сражениях располагались справа от царя (П. Закарая. Древние крепости Грузии. Тбилиси, 1969. С. 132).

Причиной антиперсидского восстания Гиви, к тому времени главы всех Амилахвари, стала непомерная даже в сравнении с прошлой тяжесть дани, которую наложил на Картли и Кахетию Надир-шах, намерившийся завоевать Дагестан. Геронтий Кикодзе это описывает так:

«Надир-шах надолго отучил заалазанских лезгин от набегов, подверг экзекуции Чар-Белакани, снова угнал туркмен в Хорасан, которые имели свои пастбища в долине Куры ниже Тбилиси. (И тем вроде бы он облагодетельствовал Грузию – А. Т.) Но он же жестоко наказал и грузинское дворянство, ориентирующееся на турок и русских».

Еще до похода на Дагестан Надир-шах провел перепись и учет всех земель и всего населения Грузии, чего не делал ни один шах до него. Он описал население, скот, пастбища, сады, виноградники и все обложить налогом. В результате выяснилось, как пишет хронист, что «много людей выселилось, много земель опустошилось. Многие семьи вырубали и уничтожали виноградники и сады» Г. Кикодзе, стр. 29). И еще Надир потребовал от Картли-Кахетии провианта в несколько тысяч арб, что вызвало страшный голод. «Многие снялись со своих мест и переселились в чужие края. Страна Уруми (Турция) наполнилась грузинами» (там же).

Против восстал Гиви Амилахвари, к которому присоединились несколько  князей.

В ответ  тбилисский правитель персидский хан двинулся на Картли, разбил Гиви, выжег весь урожай, ограбил население, занял несколько важных крепостей. Гиви ушел в Земо-Картли к  Ахалцихскому паше, который помог ему оружием и людьми. Однако этого не хватило.  Гиви призвал лезгин. Но они занялись грабежом и захватом пленных. Гиви еще ранее попытался связаться с Россией и теперь обратился снова. Ответа не получил. В целом все поделились надвое – за него и против. Против него стали отец и сын –  Теймураз и Ираклий, взявшие сторону Надир-шаха. Теймураз очистил Ксанское и Арагвское ущелья, пленил Шенше Эристави. Ираклий с малым войском разбил Гиви близ Цхинвали. В награду Надир каждому дал по 10 тысяч золотых.

Но на этом восстание не закончилось. На стороне Гиви выступила Турция.

Теймураз и тбилисский хан заняли Гори. Гиви подошел к Руиси. И битва произошла между Гори и Руиси. Победил Гиви, но Гори взять не смог. И тогда он договорился с лезгинским предводителем Малачи, снабдил его деньгами, дал 4 тысячи турок и послал его поднимать Дагестан (! – А. Т.). Теймураз известил об этом Ираклия. Тот с кахетинцами и тбилисским ханом устроил на Арагви под Сагурамо засаду. Малачи стал переправляться через реку, а Ираклий на них напал, отбросил назад.  «Ираклий первым бросился в Арагву и раньше всех переплыл реку. Воины, увидев его, последовали за ним, несмотря на разбушевавшуюся реку, и завязалась жестокая битва. Побежденные лезгины и турки бежали. Грузины преследовали их за рекой Ксани до Оками, перебили многих и множество забрали в плен» (Оман Херхеулидзе).

Узнав это, Ахалцихский паша оставил Гиви, и тот закрылся в Сурами. За победу и, так сказать, за верность Надир отдал Картли Теймуразу, Кахети отдал Ираклию. Случилось это в 1744 году. С этого года и до смерти Теймураза в 1762 году отец и сын правили двумя государствами, совместно. До этого, как мы уже говорили, в Восточной Грузии почти сто лет правили или цари-мусульмане, или персидские ставленники за исключением Вахтанга Шестого).

Много для воцарения Теймураза и Ираклия сделала царица Тамар, жена Теймураза и дочь Вахтанга Шестого. Еще во время пребывания Надир-шаха в Дагестане она поехала туда и упросила уменьшить налоги и количество арб с провиантом. Шах пошел на уступки и вскоре назначил ее временной правительницей Картли. И она уговорила мятежных князей отпасть от Гиви, а потом под клятвой, что Гиви не будет наказан, уговорила сдаться и самого Гиви. Но Надир велел или выслать Гиви к нему, или выколоть ему глаза. И Теймураз не посмел ослушаться. Гиви предпочел лишиться глаз, но остаться на родине. Его, однако, послали к Надир-шаху – может, в надежде, что Надир сжалится.

Племянник Гиви Александр в своей «Георгианской истории», посвященной князю Потемкину-Таврическому, рассказал, что за Гиви из Исфахани приехали двое вельмож и после переговоров с царицей Тамарой пошли к Гиви. Он их встретил со скрещенными руками на груди и на известие о воле шаха ответил: «Да исполнится воля шаха над прахом ног его – Гиви Амилахвари». И Тамара была настолько опечалена, что предложила Гиви поехать с ним и лично просить шаха о помиловании. Гиви вежливо отказал.

По дороге Гиви встретил возвращающегося от шаха Шенше Эристави, недавнего своего соперника, еще до восстания Гиви восставшего против тбилисского хана и разгромленного самим Гиви. Теперь князь Шенше, ослепленный, возвращался от шаха домой. И бывшие соперники, один с выколотыми глазами, второй – ожидающий участи первого, выразили друг другу соболезнование и пожаловались на изменчивость судьбы. Эристави вспомнил слова грузинской сказки: «Многих я видел шедших туда, а вернувшихся обратно – ни одного». Гиви ответил: «Может быть, Бог окажется более милостив, и я вернусь не так, как ты».

И на самом деле, судьба Гиви оказалась другой. Гиви произвел на шаха впечатление своей богатырской фигурой, благородными манерами и дипломатическим умом. И шах его помиловал, назначил начальником шахской гвардии и богато одарил. Но после его смерти Гиви решил вернуться на родину, взяв с собой всех грузин, которые вынуждены были пребывать в персидском войске.  Историки часто сравнивают это возвращение грузин на родину с возвращением древнегреческого отряда наемников  домой из Персии, описанным  в труде «Анабасис» историком и писателем Ксенофонтом, участником этого похода. И те, и другие претерпели массу трудностей, в том числе, постоянные нападения со стороны населения тех местностей, по которым они шли. Хронист пишет о Гиви: он «встречал врага с львиным сердцем и благоразумием испытанного полководца; картл-кахетинцы, как гром небесный, обрушивались на кизилбашей, острием клинка расчищали себе дорогу и благополучно вернулись в свою страну».

В старости Гиви проявил больше благочестия, чем можно было ожидать в дни его бурной молодости. Большую часть своего имущества он раздал на восстановление разрушенных храмов, на помощь бедным без различия вероисповедания и другие благотворительные дела. Помощь он оказывал не только в Картли, но и в Кахети и в Имерети, и в Ахалцихском пашалыке (все сведения по: Г. Кикодзе, стр. 49-50).

У нас непраздный вопрос: кто Гиви – борец за национальную независимость или мятежник, только увеличивший своим мятежом и без того невыносимые страдания народа? Вспомним примерную историю Георгия Саакадзе, о котором длительное время говорилось как о национальном герое, борце за независимость Грузии, но с недавних пор мнения вдруг переменились. Так кто же Гиви Амилахвари?

И в таком случае, кто Степан Разин, кто Емельян Пугачев?

Архимандрит Гайоз

Архимандрит Гайоз (Гайоз Нацвлишвили (1746-1819) ученик католикоса Антония, ректор Телавской философской семинарии и участник подписания Георгиевского трактата, впоследствии архиепископ Астраханский, педагог, писатель и переводчик, перевел в 1777 г, будучи в Телави, неизвестного автора «Китайская мудрость, или наука благополучно жить на свете». 

Это был просвещенный молодой человек, в 1772 году он вместе с католикосом Антонием и царевичем Леваном прибыл в Россию, остался, окончил духовную академию, изучил философские и теологические науки, русский, латинский и греческий языки. Способствовал обогащению грузинской научной литературы, составил краткую грузинскую грамматику и историю Грузии. 
О нем: «Этот сухощавый, загорелый, представительный мужчина, с сомкнутыми губами и живыми глазами, видимо, произвел большое впечатление сперва на князя Потемкина, а затем и на Екатерину, которая назначила его епископом Моздока, подарив ему на 30 тысяч рублей золота» (Г. Кикодзе, стр. 110). И большую часть своей жизни он провел в России, но всегда душой и мыслями был у себя на родине.  

Видными образованными людьми были также Амвросий Некресели, епископ Некресский Досифей Черкезишвили, Антоний Цагарели-Чкондидели, Филипп Каитмазашвили, Гарсеван Чавчавадзе, Георгий Авалишвили, верховный судья Давид Чолокашвили, Мзечабук Орбелиани, Соломон Леонидзе. И коли мы назвали эти имена, то следует сказать, что многие из них стояли у основания грузинского театра, как и молодежь, вернувшаяся на родину после обучения в России. Пьесы в большинстве случаев были переводами с русского. Но, конечно, предпринимались попытки создавать и оригинальные пьесы из жизни Грузии с патриотическими тенденциями (Г. Кикодзе, стр. 112).

Соломон Леонидзе

Сведения об этом выдающемся государственном деятеле Грузии нами взяты у двух авторов – у Д. Рейфилда и Г. Кикодзе.

Считается, что грузинский текст Георгиевского трактата, или, как утверждает Д. Рейфилд, «трактат на самом деле придумал молодой “вице-канцлер” царя Ираклия, Соломон Леонидзе» (Д. Рейфилд, стр. 314). Это утверждение нам кажется сомнительным. Возможно, Д. Рейфилд имел в виду то, что идея трактата о протекторате принадлежит Соломону. А для авторства всего текста, по нашему мнению, у грузинского «вице-канцлера» не хватает восточности. Да и вся стилистика и риторика текста трактата говорит о русском его происхождении. Так что, мы присоединяемся к тем, кто считает, что автором грузинского текста Георгиевского трактата стал Геогрий Леонидзе, человек для своего времени выдающийся.

Отец его был священником. Сам он с детских лет служил при дворе Ираклия и в 23 года получил должность придворного секретаря. А княжеский титул он получил не за придворную службу, а за деятельное участие (Г. Кикодзе пишет, за отличие) в Ереванской битве в 1779 году. Факт не повседневный  – присвоение княжеского титула за отличие. Вместе с титулом он получил и имение и фамилию, принадлежавшие «выморочному» кахетинскому князю Леонидзе. Став князем, он породнился с ксанским Эристави, женившись на его дочери.

Высокообразованный, он знал несколько языков, право, был осведомлен в науках. Грузинскую государственность он защищал до самой своей смерти.
Царь Ираклий ему доверял во всем.  Ему было поручено проведение реформы городского самоуправления. Он много сделал для оживления торговли и промышленности. Его стараниями было смягчено уголовное право в части наказания физическими увечьями. Он самоотверженно боролся с княжеским произволом. Он дружил с передовыми представителями армянского народа, особенно с Эчмиадзинским патриархом. И он стал автором трактата по объединению Восточной и Западной Грузии, которое наметилось к 1789 году. Но объединения не состоялось в связи с происками царицы Дареджан и князей, ориентированных на Персию. В результате этих происков он был отстранен от службы и имения, однако обид на Ираклия не затаил, а после его смерти стал советником имеретинского царя Соломона Второго,  боровшегося против присоединения Имеретии к России, искал пути возможного союза с Ереванским ханством, с Персией, создания союзной армии для войны с Россией за самостоятельность Имеретии. Умер он в августе 1811 года, по одним сведениям в Ахалцихе, по другим, в Константинополе.

Тотлебен. Почему?

Вопрос возникает сам собой, почему именно этот человек был наделен таким доверием и такими полномочиями – не только продемонстрировать туркам наличие русских войск в Грузии, не только показать преимущество «порядочного строя» русской армии, не только принять участие в сражениях рядом с грузинскими войсками, но и завоевать авторитет России у местного населения, начиная от царей и князей и завершая последним нищим крестьянином?

В литературе, наверно, есть тому объяснение, которого мы, правда, не смогли отыскать. И как бы не оправдывали этот шаг императрицы, все равно остается вопрос: почему?

Автор статьи «Мы держимся здесь… одним сщастием нашея виликия государыни» в Военно-историческом журнале М. А. Волхонский приводит сведения еще и такого характера: в декабре 1768 года (в период войны с Турцией!) Тотлебен «оказался вовлеченным в игру», которую вели против России французские агенты в Крыму, в Польше и на Украине. И об этом было известно русскому правительству ( Указ соч. ВИЖ. № 7, 2017, стр. 40). Но назначение состоялось. М. А. Волхонский называет это назначение крупной, если не роковой кадровой ошибкой Екатерины Второй. Он же приводит точку зрения одного из  исследователей, по которой, возможно, назначение произошло в связи с учетом военного опыта Тотлебена ведения малой войны – надо полагать, войны партизанской, в условиях оторванности от своих войск. Если так, то об этом знала сама императрица, или ей кто-то указал на этот опыт, а она, как сейчас принято говорить, повелась, то есть доверилась, посчитав или забыв, что  опыт ведения малой войны не только не может перевесить, но может усугубить у владельца данного опыта другой опыт – опыт измены присяге и отечеству.

А оно так и произошло. Мало отличившись в военных действиях, Тотлебен в полной мере проявил себя как авантюрист, возжелавший лавров покорителя и приведения Грузии под корону и скипетр России. И опять вопрос: с чего бы это? или по чьему-то  заданию?.. Даром что ли он «оказался вовлеченным в игру»… А игра, как и ныне, шла в те времена по-крупному. И возможно, не столько в ней участвовали упоминаемые Франция и Австрия (не нынешнее маленькое и довольно мирное государство, а Австро-Венгерская империя), сколько Англия, страшно переживающая за свою самую великую колонию Индию и увидевшую с выходом России в Закавказье ей непосредственную угрозу, что совсем очевидным станет через каких-то полвека, когда вся Персидская держава будет под полным английским влиянием.  Ост-Индская компания ежегодно платила Персидской державе умопомрачительные суммы за ее войны с Россией. Английские резиденты были при персидском шахе. Наводнили они и все Закавказье, подбивая население на мятежи. По словам генерала А. П. Ермолова, наместника и покорителя Кавказа, англичане «держали путь через Грузию на Восток не для изысканий сходства персидского языка с датским» (С. Дмитриев. Последний год Грибоедова. М., «Вече», 2015. С. 65).

Так что вопрос можно ставить двояко: не только «почему?», но и «Кому это было выгодно?»  Так же можно поставить вопрос и о том, с чего бы это вдруг в самый разгар наших побед в Русской-турецкой войне 1768-1774 годов у нас в стране вдруг вспыхнула Крестьянская война под предводительством Е. Пугачева?

Впрочем, что касается Тотлебена, то Д. Рейфилд (стр. 308) утверждает, что он действовал сугубо в интересах России и даже порт Поти собрался отвоевать у Турции только для дислокации русского флота.

А в своей статье М. А. Волхонский достаточно подробно и объективно разобрал все перипетии этого совместного русско-грузинского предприятия. И за подробностями мы отсылаем к этой статье, остановясь только на доном красноречивом моменте апреля 1770 года. Тогда соединенный русско-грузинский отряд подступился к пограничной грузинской, но находящейся в руках турок крепости Ацкури, входящей в Ахалцихский пашалык. Разногласия во взглядах на ведение боевых действий под стенами крепости привели к тому, что Тотлебен просто увел русскую часть отряда с позиции. Оставшись в одиночестве, Ираклий смог в двухдневной битве близ селения Аспиндза наголову разбить два турецких корпуса, спешащих под Ацкури. Эта победа давала возможность Ираклию взять  столицу пашалыка город Ахалцих. Но Ираклий вынужден был поспешить  в Тбилиси, как пишет М. А. Волхонский, ссылаясь на документы в труде Г. А. Мачарадзе, «ввиду полученных известий о начале реализации Тотлебеном плана “покорения Грузии”» (М. А. Волхонский, стр. 43). Аспиндзская битва вошла в сокровищницу полководческого искусства Грузии. Но ее результатом не было дано воспользоваться.

Сейчас же назовем известные нам имена тех, кто проявил себя в этих жестких условиях с лучшей стороны. Прежде всего, это солдаты и офицеры тех воинских формирований, что исполнили свой долг, что были у истоков боевой дружбы между русским и грузинским народами. К уже названным прибавились еще солдаты и командиры этих же полков, эскадрон Уфимского драгунского полка и Томского пехотного полка во главе с полковником Клавером (через 5 лет Томский полк будет участвовать в снятии осады Уфы от войск Е. Пугачева в Крестьянской войне 1773-1775 годов). Часть офицеров длительное время разделяли мнение и отношение Тотлебена как к Ираклию Второму и Соломону Первому, так и к населению страны вообще. Возможно, им приходилось это делать по субординации и безусловному уставному подчинению старшему по должности и чину начальнику. Но были и иные мнения. Например, Г. Бухникашвили в книге об истории города Гори, ссылаясь на источники, указывает, что офицеры отряда, возмущенные его поведением сами хотели его сместить. (Г. Бухникашвили. «Гори». Тбилиси, 1952, стр. 42). Там же говорится, что он даже пытался низложить Ираклия Второго, для чего связался с противниками Ираклия среди князей. Г. Хачапуридзе в книге «К истории Грузии первой половины 19-го века», изданной в Тбилиси в 1950 году на странице 24 приводит слова  из донесения в Санкт-Петербург посланного в Тбилиси подполковника Н. Чоглокова, который пишет: «Тотлебен или с ума сошел, или какую-нибудь измену замышляет, поступая во всем против интересов русского двора: тамошних царей между собой ссорил, с князьями обходился дурно, многих из них бил, других держал в оковах, деревни разорял, безденежно брал скот и хлеб, вступил в переписку с ахалцихским пашой, назначил для отсылки в Россию 12 лучших офицеров, не оставляя никого, кроме немцев и самых невыгодных по поведению русских».  

Сам же он, Тотлебен, повторим,  считал грузин варварами, а их войско – ни на что не способным «стадом диких людей, с которыми ничего  предпринять не можно».

А предпринять с грузинским войском, пусть и не обученным по европейскому образцу, «можно» было  очень даже много, коли это войско и вообще  этот народ смог в одиночестве отбиваться от врагов на протяжении едва не трех тысяч лет. Урартские клинообразные надписи показывают, что уже в начале второго тысячелетия до нашей эры древнегрузинские племена выдерживали их, урартскую, агрессию, о чем, кстати, была одна из наших университетских курсовых работ, ныне опубликованных на сайте грузинского общества «Сакартвело» в Екатеринбурге.

История сохранила также имена поручика Грузинского полка Г. Е. Хвабулова (Кобулашвили), направленный генералом Потаповым в Грузию «для собирания сведений и изучения дорог», поверенного в делах Грузии Коллегии иностранных дел князя Антона Романовича Моуравова (Тархан-Моурави), подполковника Ратиева, переводчика корнета Деграли, которых Тотлебен приказал отыскать и арестовать, когда они взяли сторону Ираклия Второго, и капитана лейб-гвардии Семеновского полка Н. Д. Языкова. И жаль, что нет возможности список этот продолжить.

Кючук-Кайнарджи

Деревенька с таким названием находится далеко от Грузии, на противоположном берегу Черного моря, как было сказано в тексте договора, в «четырех часах от города Силистрия». Но она имеет отношение к Грузии тем, что впервые при заключении мирных договоров Россия стала ставить договаривающейся стороне условия, касающиеся Грузии.

Очередная и вторая в 18-м веке Русско-турецкая война (1768-1774) завершилась подписанием 10 (21) июля 1774 мирного договора в деревне Кючук-Кайнарджи (ныне Кайнарджа).

Война охватила обширную территорию, включившую в себя Крым, Запорожье, обе стороны нижнего течения Дуная, Молдавию, Северный Кавказ, Сирию и Египет, а также Средиземное, Эгейское и Черное моря. Началась она по инициативе Турции. А толкали ее на это Франция, Саксония, Австрия и образованная в государстве Речь Посполита (Польша и Литва) 29 февраля 1768 года Барская конфедерация. 

С западными католическими державами, включая и Польшу, все было ясно. Их стремление не пустить Россию в Европу любым способом было древним и непреходящим. И Турция с ее стремлением удержать Северное Причерноморье, Крым, Северный Кавказ и Закавказье в своих руках была для них хорошим антироссийским орудием. Но в данном случае Польша уже находилась под российским влиянием. На польском троне сидел пророссийских король Станислав Понятовский, который по настоянию Екатерины Второй провел через сейм закон, уравнивавший в правах католиков и так называемых диссидентов, абсолютно бесправное население, исповедовавшее православие, и греко-католиков, то есть население исповедовавшее наполовину православие, наполовину католицизм. Это возмутило католиков. И 29 февраля 1768 года  в крепости Бар в Подолии (Западная Украина) была создана Барская конфедерация. Она поставила себе целью бороться против диссидентов и за помощью обратилась к Турции, обещав ей уступить  в случае победы над Россией ту самую Подолию. Естественно, такой шанс не могли упустить указанные католические страны, поддержавшие сначала Турцию, а потом и саму Барскую конфедерацию.

Вот так замысловато по форме, но однообразно и последовательно (не пускать Россию никуда) по содержанию началась 17 сентября 1768 года и закончилась 10 июля 1774 года и эта война.

Результаты ее для России были, кажется, впечатляющи. Она отвоевала у Турции Северное Причерноморье, ликвидировала ее влияние на Крым, ставший вассалом России и присоединенный к России через девять лет в 1783 году, а также упрочила своей влияние в Молдавии и в Средиземном море. И, как считают с обидою некоторые историки, только про Грузию при заключении мирного договора она не вспомнила, а если и вспомнила, то до оскорбительного вскользь. Так ли это – попытаемся показать, что не так.

Заключен договор был на «вечное примирение» и представлял собой «…пункты вечного примирения и покоя между империями Всероссийской и Портой Оттоманской».

Екатерина Вторая титуловалась в договоре в том числе «повелительница и Государыня Иверской земли, карталинских и грузинских царей». А турецкий султан титуловался как «его салтанское величество, преизрядных салтанов великий и почтеннейший король лепотнейший, меккский и мединский и защитник святого Иерусалима» Абдул-Гамид-хан, сын салтана Ахмед-хана».

Всего пунктов договора было 28. Или, как сказано в договоре, «Сии вечного мира выписанные пункты в двадцати осьми артикулах между пресветлейшей империей Всероссийской и Блистательной Портой Оттоманской, подписанные руками и укрепленные печатями полномочных обоих высоких сторон при деревне Кючюк-Кайнарджи с российской генерал-поручиком князем Репниным, а с оттоманской Нисанжи Ресми Ахмет эфендием и Ибрагим Мюниб рейс эфендием… подписью и приложением герба моею печатью утверждаю. В лагере при деревне Кючук-Кайнарджи июля пятого на десять дня тысяча семьсот семьдесят четвертого года. Генерал-фельмаршал граф Румянцев». То есть договор 10 июля (по старому стилю) подписал князь Репнин, а через 5 дней 15 июля его утвердил граф Румянцев.

И два пункта договора – 23-й и 25-й –  касались Грузии.

Пункт или артикул 23-й гласит: «в части Грузии и Мингрелии находящиеся крепости Багдадчик, Кутатис и Шегербань, российским оружием завоеванные, будут Россией признаны принадлежащими тем, кому они издревле принадлежали, так что ежели подлинно оные города издревле или с давнего времени были под владением Блистательной Порты, то будут признаны ей	принадлежащими…» (здесь какая-то хитрость таится – А.Т.)
«Торжественно и навсегда отказывается она (Турция – А.Т.) требовать дани отроками и отроковицами … все замки и укрепленные места, бывшие у грузинцев и мингрельцев во владении, оставить паки под собственной их стражей и правлением, так же как не притеснять никоим образом веру, монастыри и церкви…»

А пункт 25-й говорит о том, что все пленные грузины должны будут, согласно договору, освобождены без всяких условий: «освобождены, возвращены и препоручены без всякого выкупа или платежа, так же как все прочие в неволю попавшие христиане, то есть поляки, молдавцы, волохи, пелопонесцы, островные жители и грузинцы, все без малейшего изъятия равномерно без выкупа или платежа должны быть освобождены».

И много это или мало для судьбы Грузии?  

Некоторые  считают, что и царь Ираклий Второй, и царь Соломон Первый, принявшие активное участие в этой войне, оказались обделены. Ведь если о Западной Грузии договор упоминает и ставит условия дважды да и то не в категоричной форме требования, а в некоторой форме «должны», то  Ираклию Второму, то есть Восточной Грузии этот договор ничего не дал. И не дал потому, что турки явно не станут по своей инициативе и бесплатно возвращать пленных.  За них предстоит борьба, которая явно закончится тем, что придется пленных выкупать. Кстати сказать, что за свое царствование Ираклий Второй истратил из государственной   казны на эти цели в пересчете на российские деньги 400 тысяч тогдашних рублей, что составляло годовой бюджет объединенного царства. Да и Соломон Первый, царь имеретинский, получил нечто двоякое: три главные его крепости Кутаиси, Багдати и Шаропани то ли отданы ему, то ли не отданы, то ли в силу древней их принадлежности Грузии они остаются за Грузией, то ли вдруг как города и крепости, «издревле или с давнего времени» бывшие «под владением Блистательной Порты»,  должны принадлежать ей. Пойди, разберись в этой двоякости. Мы, кстати, в ней так и не разобрались и объяснили ее либо какой-то особенной мудростью  чьей-то из сторон, либо поспешностью, с которой заключался мир.

Уже упомянутый Мамука Гогитидзе считает, что «в целом, несмотря на успешный исход войны 1768-1774 гг., на ряд военных побед, Екатерина была недовольна ее общими результатами, как неудовлетворенность была и в Грузии. В Кючук-Кайнарджийском договоре вовсе не упоминалось о Картли и Кахетии. В конечном счете, признав вассальную зависимость Западной Грузии от Османской империи, Россия, по существу, воспрепятствовала воссоединению Грузии в единое государство. Союзный договор Ираклия и Соломона (1735-1784) остался неосуществленным» (М. Гогитидзе. Указ соч. стр. 81 и далее).

Такой однозначный вывод нам кажется не бесспорным. Во-первых, такой союз между Ираклием Вторым и царем Имеретии Соломоном Первым уже был, и в 1773 году они об этом союзе уведомили Екатерину Вторую, а в феврале 1774 года в сражении в ущелье Чхеримела разгромили сильный турецкий отряд, что поубавило турецкой спеси до такой степени, что турки отправили к Соломону посольство с подарками (Д. Рейфилд, стр. 309). Соломон просил Екатерину взять Имеретию под свое покровительство. Но спешный мирный договор в деревеньке Кючук-Кайнарджи (а о причине спешности мы скажем чуть ниже)  не позволил этому сбыться. И как именно это обстоятельство могло помешать союзу Ираклия и Соломона, если он уже был, нам сказать трудно. О судьбе этого союза Д. Рейфилд пишет: «Союз Соломона и Ираклия оказался шатким…Цари разочаровались как друг в друге, так и в безалаберных военных действиях и в политической неблагонадежности русских» (Д. Рефилд, стр. 309). Из этой фразы, довольно типичной для уважаемого исследователя и мало что объясняющей, а всего лишь констатирующей факты, трудно понять причины их обоюдного разочарования. Но явно – не «политическая неблагонадежность русских». Потому что в следующем абзаце Д. Рейфилд пишет, что Ираклий в 1778 году сблизился в турками против Персии, а Соломон старался в это же время сблизиться с персами против турок. И Соломон поведение Ираклия расценил как направленное против него. Более того, он сумел заполучить из Персии одного из претендентов на картлийский престол –  Александра Бакарисдзе, чтобы пугать Ираклия. Но собственный сын Соломона  и тоже Александр оказался у Ираклия. Какой уж тут союз! И причем тут Россия? Разве только при том, что не смогла по спешности завершения войны с Турцией в 1774 году отстоять Имеретию и «совсем не упомянула в договоре Картли-Кахетию»? Так ведь – и это ответ многим историкам, которые ставят это неупоминание  в вину России – договор-то заключался с Турцией, а не с Персией! И не Турция, а Персия была сюзереном Восточной Грузии! Или, по мнению этих историков, Россия была должна сказать Турции: «Турция, ты там скажи Персии, чтобы…»?

И всего через 9 лет Россия заключила с Картли-Кахетией по инициативе ее государя Георгиевский трактат. А в эти 9 лет, думается, все-таки случилось быть каким-то связям между Солмоном и Ираклием. Так, известно, что в Картли-Кахетии умер имеретинский царевич Александр, единственный сын Соломона Первого, и Соломон попросил наследником своего царства внука Ираклия малолетнего Давида, что должно было бы привести к возобновлению союза, но не привело – и какой-либо вины в том России не видится даже у Д. Рейфилда.

А вот Георгиевский трактат, по словам Г. А. Потемкина, послужил очередной причиной раздора между Соломоном Первым, кстати, в это время уже безнадежно больным в свои 47 лет, и Ираклием Вторым. Потемкин в письме к Екатерине писал, что Соломон Первый был удручен тем, что такого же трактата с Россией не получилось у него. И тут, конечно, причиной послужило признание Россией турецкого вассалитета над Имеретией Кючук-Кайнарджийским миром – и мы скажем, вынужденное признание, совсем не соответствующее ходу войны.

Д. Рейфилд отозвался на Кючук-Кайнардийский договор примерно так: На случай оттоманского контрудара Соломон попросил Екатерину пожаловать Имеретии статус протектората. Но Екатерина ответила, что Кючук-Кайнарджийский мирный договор не позволяет вмешательства России в дела Имеретии, но что согласно ст. 23 договора, те крепости, который русские взяли своей артиллерией, будут недоступны туркам, что турки более не имеют права вывозить из Имеретии рабов, нарушать прав христиан в Чылдырском пашалыке. После этих слов Д. Рейфилд добавил: «Но к югу от реки Риони, как к югу от Дуная, договор развязал туркам руки». Что могли означать эти слова? К югу от Риони и к северу от Риони – всюду была земля грузинская, поделенная на отдельные и постоянно враждующие между собой княжества-микрогосударства, но грузинская земля. И отношение к ней со стороны Турции, что до Кючука, что после Кючука было совершенно одинаковым: грабить и опустошать. И контролировать это отношение Стамбул, как до Кючука, так и после совсем не собирался. То есть связанными руки у Турции по отношению к этому уголку Грузии никогда не были. Творили они там, что хотели, и до решений в захолустной деревеньке Кючук-Кайнарджи, и после. 

Можно было требовать от Турции  для Грузии гораздо большего? Многие историки говорят, что Россия именно не захотела требовать для Грузии гораздо большего из-за нежелания обострять отношения, оставив дела Грузии на потом.

Может быть, что и не захотела обострять отношения с Турцией. А как было поступить России, если у нее полстраны запылало неожиданной кровавой войной?  И то сказать: не всесильной была Россия. 

И вот это обстоятельство, возникшее, как будто из ничего, чрезвычайное обстоятельство, сотрясшее всю империю едва не до основания, надо и взять во внимание. Вдруг в пору трудных, но уверенных побед России вспыхнула Крестьянская война Емельяна Пугачева, или, как его было принято тогда называть «Известное народное замешательство»! Равно же вдруг в тяжелейшей борьбе России с польскими захватчиками вспыхнуло в 1606 году восстание Ивана Болотникова, в разгар Северной войны в 1709 году вспыхнуло некое восстание Кондратия Булавина, вдруг  осенью 1812 года вспыхнет война с Персией!..
Сие «народное замешательство» отчего-то вдруг, как пишет та же Википедия, пользовалось поддержкой некоторых соседних государств, которые были заинтересованы «в расшатывании обстановки в России». И, как Википедия продолжает, что даже после казни Е. Пугачева война утихла не сразу, а только после прекращения поддержки ее из-за границы. А как быть с тем, что в период этого «замешательства» на Урале были разрушены 89 металлургических заводов, некоторые до основания? Как быть с тем, что намеренно уничтожались квалифицированные рабочие и инженеры? Конечно, и «народная месть», а по сути, просто неограниченный разгул бандитизма имел место быть («бунт, бессмысленный и беспощадный») Но сказалась эта «народная месть» так, что Россия весь остаток века оправлялась от нее, утратив свои позиции металлургической державы. Возникает вопрос: кому это было выгодно? Кто не выдерживал соперничества с русской металлургией?

Интересно отметить, что граф Тотлебен тоже поимел касательство к Крестьянской войне, к этому «народному замешательству». В. А. Потто приводит такое замечание: «Сохранилось любопытное предание, что при занятии Берлина именно в отряде Тотлебена служил Пугачев простым казаком. Однажды Тотлебен, увидев его у себя в ординарцах, сказал окружающим: «Чем больше я смотрю на этого казака, тем больше поражаюсь его сходством с великим князем Петром Федоровичем» (В. А. Потто, стр. 86). Если предание это верно, то можно согласиться, что слова, сказанные в присутствии самого Пугачева, могли произвести на него впечатление и впоследствии дать ему мысль назваться императором. Кем-то вроде злого гения выходит этот генерал не только для Грузии, но и для России.

Так или не так, но наряду с этим вопросом нас интересует и вопрос: насколько повлияло  «народное замешательство» на спешность заключения мира с Турцией, и были ли бы условия мира иными? Скажем, в отношении Грузии были бы они более определенными и более действенными? Или и здесь мог сказаться генерал Тотлебен, могло сказаться впечатление от его лживых и неприязненных донесений, опорочивших «грузинцев» так, что они, участники войны, оказались в одном ряду с «поляками, молдавцами, волохами, пелопонесцами, островными жителями», в войне не участвовавшими?

Хотя одно то, что Россия взяла на себя обязательство помнить не только свои собственные интересы, но и интересы угнетенных подданных иных государств, оправдывает ее, если даже она не смогла сделать большего, чем сделала. Ни Франция, ни Австрия, ни Саксония, ни Польша, ни Англия – никому из них ни разу не пришло в голову поступить подобно же.  А вот выступить против России – как говорится, завсегда пожалуйста. Емко на этот счет выразился Николай Первый, возражая стремлению ханств Азербайджана присоединиться по результатам Туркманчайского мира (10 февраля 1829 г.) к Российской империи. Он не хотел присоединять их, считая, что это приведет Запад и в первую очередь англичан к опасению, о котором мы уже здесь не раз говорили – к опасению, что «мы стремимся водворить со временем исключительное наше владычество в Азии, и тем самым охладим наши дружественные связи с первенствующими державами в Европе» (С. Дмитриев. Указ. соч. С. 125). Не всесильна была Россия. Русский мужик был всесилен. Он переносил любые тяготы. А Россия не была всесильной на ту пору.

Кстати, и после Георгиевского трактата в 1787 году русские войска снова были спешно отозваны из Грузии, где успешно и в союзе с Ираклием воевали. И не неожиданное ли появление на Кавказе известного Шейха Мансура, поднявшего Кавказ на газават – священную войну против русских – послужило  причиной? Опять шла война с Турцией, и для подавления Шейха-Мансура русским был насущно необходим каждый штык…

Георгиевский трактат

Этот документ называется так: «Договор о признании царем Карталинским и Кахетинским Ираклием II Покровительства и верховной власти России» (Георгиевский трактат). Хотя по тому вниманию, какое ему оказывают историки, можно считать, что это уже не документ, не факт, а нечто большее.
Но прежде, чем говорить о нем, сделаем несколько замечаний.

Еще  в 1771 году, незадолго до отзыва русских войск под командованием генерала Тотлебена из Грузии в Россию царь Ираклий отправил Екатерине Второй письменное представление об условиях, на которых он желал бы вступит под покровительство России. С этим документом он отправил посольство в составе своих родственников – сына Левана и своего двоюродного  брата католикоса Антония Первого. Он просил Екатерину Вторую удостоить их «таким покровительством, дабы всем (…) видно было, что я нахожусь точным подданным российского государства, и мое царство присовокуплено к Российской империи». Он предлагал Екатерине в качестве гарантий своих искренних намерений прислать к русскому двору заложником одного из своих сыновей и нескольких князей и дворян. Кроме того,   он был готов ежегодно выплачивать империи по 70 копеек со двора, присылать по 14 породистых восточных скакунов, по 2 тысячи ведер вина, а так же поставлять в Россию солдат. Ираклий, по сути, предлагал  ту плату за покровительство, которую платил Персии в качестве дани.

Дань, кстати, Ираклий платил не только персам. Как было уже упомянуто, он своеобразную дань платил и лезгинам, выкупая у них пленных соотечественников и дополнительно выплачивая им по 60 тысяч рублей в год только за то, чтобы не нападали на его страну. Но как только казна запаздывала с выплатой, – пишет Г. Кикодзе, явно опираясь на старинный документ, – для их получения из Дагестана наезжало несколько сот лезгин, подымавших суматоху и совершавших всякого рода насилия и дерзости. И пресечь эти воровские «наезды», тормозящие развитие страны, ни предки Ираклия, ни он сам были не в силах. Отчасти и этот фактор сыграл в том, что Ираклий обратился за помощью к России, ибо к Персии или Турции обращаться было бесполезно. Они тесно сотрудничали с лезгинами.

Обращение к России в 1771 году за помощью было отклонено. 8 февраля 1773 года Панин сообщал Ираклию, что подобные предложения явились для России «странными и совсем не по времени учиненными». И думается, здесь сыграла свою роль не только память об экспедиции  Тотлебена, но и тот фактор, что в условиях войны с Турцией у России просто не было возможности чем-либо существенным помочь Ираклию. И это должно было быть очевидным и Ираклию. Но Ираклий, явно не учел этого.

Подобные обращения уже не стали казаться странными и несвоевременными через 10 лет. Ситуация к этому времени изменилась едва не кардинальным образом. Россия прочно обосновывалась на Северном Кавказе, создав к концу 70-х годов оборонительную линию из 10 крепостей с редутами, станицами и пикетами между ними. Линия простерлась от Азовского моря до Моздока и присоединилась к Кизлярской линии, оборудованной ранее. И Россия стала понимать – если она не вмешается в дела Закавказья, то Западную Грузию полностью проглотит Турция, как это уже начала делать, присоединив Аджарию к Трапезундскому вилайету, а Восточная Грузия достанется Персии. К тому же она стала понимать, что ее  приход в Закавказье ослабит и Турцию, и Персию (Д. Рейфилд, стр. 312).

 И потому новое предложение Ираклия Второго о военной и материальной помощи, сделанное 21 декабря 1782 года, было принято. Ираклий писал Екатерине: «Картли издревле принадлежала предкам моим, а потом и Надир-шах пожаловал оную отцу моему. В то время была она неприятелями разорена  и опустошена. Но отец мой и я прилагали старание наше с крайним попечением о приведении е в лучшее состояние. Неоднократно побеждали мы персидские и дагестанские войска великие, кои желали разорить Картли. Так же и турецкие войска до разорения мы не допускали, и над ними одерживали верх. И по таким обстоятельствам, Божиею помощью и счастьем его и.в. и попечением нашим привели Картли в лучшее состояние и присовокупили к нашим областям принадлежащие персидским государям места Эривань и Ганджа…»

Особо Ираклий не приукрашивал картину. По сравнению с тем, какой она была при «пожаловании оной отцу Ираклия», не говоря уже о более ранних временах, ее при всех издержках можно было считать  близкой к описываемой, и о том было сказано в предыдущих главах. Здесь наиболее интересным для некоторых исследователей может показаться признание о том, что он «присовокупил» Еривань и Ганджу. Утверждать не будем, но, наверно, этот факт некоторые исследователи стали рассматривать как признак агрессии Ираклия – мол, сам стонет от невозможности отбиться от врагов, а туда же – получил помощь и тотчас кинулся присовокуплять ему не принадлежащее. Вторым фактом считать Ираклия агрессором, наверно, могла стать следующая фраза из его письма Екатерине Второй: «Ежели Божиею помощию и вашего величества счастием сверх отнятых от нас собственных наших земель завоеваны будут нами помощию вашего величества корпусом и другия неприятельские области…», фраза, как бы прямо говорящая о намерении «присовокупить» не только свое, некогда  отобранное, но и не свое.

И если исходить из нынешних международных отношений , то так оно и получается. А если исходить из реалий того времени, то, во-первых, ни одно государство мира не только не гнушалось «присовокупить» что-нибудь к себе, а и считало за доблесть «присовокупить», отчего сложились целые колониальные империи. Во-вторых, «присовокупленные» Гянджа и Еривань некогда в прошлом были самостоятельными государственными образованиями и были  «присовокуплены» Персией. В-третьих, потеряв в результате вековой персидско-турецкой агрессии самостоятельность, они издревле тяготели к Грузии как к государству, жизнь в котором, несмотря на перечисленные напасти, была легче, хотя и не на много. В противоречие нашему мнению, Д. Рейфилд сообщает даже о крестьянских восстаниях, наиболее заметным из которых произошло в 1789 году в Кахетии. Крестьяне и без того обездоленные лезгинским разбоями, войной, непомерными налогами шаху и в царскую казну, восстали и против самого Ираклия, возмущенные  безнаказанным разгулом его многочисленных детей и родственников, «отбирающих у них пшеницу, коров и вино» (Д. Рейфид, стр. 318). Но тут можно сказать в возражение только то, что, значит, жизнь в тех ханствах была еще более тошной, чем в Кахетии. В-четвертых, сами эти Гянджа и Еривань не стеснялись хаживать против Ираклия, то есть против его страны. И, наконец, в-пятых, как сообщает М. А. Волхонский, в целях укрепления позиций будущего союзника российское правительство намеревалось помочь Ираклию в расширении владения и предполагало для усмирения лезгин «придать грузинскому царю часть земли до моря Каспийского», то есть те самые ханства (М. А. Волхонский. Военная политика Российской империи в Закавказье в 1783 – 1796 гг. Военно-исторический журнал, № 8, 2018, стр. 15).

Но это – просто к сведению.

А в декабре 1782 года Ираклий обратился к России в очередной раз за помощью, и вдруг получил положительный ответ.

Грузинский текст трактата подготовил ближайший сподвижник Ираклия Второго  Соломон Леонидзе. И сделал он это не в одиночестве, а вместе с другими соратниками, такими, как будущий посол в России Гарсеван Чавчавадзе, который потом был полномочен подписать трактат, и другими, включая в их число и самого Ираклия.

Русский текст готовил сам светлейший князь Таврический Григорий Александрович Потемкин.

Текст трактата состоит из текста на русском и грузинском языках.  Грузинского текста у нас нет. И есть некоторые сведения, сослаться на которые со всей определенностью у нас нет возможности, по которым грузинский текст несколько отличается от русского. В русском же тексте трактат начинается так:
«Во имя Бога всемогущего единого в Троице святой славимого.
От давнего времени Всероссийская империя по единоверию с грузинскими народами служила защитой, помощью и убежищем тем народам и светлейшим владетелям их против угнетений, коим они от соседей своих подвержены были. Покровительство всероссийскими самодержцами царям грузинским, роду и подданным их даруемое, произвело ту зависимость последних от первых, которая наипаче сказывается из самого российско-императорского титула». 

Здесь приостановимся и вспомним, что и в самом деле титул российских императоров включал в себя и «царей грузинских» - хотя и поспешно, но уже со времен, как мы уже говорили, царя Кахетии Александра Второго, который подписал в 1587 году «крестоцеловальную грамоту» на верность России. Так что вполне вправе утверждать, что Георгиевский трактат все-таки был не первым документом подобного рода. Вот только почему-то первый документ напрочь забыт, а отношение к второму сложилось таким неоднозначным.

А всего трактат состоял из пятнадцати статей, именуемых артикулами, из которых тринадцать были, так сказать, обычными статьями или артикулами,  четыре были  сепаратными, или, в переводе с латинского, особыми; и была еще дополнительная статья. Завершался текст Трактата образцом клятвенного обещания Ираклия Второго, которое он обязывался «учинить на верность ее императорскому величеству самодержице всероссийской и на признание покровительства и верховной власти всероссийских императоров над царями карталинскими и кахетинскими». Интересно отметить – клятва приносилась не российскому государству, а всего лишь государыне-вседержительнице, ну, там и все последующим вседержителям. (Ну да: «государство это я!» – как-то обронил между прочим один известный француз). Так что не к народу российскому, а к императорам всероссийским следует предъявлять все претензии, если кто-то вдруг и в том изыщет пресловутое большее зло России перед всеми прочими державами.

Далее в преамбуле, то есть во вступительной части трактата, говорится, что, исходя из прошения светлейшего царя карталинского и кахетинского Ираклия Теймуразовича о принятии его со всеми его наследниками и преемниками и со всеми его царствами и областями в монаршее покровительство ея величества и ее высоких наследниками и преемников, ее величество государыня всероссийская Екатерина Вторая «восхотела постановить и заключить с помянутым светлейшим царем дружественный договор», который бы «ознаменил бы торжественным и точным образом обязательства» Ираклия Второго и его преемников «в рассуждении Всероссийской империи», а Екатерина Вторая, со своей стороны, могла бы «ознаменить торжественно, каковые преимущества и выгоды от щедрой и сильной ее десницы даруются помянутым народам и светлейшим их владетелям».

И заключить такой договор были уполномочены со стороны Российской  «светлейший князь Римской империи Григорий Александрович Потемкин, который, в свою очередь, уполномочил подписать трактат своего двоюродного брата генерал-поручика, командующего войсками Кавказской линии (в трактате сказано: командующего войсками в Астраханской губернии) Павла Потемкина; а со стороны Карталинской и Кахетинской были избраны Ираклием Вторым на подписание «генерал от левой руки князь Иван Константинович Багратион и генерал-адъютант князь Гарсеван Чавчавадзев».

Трактатом Ираклий Второй  на вечные времена отказывался от зависимости от Персии и Турции, на вечные времена переходил под покровительство России, отказывался от самостоятельной внешней политики, обязывался своими войсками служить России, а Россия в лице Екатерины Второй и последующих государей  обязывалась сохранять целостность владений Ираклия. Его объединенному государству предоставлялась внутренняя автономия. Его привилегированные сословия приравнивались к российским. 

Интересен язык трактата своей витиеватостью. Приведем в качестве примера такой серьезный артикул трактата, как шестой, касающийся обещания России считать своим врагом любого врага Грузии и сохранять на царстве, как Ираклия, так и его потомков.

«Е. и. в. (Ее императорское величество – А. Т.), приемля с благоговением признание верховной ее власти и покровительства над царствами Карталинским и Грузинским, обещает именем своим и преемников своих:
1.Народ тех царств почитать пребывающими в тесном союзе и совершенном согласии с империей ее и, следственно, неприятелей их признавать за своих неприятелей; чего ради мир, с Портой Оттоманской или с Персией, или иной державой и областью заключаемый, должен распространяться и на сии покровительствуемые е. в. (ее величеством – А. Т. ) народы.
2.Светлейшего царя Ираклия Теймуразовича и его дома наследников и потомков сохранять беспеременно на царстве Картилинском и Кахетинском.
3.Власть, со внутренним управлением сопряженную, суд и расправу и сбор податей предоставить его светлости царю в полную его волю и пользу, запрещая своему военному и гражданскому начальству вступиться в какие-либо распоряжения».

И здесь в первом случае вместо царств «Карталинского и Кахетинского» называются царства «Карталинское и Грузинское», что могло быть обыкновенной опиской, но опиской, влекущей за собой и последствия, так как чаще всего в эту эпоху под царством Грузинским именовали царство Имеретинское или, наоборот, царство Имеретинское так и называлось «царство Имеретинское», а остальные части Западной Грузии назывались Грузией. Иногда, правда, было и так, что Картл-Кахетинское царство называли Грузией. Например, князь Г. А.  Потемкин в одном из писем писал: «Католикос имеретинский Максим по причине бывших в Имеретии раздоров удалился в Грузию». Но написание «Картилинское и Грузинское» – такое встречается впервые. И если это было опиской, то почему же никто из уполномоченных на подписание эту описку не исправил?

Интересен и восьмой артикул. И тоже его приведем полностью, так как  у иных историков он вызывает разночтения:

«В доказательство особливого монаршего благоволения к его светлости царю и народам его и для вящего соединения с Россией сих единоверных народов, е. и. в. (ее императорское величество – А. Т.) соизволяет, чтоб католикос или начальствующий архиепископ их состоял местом в числе российских архиереев в осьмой степени, именно после Тобольского, всемилостивейше жалуя ему навсегда титул Святейшего Синода члена; о управлении же грузинскими церквами и отношении, каковое долженствует быть к Синоду российскому, о том составится особливый артикул».

Некоторые из историков считают, что это условие договора лишало грузинскую церковь самостоятельности. Д. Рейфилд пишет, что «восьмой артикул подчинил католикоса-патриарха Святейшему синоду, а судьбу грузинской автокефалии предоставил решить еще несуществующему «особливому артикулу» (Д. Рейфилд, стр. 314). Ничего подобного насчет подчинения «католикоса-патриарха» мы не видим. Да и оговорка об «особливом артикуле» недвусмысленно говорит о том же. А присвоение звания члена Синода – это не зачисление на действительную службу, а дань уважения. И если впоследствии случилось упразднение грузинской церкви, то это не значит, что оно случилось посредством Георгиевского трактата. И не значились «невыгодными для Картли-Кахетии остальные артикулы», как о том пишет Д. Рейфилд. Что «невыгодного» было в том, что «его светлость царь (Ираклий – А. Т.) обещает за себя и потомков своих быть всегда готовым на службу е. в. (ее величества) с войсками своими»? Или договор должен был быть таким, при котором Россия защищает Грузию «войсками своими», а Грузия Россию – нет? К тому же, ничего не сказано о количестве войск. Россия обязывала себя определенным количеством войск – два батальона и четыре пушки, а с Картли-Кахетии ничего подобного не спрашивала.  Далее Д. Рейфилд считает «невыгодным» для Ираклия «удовлетворять требованиям российских начальников повышать людей в ранге за заслуги перед Российской империей». А в договоре (артикул седьмой) сказано так: «В определении людей к местам и возвышении их в чины отменное оказывать уважение на заслуги перед Всероссийской империей, от покровительства коей зависит и благоденствие царств Карталинского и Кахетинского». Речь-то вед идет не о «российских начальниках и их требованиях», а о подданных самого Ираклия. И Ираклий по договору обещает впредь при награждении своих подданных учитывать еще и какие ни есть, а заслуги в общем русско-грузинском деле – тем более, что это дело намечалось быть гарантом «спокойствия и благоденствия» родине того подданного. Другое дело – ни спокойствия, ни благоденствия трактат ни Ираклию, ни его подданным не принес и не мог принести. И виной тому были обстоятельства внешние.

Пункт 2 артикула 6, говорящий о том, что  и Екатерина, и ее потомки обещают «сохранять беспременно» Багратионов на их царствах. Многие историки указывают на этот пункт: ага, обещали сохранять, обещали «на вечные времена», а сами в 1801 году свое обещание нарушили!..

Что тут сказать. А только то и сказать – кто же когда в иных случаях иных государей и иных государств, заключая мир на вечные времена, свято в это верил! Самый близкий по времени к Трактату Кючук-Кайнарджийский мир тоже был заключен «на вечные времена». Однако же через 12 лет Турция снова объявила войну России. Никто вообще, будучи в здравом уме, не обращал внимания на эту окаменевшую формулу, прекрасно понимая, что ничего нельзя обещать на вечные времена. В них обязательно смешаются «времена не вечные». У нас под носом подписывались Минские соглашения – подписывались и обеими сторонами Украиной и Россией, подписывались и гарантами соглашений Францией, Германией, Польшей. Да только верили в эти подписи Россия да Донбасские республики. А другая сторона – Украина и гаранты Франция, Германия и Польша ставили свои подписи с иными намерениями, с иными целями – использовать свои подписи против России. 

А мы ловим за руку одного «мошенника» там, где все вокруг таковыми являются. И почему именно одного  и именно этого? А потому что он нам под нашу заранее придуманную концепцию нужен!

А вот артикул, прямо перекликающийся с временами нынешними:

«Постановляется, что все вообще уроженцы карталинские и кахетинские могут в России селиться, выезжать и паки возвращаться безвозбранно…»  – это то, чего мы никак не можем достичь ныне. И он же, этот артикул определяет статус пленных, будь они подданными договаривающихся сторон и освобожденными из персидского, турецкого или какого-то другого плена. Торговля обеих сторон осуществляется на равноправной основе. Ну и «сей договор делается на вечные времена» и при необходимости в него могут с обоюдного согласия вноситься изменения и прибавления.

Сепаратные статьи обязывали Россию защищать Картл-Кахетию в случае войны со стороны соседей, для чего постоянно содержать в ее пределах два полных батальона с четырьмя пушками на местном довольствии, при особой необходимости помогать оружием, а в мирное время всеми силами способствовать возращению Ираклию ранее грузинских, но отторгнутых соседями земель, непременно оставляя их за грузинскими царями.

Первый сепаратный артикул требовал («дружественно советовал Ираклию и увещевал») его о сохранении «дружбы и доброго согласия со светлейшим царем имеретинским Соломоном и о постановлении всего того, что может только пособствовать пресечению различных распрей и к упреждению всяких недоразумений, обещая императорским своим словом не только споспешествовать стараниями своими событию сего толико полезного дела, но и на таковой мир и согласие дать свое ручательство».

А его светлость царь Ираклий в ответ с благодарностью берет на себя обязательство «попечения и о соблюдении дружбы между народами единого происхождения и закона и высочайше ее ручательство исповедует сим, что в делах их взаимных со светлейшим царем Соломоном ныне и впредь признает ее императорское величество совершенным арбитром, подвергая распри и недоразумения, между двумя владетелями паче всякого чаяния происходящие, ее верховному решению».

На удивление, исследователи не особо обращают внимание на этот артикул, требующий мира и совместной борьбы двух царей против врага в условиях, когда этого мира и этой совместной борьбы никакими стараниями только Ираклия и Соломона добиться было невозможно. Конечно, артикул был неисполнимым как для грузинских царей, так  и для Екатерины. И все-таки этот артикул можно считать одним из важнейших, закладывающих основу дальнейшего объединения «народов единого происхождения и закона», а мы добавим, единого языка, единой культуры и единого вероисповедания. Случится это уже не в царствование Екатерины, но в Российской империи, при ее праправнуках, что может сказать только одно – как бы что бы ни говорил, а хотя бы в этом артикуле Георгиевский трактат был исполнен и работает до сего дня.

Вот такой договор составился совместно двумя сторонами. 

А далее полномочные Павел Потемкин, Иван Багратион и Гарсеван Чавчавадзев поставили свои подписи и скрепили их печатями на тексте договора и на Клятвенном обещании Ираклия Второго на верность самодержице Всероссийской Екатерине Второй и признании е покровительства и верховной власти всероссийских императоров над ним и последующими царями Карталинскими и Кахетинскими на вечные времена.

Процедуру подписания Трактата решено было провести в штаб-квартире Кавказской (или Азово-Моздокской) линии, только что, в 1777 году, возведенной на левом берегу реки Подкумок крепости, называвшейся, как на заказ, Георгиевской.  И только потому «как на заказ», что в гербах и грузинских царств, и в гербе города Москвы помещен образ Святого Георгия Победоносца. Да и в целом этот Святой был почитаем как в Грузии, так и в России. И лучшего места для подписания судьбоносного документа было  не сыскать.

Энциклопедический словарь. Ф. Брокгауза И. Ефрона о Георгиевске сообщает следующее:
«Георгиевск – заштатный город Терской области, 35 верст к северо-востоку от Пятигорска, на левом берегу Подкумка на высоте 1032 футов. В 1777 г. основана крепость на Кавказской линии, соединяющей Моздок с Азовом. В 1783 г. Здесь был заключен между русскими и грузинскими уполномоченными договор, по которому царь Ираклий отказался от подданства Персии и отдался под покровительство России. В 1786 г. при образовании Кавказской губернии Георгиевская крепость переименована в уездный город, а с 1802 г. делается губернским городом. В 1822 г. с переименованием Кавказской губернии в область административный центр переносится в Ставрополь. Георгиевск делается снова уездным, а 1830 г. – заштатным городом. От бывшей крепости уцелели лишь развалины стен».

Директор Георгиевского историко-краеведческого музея кандидат исторических наук Наталья Владимировна Ильичева нашла о Георгиевской крепости той знаменательной поры сведений гораздо больше.  

 Она сообщает, что «строить Георгиевскую крепость начали весной 1777 года, когда прибыл 80-й Кабардинский пехотный полк двухбатальонного состава под командованием полковника Ладыжинского и переселенцы с Волги, а так же « местные туркмены». А. В. Потто сообщает, что полк прибыл на Линию в 1776 году, что не противоречит установленной Н. В. Ильичевой дате. Отпущено на строительство из казны было 1 тысяча рублей. За работу платили по 5 коп. в день (лошадным – 10 коп). Руководил строительством подполковник того же полка Иоганн Герман фон Ферзен. К зиме крепость была готова. Первым комендантом крепости стал секунд-майор Карл Рикк. Был ли он в крепости и в период подписания трактата, не известно.

Крепость представляла собой неправильный пятиугольник. Северо-восточная, восточная и юго-восточная ее стороны выходили на крутые берега бурного Подкумка (ширина его от 100 до 450 шагов). Остальные стороны защищал ров и вал. Ров был шириной 7,7 м, глубиной 3,6 м, а вал – высотой 3,6 м. Южная сторона была защищена «естественными обрывами высокой подкумской террасы и частоколом». От южной стены вовнутрь крепости была устроена незастраиваемая площадь – так называемые плацдармы для свободного перестроения во время боя. И тут же стояли орудия (всего в крепости было 24 пушки и по нескольку гаубиц и мортир). Ворот было трое. Одни из них  именовались Водяные.

На территории крепости были построены казармы, помещение штаба, цейхгаузы, Никольская церковь.  Вокруг крепости стал обустраиваться форштадт, то есть обывательские и казачьи поселки.

«Поразить воображение гостей, явно было нечем, – пишет Наталья Владимировна. – Но привлекало и придавало символическое значение событию само название крепости (…) 18 июля послы прибыли. Их было 24 во главе с царевичем Иоанном Багратиони, князем Гарсеваном Чавчавадзе и архимандритом Гайозом. (Уже два года, как в земле лежал участник прежнего, двенадцатилетней давности, посольства царевич Леван – А.Т.) После приветственных речей вечером в Никольской церкви состоялся молебен по случаю начала переговоров. Богослужение совершил архимандрит Гайоз с двумя полковыми священниками. 20 июля после обмена полномочиями Потемкин пригласил послов на смотр смены караула. “Зрелище сие, – писалось в отчете, – не токмо нравилось полномочным, но и привело их в восторг”. 24 июля 1783 года Георгиевский трактат был подписан. Печатями и подписями было подтверждено: “Сей договор делается на вечные времена, но ежели что-либо усмотрено будет нужным переменить или прибавить для взаимной пользы, оное да возымеет место по обостороннему соглашению”. Состоялся молебен в честь успешного завершения переговоров. А затем послов пригласили на торжественный обед. Вечером крепость по случаю торжеств была иллюминирована (…)» (Н. Ильичева. История учит любить ближнего и не резать по живому. «Георгиевские известия», июль 1983 года).

Договор был ратифицирован русской стороной 30 сентября 1783 г., а грузинской – 23 ноября того же 1783 года. Ратификация была отмечена торжественным молебствием и большим городским праздником.

По поручению командующего Кавказской линией генерала П. С. Потемкина, постоянные сношения с Ираклием Вторым и Соломоном Первым поддерживал полковник В. С. Томара.
За труды и окончание «сей негоциации» (так выразилась Екатерина), П. С. Потемкин был награжден табакеркой с портретом Екатерины и суммой в 6 тысяч рублей. А «трудившимся при нем» на всех выдано было 2 тысячи рублей.

О заключении Георгиевского трактата Г. А. Потемкин императрице Екатерине Второй от 5 августа 1783 г. писал: 
«Всемилостивейшая государыня!
Совершен уже по высочайшему вашего и.в. повелению и с царем Ираклием трактат, которого производство в оригинале имею счастье поднести, повергая посильные мои выполнения и труды, от меня употребленных к освященным вашего и.в. стопам.
Царь же Соломон не токмо что расположен к таковому союзу, но остается с великою завистью к счастью царя Ираклия, скорбя, что он оставлен, будучи верен престолу вашего и.в. столько же, как тот…
Вашего и.в. верноподданейший раб князь Потемкин.
Августа 5-го дня 1783 года, лагерь у Карасбазара».

Еще одно письмо светлейшего князя государыне, отправленное через год, 23 июня 1784 г.
«Всемилостивейшая государыня!
Получаемые мной известия из-за Кавказа (у него из-за Кавкаса  - А.Т.) подтверждают то сильное уважение, которым все там живущие народы преисполнены к высочайшему вашего и.в. имени.
Многие владельцы персидские и главнейший между ними Али-Мурад, хан Исфаханский, продолжают оказывать усерднейшее свое желание удостоиться высочайшего вашего и.в. благоволения и ожидают с некоторой взаимной ревностью, что благоугодно будет вашему и.в. высочайше повелеть на письма их и представления чрез чиновников своих, ими чтимыя (так в письме – А.Т.).

Имеретинцы, последуя достохвальному наставлению умирающего государя своего (Соломона Первого  – А.Т.), стараются изъявить при всех случаях усердие и ревность к высочайшему вашего и.в. престолу…
Католикос Имеретинский Максим по причине бывших в Имеретии раздоров удалившийся в Грузию, возвращается во отечество с усердным намерением успокоить народ… Между тем, турки по смерти Соломоновой прислали вскоре в Кутатис одного агу, склоняя имеретинцев поддаться Порте. Но как приказано от меня полковнику Бурнашову переехать из Тифлиса в Кутатис и способами благопристойными сохранить ненарушимую к вашему и.в. преданность, то и не могут турки много там предуспеть.
Армения при умножившемся ныне притеснении ее простирает руки свои к освященного вашего и.в. престолу, прося избавления от ига агарянского, под коим она стенает…»

Д. Рейфилд, касаясь Георгиевского трактата, вдруг пишет: «Многие грузины видели в трактате нарушение суверенитета намного более серьезное, чем даже требования иранских шахов. Запрет на независимую иностранную политику в то время, как согласие или помощь шли из России в Закавказье несколько месяцев, обрек Ираклия на безнаказанные нашествия со стороны Турции или Ирана… 

К чему это? К тому, что Грузия трактатом лишалась возможности отражения агрессии? Ничуть не стало. Трактат по своей сути не мог этого диктовать Ираклию. Или уважаемый британский историк отражение агрессии полагает за внешнеполитический акт?

А Д. Рейфилд пишет дальше относительно трактата:
«Ираклий без сомнения сознавал, что попал в западню: уже 24 августа 1774 года он писал графу Панину: «Теперь турки, разиня рты свои, как змеи, окружают нас, персияне, как свирепые львы, смотрят на нас, а лезгины острят зубы свои против нас, как голодные волки». И опять – к чему это? К тому, что указанные змеи, свирепые львы и голодные волки до трактата не «окружали» Грузию? И к чему вообще слова девятилетней давности приплетать к трактату? Только к тому, что укоренилась в западной историографии некая традиция – без причины изыскивать всякий способ показать миру всю пагубность деяний России даже вопреки логике?..

После Трактата

Наивно было бы полагать, что трактат в единое мгновение скажется в лучшую сторону на внутреннем и внешнем положении Картли-Кахетии. Тем не менее, многие из исследователей не лишают себя удовольствия подчеркнуть отсутствие какого-либо намека на улучшение положения в делах Ираклия и его страны после заключения договора с Россией.

Думается, никто из участников подписания этого документа не питал иллюзий на этот счет, не воображал себе, что и Персия, и Турция, и лезгины, и соседние ханства тотчас же по получении известия о трактате устрашатся и станут обходить Грузию стороной.

Первое время Восток, конечно, напряг лбы и нахмурился, но сдержал себя, обдумывая новое свое положение. Д. Рейфилд пишет: « Англия и Франция, как Турция и Иран (он почему-то употребляет в своей монографии позднее название Персии – Иран. А. Т. ), были встревожены… но пока громко не реагировали». Он же, кстати, упоминает, что граф П. С. Потемкин спрашивал Ираклия, «не хочет ли он расширить свои границы до Каспийского моря», отчего приезжал в сентябре 1784 года в Тбилиси с целью рекогносцировки (Д. Рейфилд, стр. 315). Эта ремарка еще раз может служить ответом тем из исследователей, кто утверждает, что, получив русскую помощь, Ираклий вместо защиты своих рубежей пустился завоевывать соседей. Хотя, будь так, ничего экстраординарного в том не было бы. При том складе отношений, какое царило в этом регионе, нападение было лучшим способом защиты.

Несколько по-другому пишет об этих начальных днях Г. Кикодзе. «Вступление русского войска в Грузию вызвало большую тревогу в некоторых мусульманских владениях. Турецкие эмиссары и султанские фирманы призывали население Азербайджана и Дагестана встать на защиту веры и напасть на Грузию (Г. Кикодзе, стр. 120). То есть турки пока только призывали. В. А. Потто об этом пишет: «Персия и Турция не имея повода к открытому вмешательству, старались возжечь в Грузии внутренние смуты и обратить ее в кровавую арену лезгинских нашествий» (В. Потто. Указ соч., т. 1, стр. 251). А. О том же пишет и А. П. Новосельцев: «Резонанс был велик. Переход под покровительство России сильнейшего и влиятельнейшего из государств Закавказья означал коренную ломку традиционных политических отношений в регионе» (А. Новосельцев «Георгиевский трактат 1783 года и его историческое значение (К 200-летию Георгиевского трактата). История СССР, 1983, № 7, стр. 59).

О сломе традиционных отношений в Закавказье в связи с трактатом говорит и О. Джанелидзе. «С появлением России на политической арене Южного Кавказа возникла угроза нарушения геополитического равновесия, сформировавшегося в данном регионе задолго до этого… по которому Иран сохранял за собой Восточную Грузию, а Западная Грузия оставалась за Турцией (О. Джанелидзе.»Завоевание или добровольное присоединение?» Интернет, абзац 3). В дальнейшем мы еще обратимся к этому труду О. Джанелидзе, в целом представляющему большой интерес, но теряющему свою значимость из-за непреходящего желания во все видеть вину России и только России, даже там, где она поступает равно другим великим державам, то есть сообразно своему времени, или там, где ее нет.

Очень жаль, что такой перспективный исследователь замкнулся на выводах, не совсем соответствующих документам, трактуя их только в соответствии со своими симпатиями. Или, чтобы не обидеть автора, скажем немного по-другому: сделал вывод только в пользу своей родины, без учета всего комплекса сложностей не только той эпохи, но и нынешней, когда историография начинает ставить себе задачу не считаться с фактами, не осмысливать факты, а искать в них подтверждения своей, заранее выстроенной модели. Конечно, здесь сказывается и влияние советской историографии, грешившей подобным. Но все-таки мы считаем, что откровенное признание только отрицательных последствий политики Ираклия Второго или Соломона Первого на сближение с Россией – это позиция является противоречащей объективному подходу к проблеме. И не приносит ли такая позиция ущерба Грузии более, чем пользы?

И об этом чуть более подробно мы скажем позже.

Да, в первые дни Восток сдерживал себя. 

Википедия сообщает, что трактат без помех действовал 3-4 года. И если иметь в виду, что особенный разгул лезгин, этот бич Грузии, снова начался только в 1786 году нашествием 12-тысячного войска хунзахского хана Омара (М. А. Волхонский указывает на 20-тысячное войско, называя Омар-хана Умма-ханом Аварским),  что Ираклию изменил карабахский хан Ибрагим, что в Персии и Турции начались убийства грузинских купцов, чего раньше явно не случалось, то, вероятно, так оно и было. Карабахский хан Ибрагим рассердился на Ираклия из-за того, что он своим договором с русскими дал пример его подданным, карабахским и соседним с Карабахом армянам, послать посольство Г. А. Потемкину с просьбой создать в Закавказье еще одно христианское государство под покровительством России (Г. Кикодзе. Указ соч., стр. 120). А хунзахский Омар напал, согласовав свои действия с ахалцихским пашой с целью удара по Ираклию с двух сторон.

Русский отряд, пришедший в Грузию, состоял из Белорусского и Горского егерских батальонов. И разделенные на несколько более мелких отрядов, егеря вынуждены были очень быстро перемещаться для отражения лезгин и турок. Конечно, это сильно выматывало людей. И тем не менее, они действовали очень эффективно.

 Двухтысячный отряд лезгин и турок Ираклий совместно с ротой русских солдат в Борджомском ущелье разбил наголову. История даже сохранила имя одного из героев – русского сержанта Дмитрия, переколовшего штыком двенадцать  лезгин (Там же, стр. 121). А отразить Омара  не удалось. Вероятно, стали сказываться те причины, которые самым роковым образом проявили себя через 9 лет, в 1795 году в Крцанисской битве. Мы имеем в виду внутренние распри князей между собой и с Ираклием, усиливавшиеся в связи с прорусской его ориентацией. Г. Кикодзе сообщает, что  для отражения Омара русский отряд под командованием резидента при Ираклии полковника С. Д. Бурнашева прибыл в Кахетию. А грузинское войско никак собраться не могло. Оно «в продолжении этой экспедиции то увеличивалось до 5 тысяч, то уменьшалось до трех тысяч» (там же), то есть, надо полагать, уменьшалось не из-за павших в битвах, а из-за дезертиров-князей и их «людей». К этому обстоятельству прибавилось и то, что, явно помня первые свои боевые действия с генералом Тотлебеном, Ираклий сомневался в Бурнашеве («русский полковник не был опытным в деле войны»). И Омар был упущен. Он, как говорится, огнем и мечом прошел по Нижней Картли, разгромил и разграбил Ахтальский серебряный рудник и завод и ушел в Ахалцихе, а оттуда вдруг вторгся в Имеретию, коварством захватив Ваханскую крепость и безнаказанно вернулся в Ахалцихе. Ненадолго утихомирить его удалось только значительной суммой, выданной Ираклием, причем за обещание не нападать на Грузию ему заплатил и П. С. Потемкин.

А страна, как и казна, пустела. Разгромленные в Нижней Картли  серебряные рудники дохода больше в казну не приносили. Пустующие и  брошенные ушедшими в Россию крестьянами земли – тоже. Царица Дареджан все более встревала в дела государства. Она пеняла Ираклию за его «глупость» связаться с русскими, пытаясь убедить его в том, как было хорошо с персами и турками.

И вот Ахалцихский паша предложил Ираклию мир. Турция, потерявшая в 1783 году Крым, не могла смириться с потерей и готовила новую войну. Ей было необходимо знать, что союзный России Ираклий не ударит во фланг. Ираклий на мир согласился.
Некоторые историки это согласие приняли за факт нарушения Георгиевского трактата, говоря, что Ираклий без разрешения вступил во внешнеполитические сношения с соседями, чего ему трактатом не позволялось. А отсюда-де и все последующие шаги русской стороны: и вывод русского отряда из Грузии, и отсутствие последующей помощи… 

Но Ираклий трактат не нарушил, и русский отряд был выведен из его объединенного царства по другим соображениям. Их высказывал еще В. А. Потто. В случае открытия Турцией военных действий в Грузии, – говорил он, – такой малочисленный отряд просто погиб бы без всякой пользы и для Грузии, и для России. И дореволюционный историк З. Д. Авалов (Авалишвили), которого мы упоминали в историографической главе, считал, что «Россия сочла более надежным» тот вариант действий, при котором безопасность Грузии будет обеспечена как раз выводом оттуда русского отряда.

Мы сможем высказать еще и такое мнение, что Ираклий вполне мог прийти к выводу с заключением с ахалцихским пашой мира, что этот мир не только обезопасит его и его царство от возможного в ином случае турецкого нашествия, что этот мир не только поставит алчных соседей, и особенно лезгин на место, лишив их базы в пашалыке, но и поможет России, как того и предусматривал Георгиевский трактат, тем, что даст ей возможность не отвлекаться на свой левый фланг. Зная государственный ум Ираклия, мы вполне можем предположить в его маневре с заключением мира с ахалцихским пашой и такое намерение. 

А утверждение, что Ираклий о своем намерении не оповестил русскую сторону, разбивается приведенными в Википедии его перепиской с генералом П. С. Потемкиным: «…крайне скорбя, что ваше высочество и советы вельмож ваших попускаются на готовность выполнить требования Солеймана паши Ахалцихского…»  – писал П. С. Потемкин Ираклию. Но он мог и не вникнуть в суть маневра Ираклия и старался уговорить его не идти с пашой Сулейманом на мир. «С самых пор, как начал он иметь с вашим высочеством переписку, его требования были в следующем: 1. Оболщая разными мнимыми выгодами поколебать верность вашу к России; 2. Чтобы вывести войска Российския из Грузии и избавясь от грозных защитников, обножить оную от обороны; ибо естли войски наши не были бы им грозны, не имел бы он надобности искать их вывода…» – писал  П. С. Потемкин Ираклию. А возможно, письма были только для соглядатаев во дворе Ираклия, и командующий Кавказской линией был  с Ираклием заодно.

Так ли этак ли, но эта переписка доказывает, что Ираклий сделал свой внешнеполитический и запрещенный трактатом шаг не втихомолку. То есть Ираклий условий Георгиевского трактата не нарушал.

И нельзя забывать еще одно обстоятельство. Турция была соперником очень серьезным и коварным. Это Екатерина Вторая могла пойти на малообдуманный Греческий проект. Это сын ее Павел мог пойти на завоевание Индии. А восточная политика была продуманнее и коварнее – недаром там вовсю работали англичане ( и то ли сами учились у Востока, то ли учили Восток особым приемам ведения политики). И явно не случайно в канун новой войны Турции с Россией, в 1785 году, на Северном Кавказе объявился некто шейх Мансур, проповедник священной войны всех мусульман с русскими, которая полыхнула на целых три четверти века, вплоть до 1864 года. Кавказская линия была всегда при малом, а порой даже при катастрофически малом количестве войск. Здесь даже и два батальона с четырьмя пушками были значительной силой. Так что и здесь Ираклий поспособствовал успешному ведению войны России с Турцией.

Договор 1786 года ничего Ираклию не принес, так как, во-первых, лезгин усмирить оказалось возможным только русским оружием, что и случилось только с присоединением Грузии к России, да и тогда не раз бывали их набеги, как, например, на Цинандали в 40-х годах 19-го века. А в остальном вышло так: кажется, избавились от турок, но пришлось претерпеть разборки с персами, то есть попали из огня да в полымя. И разве Ираклий этого не мог предвидеть? Да тут и предвиденья не нужно никакого. Прожив жизнь бок о бок с такими соседями, все повадки их изучил Ираклий до мелочей. Ираклий вполне понимал последствия этого договора. И почему пошел – мы уже сказали.

Но вот в чем еще одно последствие этого шага. Именно этот договор, а не Георгиевский трактат, всем мусульманским миром, включая и Персию с Турцией,  принятый одинаково отрицательно, нарушил  то самое «равновесие», которое, как утверждает О. Джанелидзе, якобы царило в Закавказье. Не Россия, как утверждает О. Джанелидзе, была нарушителем «равновесия», а Турция. Не Россия была гирькой, качнувшей весы того «равновесия», а Турция, хотя для нас разницы нет – пусть это сделала бы и Персия, когда царь имеретинский Соломон Первый в 1778 году обратился к ней с предложением о совместном выступлении против Турции (Д. Рейфилд, стр. 310). И без России хватало гирек на «равновесых» весах Закавказья.

А вот, как утверждает А. П. Новосельцев, коренную ломку сложившихся отношений он действительно произвел – не нарушение равновесия, установленное главенством двух держав Персии и Турции, а коренную ломку всех отношений, включая сюда и интересы европейских держав и прежде всего  Англии.

Георгиевский трактат своим артикулом сепаратным первым предписывал, как уже было сказано, чтобы единоверные народы и цари Ираклий Второй и Соломон Первый пребывали между собой «в дружестве и совершенном согласии». Но царь имеретинский Соломон Первый умер в 1784 году.
И сближение Восточной и Западной частей Грузии наметилось только в 1789 году с занятием имеретинского престола царевичем Давидом,  внуком Ираклия от дочери Елены, при воцарении нареченного Соломоном Вторым. Ближайший помощник Ираклия, по-нынешнему, председатель правительства князь Соломон Леонидзе составил проект договора объединения, очень похожий на Георгиевский трактат. (То есть при всей критике Георгиевского трактата нынешними критиками, при многих заявлениях о таящихся в трактате неких опасностей, трактат явился образцом для последующих документов такого рода). Проект был обсужден и принят к подписанию. Кроме указанных Ираклия и Соломона, к договору были готовы присоединиться и  владетели других областей Западной Грузии – Гурии и Мингрелии.

Но вступить ему в силу не было суждено. (И вот, если уж кому-то очень нужно обвинить Ираклия в наивности, коварстве или других грехах, то лучше повода нет): царица Дареджан увидела в объединении двух частей Грузии угрозу своему внуку, который при осуществлении договора лишился бы своего престола, передав его Ираклию, а по смерти деда, передав его старшему и сводному дяде, старшему сыну Ираклия от давно умершей первой его жены Кетеван царевичу Георгию. Жене Ираклий противостоять не мог. Для него она была сильнее персов, турок и лезгин вместе взятых.

Трудно сказать, что было бы со страной, если бы договор вступил в силу. То есть готова ли была страна к объединению? Замысел был правильный: объединенными силами противостоять соседям и, в конечном счете, победить. Но учитывал ли он, кроме желания объединиться, еще и внешнее и внутреннее состояние страны? Готова ли была Грузия в это время стать Грузией, то есть единым государством? На наш взгляд, не готова. И это показывает то, как легко уступили обе договаривающиеся стороны противодействию царицы Дареджан. 

И не оказалась ли права царица Дареджан, которая, пусть и из корыстных целей, пусть о стране и не думая, но уберегла страну от непредсказуемых последствий?

Не все так просто в истории.

А что касается предлагаемой Ираклием Вторым оплаты за покровительство: 70 копеек с дыма и так далее, – то от денежных сборов в Грузии Екатерина Вторая сочла целесообразным отказаться. Она согласилась лишь на ежегодную присылку шелка, вина и лошадей (было обозначено 2000 ведер вина и 14 самых лучших лошадей). А “чтобы еще более бескорыстие доказано было”, вино предложено было брать за плату, тем более, что “это касалось простого народа” (…)

Несколько слов к Отару Джанелидзе

Он – автор исследования под названием «Завоевание или добровольное присоединение?» Об этой работе мы кратко уже сказали. Сейчас же к сказанному прибавим еще несколько слов.

По-настоящему вызывающий как исследователь уважение Отар Джанелидзе провел огромную работу по изысканию источников по исследуемой проблеме. Но не может ли показаться, что за этой работой он оставил саму проблему, ее объективное осмысление – конечно, если не было заранее поставленной задачи сделать выводы в пользу только одной стороны.

При таком подходе, как мы уже упоминали и как часто видим в истории, черное вполне можно выдать за белое и наоборот. При подходе к факту только как к факту, без рассмотрения всего комплекса проблем, создающий этот факт, вполне можно показать этот факт в таком виде, который необходим исследователю для доказательства своего заранее заданного взгляда на факт и на проблему. Уважаемый Отар, показывая всю неприглядность поведения русской администрации в Грузии при упразднении грузинской государственности и всю гнусность отдельных администраторов, таких, как Кнорринг, Ковалевский и некоторые другие, делает единственный вывод: плохо для Грузии было все – и персидское владычество, и русское. И, делая этот вывод, он почему-то не видит тех, оставшихся к концу 18-го века 60 тысяч дворов (дымов) в Картли-Кахетии вместо бывших некогда 200 тысяч дворов, а то и 500 тысяч дворов, как неверно, но показывает Д. Рейфилд. Он не видит того массового бегства населения Картли в Россию, какое случилось в этот период, бегства и от персидского гнета, и от гнета местных феодалов. Но если население бежит на чужбину, что это значит? Не значит ли это, что на родине  ему жить совсем невмоготу, что оно просто стремится хоть на чужбине, но выжить? Тем более, что Россия была единоверной православной страной, что умаляло степень ее чужеродности. Да и сам русский народ, вопреки Кноррингам, Ковалевским и другим администраторам, не был таким уж монстром, как его с наслаждением рисуют некоторые так называемые общественные деятели, политики, историки и журналисты, как в прежние времена, так и в нынешние.

Разумеется, были при русской администрации и восстания. Не могло быть иного. Но ведь восстания были и при персидской и турецкой администрации. Вспомним хотя бы восстание и даже не восстание, а целую войну Гиви Амилахвари против турецкой оккупации, когда против Гиви и в поддержку турок выступил даже Ираклий. Понятно, что Ираклий выступил против восстания из государственных соображений. Но ведь и у Гиви, и у присоединившегося к нему народа тоже были свои соображения. И у тех, кто поднимал восстания против русской администрации, были свои соображения. Их-то и следует искать, эти соображения, в так же причины возникновения таких соображений. Да и были восстания против самой семьи Багратионов – конкретно против сыновей и внуков Ираклия, без зазрения совести обирающих свой народ, о чем уже говорилось (см. Д. Рейфилд, стр. 319).

Если исходить из того, что Грузия, идя на заключение Георгиевского трактата, выбирала из «плохого» и «худшего», то возникает вопрос: а был ли еще какой-то вариант? Настало время выбора – а иные варианты были? И чем «плохое», которое выбрал Ираклий, было лучше «худшего»? Не тем ли, что оно дало возможность, единственную возможность сохранить грузинский народ! И не об этом ли сказал великий (или в нынешней Грузии уже не великий?) Илия! 
Вспомним его слова:
«Утихомирилась давно уже не видевшая покоя, усталая страна, отдохнула от разорения и опустошения, от вечных войн и борьбы. Исчез грозный блеск занесенного над страной и нашими семьями вражеского меча, исчезли полыхающие пожары, в которых гибли дома и имущество наших предков, канули в вечность грабительские набеги, оставившие лишь страшное и потрясающее воспоминание. Наступило новое время, время покоя и безопасности жизни для обескровленной и распятой на кресте Грузии, которую Господь создал земным раем для человека, но которая едва не обратилась в братскую могилу для ее самоотверженных сынов, погибших без помощи и надежды, в одиночестве и вдали от всех, во имя величия христианства и сохранения своего национального лица. Была заложена грань мирной жизни. С этого дня никто не осмелился переступить эту грань с огнем и мечом» (цитируем по: Акакий Сургуладзе. Прогрессивные последствия присоединения Грузии к России. Тбилиси «Мецниереба» («Наука» – А. Т.), 1882. С. 8). Вполне можно ожидать, что и слова великого Илии, и упоминание книги, из которой мы взяли эти слова, книги, начинающей свое название словами «Прогрессивные последствия» вызовут у некоторых нынешних историков только пренебрежительную усмешку: «Ну-ну! И нашел же на кого ссылаться, –  на продажную книжонку продажного автора!» Но в таком случае еще древние сказали: «Cum principia negante non est disputandum», что в переводе означает: с отрицающим основ не спорят!

Или – еще слова одного из великих грузин, слова народного просветителя Эгнатэ Ниношвили. «По-моему, всем хорошо известно, что Россия завладела нашим краем не с помощью войны и насилия. Наше объединение произошло по нашей же воле», – сказал он.

А отрицать факт защиты Россией Грузии (не государства, а народа) с первых же дней  не Георгиевского трактата: так  быстро в истории ничего не происходит – но с первых же дней присоединения Грузии к России может только нечестный историк. Вспомнить хотя те войны, которые пришлось повести России, начиная с 1801 года с соседними ханаствами и Персией, войны по защите Грузии, кстати, войны инспирируемые Англией. Верхом же ее коварства стала война Персии с Россией в 1812 году – в тот год, когда Россия воевала с нашествием наполеоновской Европы и была союзником Англии. Ну, а коли вспомнили эти войны, то нелишне вспомнить и таких русских полководцев, участиков этих войн, как князь и русский генерал Цицианов П. Д. и генерал Котляревский П. С. Осенью 1812 года русский отряд в 1100 штыков и под командованием генерала Котляревского при местечке Асландуз наголову разбил персидский армейский корпус численностью более 10 тысяч!

Конечно, при этом следует вспомнить и восстание в Кахетии в том же 1812 году, которое некоторые историки, например, английский историк Джон Баддели и другие, называют антирусским и народным. А мы заметим, что в восстании принимали участие вездесущие лезгины, персы и прочие представители соседних ханств, разумеется, вместе с населением Кахетии, но руководили восстанием царевич Александр и князья, ориентированные на Персию. Так что при этом факте ореол «народности» восстания несколько тускнеет.

 Да, наверно, следовало бы сохранить грузинскую государственность хотя бы в награду за все лишения, которые перенес за много сотен лет грузинский народ. 

Но что бы изменилось? Сохранение грузинской государственности в руках потомков Ираклия значило оставить проблему не решенной.  А присоединение, даже и насильственное, заставило врага (а что персы, что турки были именно врагом) пусть и не сразу, но в течение четверти века прекратить внешнюю экспансию. И это дало возможность народу жить мирной жизнью, мирной, какой не знал он много сотен лет. И здесь следует заметить, что, присоединив Грузию, Россия защищала грузинский народ уже как свой народ – всеми силами и средствами, на что и был расчет. Это показали хотя бы три Русско-персидские войны начала 19-го века (1804-1813; 1821-1823; 1826-1828).

Можно возразить – не народ она защищала, а свою территорию, свои хищные границы, поползшие и далее Грузии. И опять, говорить так – значит, защищать свою позицию, не обращая внимания на весь комплекс проблем, начинающих складываться в 18-м веке и ярко проявивших себя в веке 19-м в этом и соседнем среднеазиатском регионе. Россия с этим регионом имела и имеет естественные границы. А вот Англия, рвущаяся в этот регион, имеет с ним границы только посредством Индии, как мы знаем, ставшей к этому временем колонией Англии. Так, где Кура – где мой дом? (поговорка, применяется в условиях очевидной нелепицы). То есть, если говорить о хищническом захвате Грузии Россией, то следует говорить и о хищническом устремлении Англии, которую Россия просто опередила. И если Россия – хищник, то Англия хищник вдвойне, хищник алчный, безжалостный, бесстыдный, как он сам выражается, не имеющий ни друзей, ни врагов, а имеющий только свои интересы. История же показала, что Россия хищником не являлась  и не является. Оттого-то ее существование не дает кое-кому покоя. И нам ясен один ответ: Россия сохранила и дала возможность развития грузинскому и иным народам, проживающим на территории Грузии; равно же она сохранила и дала возможность развития народам всего Закавказья, создав государства даже там, где их не было.

И еще одно замечание. В 90-х годах довелось мне прочесть в одном из наших российских изданий филиппику одного болгарского историка, женщины, которая заклеймила освобождение болгар Россией в войне 1877-1878 годов, в ходе которой Россия положила жизни десятков тысяч своих сыновей. Та женщина-историк в «праведном» гневе писала, что за сотни лет дружественного сосуществования с турками у болгар сложились определенные и обоюдовыгодные отношения, а русские своим, не нужным болгарам вмешательством, эти отношения разрушили. 

Та же мотивация, тот же подход многих нынешних так называемых историков и в отношении Грузии и России.

И что удручает у уважаемого Отара – это тон. Он о самом трагичном для народа говорит вскользь, без боли, будто и не его предки гибли в ежедневных нашествиях если не персов с турками, то лезгин и прочих завоевателей, будто не оттяпали они часть Грузии на юге, востоке и западе. Будто не угонялись в рабство юные соотечественники и соотечественницы автора, будто не горели их дома, пашни, виноградники. Или, рассуждает он, коли он сам родился, коли отец его родился, коли дед его родился, и прадед родился (и так далее) – значит, его-то, автора, предки выжили в тех черных временах. И все другие тоже выжили. А всякие историки и летописцы прошлого все выдумали – и гнет, и рабство, и смерть выдумали… А вот жуткое стремление русских нагадить грузинам не выдумали, экспансию на несчастные государства Закавказья со стороны хищной Российской империи не выдумали!.. А по поводу народа… Да если и истязал и уничтожал названный враг грузинский народ – так что с того?.. Народ, он такой, он еще народится! Главное не народ, а государственность! А государственность тот враг не трогал! И только монстр-Россия до этого докатилась! Россия не правильно спасла Грузию! 

Вот такой напрашивается вывод – прямо, как в басне Крылова про спасенного от медведя мужика, заругавшегося на спасителя за то, что он, по мнению спасенного, не так спасал: «…знай колет! Всю испортил шкуру!»

И еще. Но государственность-то грузинская, двор-то государев даже и при самом Ираклии Втором, все более втягивался в Персию, оставляя его в одиночестве. Судьба не дала ему быть в то время, когда это неизбежно произошло бы. Да он и не дал бы этому случиться. Снова вспомним слова Д. Рейфилда о том, что он прозревал триумф России в Закавказье. И если его считать только меркантильным, если у него отнять боль за свое Отечество, заботу о своем Отечестве,  то и тогда он должен был бы пойти по пути сближения с Россией. А отнять эту боль у Ираклия, этого Маленького Кахетинца, не поднимается рука не только у нас, но, кажется, ни у одного из историков вообще.

Хотя нет…

Что сказал Андрей Епифанцев… 

А сейчас – несколько слов о статье Андрея Епифанцева «Была ли Грузия союзником России». Уже самим названием статьи автор показывает – нет, не была Грузия союзником России, а преследовала свои сугубо корыстные цели, изыскивая возможность играть на противоречиях в отношениях Турции и Персии, а потом и России.

Вообще-то надо отметить, что нет в мире такого государственного образования, которое бы жило не своими интересами, а интересами соседей. Исключением не стали ни Россия, ни Грузия, ни Персия, ни Турция, ни Франция, ни Англия, ни Венецианская Республика, ни  Китай, ни какое-то другое государство, включая и все нынешние. И это естественно. Другое дело, когда государство свои интересы ставит выше интересов соседей, а то и далеко не соседей, как, например, если говорить по нашей теме, вдруг нашла свой интерес в пределах Закавказья того времени Англия, а в наше время нашли их там США.
И это все прекрасно понимают. Но, понимая, ищут любые оправдания своим деяниям, как ее нашел волк в басне И. А. Крылова «Волк и ягненок» (И сколько же жизненны басни Ивана Андреевича, что нам пришлось обратиться к нему не однажды!).

Андрей Епифанцев, как и Отар Джанелидзе, говоря о Грузии, склонен более говорить о модели поведения не грузинского народа, а грузинского государства, как бы даже и отъединяя одно от другого. Этак простенько, мимоходом А. Епифанцев говорит:
«Все так, действительно, и было. Были и 6000 (некоторые историки говорят о 2000 – А. Т.) монахов монастыря Давида Гареджи, как один отказавшихся принять мусульманство и убитых за это во время праздника Пасхи. Был и грузинский священник Квелтели Тевдоре, за 5 лет до Ивана Сусанина совершивший подобный подвиг – под турецкими пытками согласившийся показать им путь к царю Луарсабу и уведший их в другую сторону, за что и был убит турками. Были и грузинские мученики Бидзина, Шалва и Элисбар, выданные персам на пытки царем Вахтангом IV. Были и походы шаха Аббаса в начале XVII века, в результате которых были убиты 100 тысяч человек и 200 тысяч угнаны в плен.
Все это правда. Так и было…»

И перечислена здесь только малая толика невзгод, трагедий катастроф, павших на Грузию, на грузинский народ. Переселения и массовые убийства были не только при Аббасе Первом. И мучениками были не только названные. Мучеников неисчислимое количество было и в самом народе. Но наших современников стала привлекать не история и боль народа, а история и боль (или совсем не боль, а что-то другое) грузинского государства. Автор далее пишет: 
«Однако, существует и другая сторона этой правды, гораздо менее освещаемая и, если существующая, то только в виде разрозненных фактов, почему-то до сих пор не сопоставленных с общей канвой исторических событий.

Дело в том, что несмотря на весь трагизм жизни грузин, их положение в турецком и особенно в персидском государствах, было далеко не всегда и не во всем похоже на положение несчастных, обираемых и угнетаемых колоний. Более того, по крайней мере в Иранском государстве картвельские княжества и по сути, и по форме не были колониями, а являлись частью персидского государства – его провинциями, такими же как коренные ираноязычные регионы Хорасан, Балх или Фарс (…)»

Правили ими по тем же законам, что и в основной Персии, а назначаемые шахом чиновники практически всегда были картвельского происхождения – омусульманенные грузинские князья и дворяне. Считалось, что князья находятся у шаха на службе, они получали жалование, им дарились дорогие подарки и имения, как в Персии, так и в Грузии. Об отношении шахов к Грузии можно судить по тому, что по их приказам и на их средства в Картли и Кахетии содержалось войско, которое обязано было охранять границы Грузии от набегов горских племен, если войска не хватало шах присылал помощь (…) Налоги, собираемые с грузинских княжеств были такими же, а иногда и меньшими по сравнению с налогами на других территориях как Иранского, так и Турецкого государств».

При прочтении сего сразу сами собой появляются вопросы:
Так что же надо было грузинам и при такой идиллической жизни?.. 

И еще сразу хочется спросить Отара Джанелидзе: а читал ли уважаемый Отар эти строки, по которым выходит, что совсем и не Россия упразднила грузинскую государственность, а она была «частью персидского государства» издавна?! 

 Андрея Епифанцеву же хочется заметить: а почему же шахи персидские этих «коренных» жителей Персии старались изжить, уничтожить или выселить со своей родины? Удивительная, получается, забота о тех, кого истребляли и переселяли заботливые шахи персидские! Правда, делали они это только по желанию автора. А вот документы утверждают другое. Они утверждают, что именно потому-то эти грузинские страны, как и Ереванское, Гянджинское и другие ханства не включались ни в состав Персии, ни в состав Турции, что от своих подданных шкур шахи, султаны и их приспешные вынуждены были драть меньше, чем с вассалов.

Далее А. Епифанцев пишет, касаясь благостной жизни грузин:
 «Так, знаменитый турецкий путешественник Эвлия Челеби пишет, что Имеретинское царство, одно из турецких вилаетов «до сегодняшнего времени» свободно от хараджа и урфа (так называемых обычных налогов), «только ежегодно они посылают в Стамбул [в качестве подарков] невольников, соколов [разных видов], ястребов, мулов, а также грузинских женщин редкой красоты». Имеются неоднократные примеры снижения налогов и в персидской части грузинских княжеств».

Какая прелесть! Какая жизнь! «Только» и всего-то, отправил в качестве подарков своих сына и дочь в неволю вместе с соколами разных видов – и благоденствуй до следующей отправки очередных сына и дочь! Ведь это – «только лишь»! Ну, ничего не понять у этих грузинцев. Чего они выступали, чего им не жилось мирно! 

И далее – А. Епифанцев:
«А как же все эти походы, истребления и казни, упомянутые выше – спросите вы – неужели их не было? Были – скажу я вам. Были. Дело в том, что в то время нравы общества были совсем непохожи на наши. Проблемы, которые мы сейчас решаем судебным порядком, нотами протеста, да, в конце концов, просто грозным окриком центральной власти (или ковровыми бомбежками, напалмом, обстрелом мирных городов и сел, оранжевыми революциями, свержением неугодных себе правительств в других странах! – А. Т.) тогда приводили к войнам и кровавым расправам. В то время так относились к людям, к целым провинциям, к решению вопросов вообще. Причем властители сплошь и рядом поступали жестоко не только по отношению к иноверцам или к подчиненным народам, но и к своим же собственным соплеменникам…» 

Вот оно что!  Жаль, что народ о том знать не хочет, что  отведено ему такое время: и помирать и говорить на чужом языке, и исповедовать иную веру. Ну да известно – народ всегда не благодарная субстанция! Особенно тот, древний. Не то, что нынешний!

И так, в том духе, сообщает нам автор совсем другую историю, завершая ее выводом, что при такой жизни грузинское государство вообще не было и не могло быть союзником России – всё это наветы. Но сейчас – не об этом. Сейчас – о том виновнике, по утверждению автора, по вине которого, Грузия не была и не могла быть союзником России, а может быть, и вообще союзником кого-либо. Думаете, сейчас –  о ком же? Правильно. Ни о ком ином – а об Ираклии Втором.

Автор в своей статье касается деятельности Ираклия Второго, подчеркивая, что «за всю историю Грузии на ее престоле, наверно, не находился царь, у которого были бы настолько теплые и дружественные  отношения с Ираном (…) Иран (Персия – А. Т.)  ничем не угрожал Ираклию, более того, за все годы его правления у Восточной Грузии с Ираном были идеальные отношения! (…) И вот, когда такой человек поворачивается спиной к тем, кому он так многим обязан, то это должно было быть чем-то вызвано…» 

А чем? По предположению или даже утверждению автора, ничем, кроме коварства и измены это не должно было быть вызвано. Ведь что такое какие-то там убитые 6000 монахов или 100 тысяч убитых и 200 тысяч угнанных в Персию кахетинцев! И что такое «весь трагизм жизни грузин, их положение в турецком и особенно в персидском государствах, (ведь этак – А. Т.) было далеко не всегда и не во всем похоже на положение несчастных, обираемых и угнетаемых колоний…» И, товарищи! Разве это причина повернуться спиной  лично к тебе благодетельно относящемуся хозяину? Не причина! А Ираклий это сделал. Мало ему показалось быть под Персией. Сказал, дай-ка пойду под Россию! И пошел. И, будучи под Россией, «сделал другой решительный шаг – он заключает в 1786 году договор о ненападении с Турцией», чем  «перечеркивает саму основу Георгиевского трактата». И автор видит в этом «огромный и крайне трагичный шаг для Грузии». Сам Ираклий, по мнению А. Епифанцева, видит в этом то, что он «всех перехитрил». А на самом деле «престарелый царь перехитрил сам себя».  Потому что Россия не пожелала иметь дело с таким, с позволения сказать, партнером. Россия  вывела «войска, затем дипломатическое представительство и прекращает практически все отношения с Ираклием Вторым. Говоря современным дипломатическим языком, царь Картли и Кахетии стал «нерукопожатен». И последствия такого его поведения – разгром Картли-Кахетинского царства, учиненный Персией 12 сентября 1795 года.

Так трактует тему Георгиевского трактата Андрей Епифанцев.  

И очень жаль, что, выражая свою «оригинальную и новоисторическую» трактовку жизни Средневековой Грузии вообще и деятельность Ираклия Второго в частности, не захотел указанный автор посмотреть на их жизнь во всей совокупности явлений, как того требуется не «оригинальному и новоисторическому» исследователю. И очень жаль, что эту «новую историю» кто-то читает и «открывает» Грузию «по-новому». А вообще, очень жаль, что наступило такое наше время, когда о любом историческом факте, о любом историческом деятеле любой, кому придет это на ум, может позволить себе высказаться бездоказательно и публично, а то и просто с окорблениями. Ведь подобных «новых теорий» очень много.

Есть, например, утверждения, по которым Россия намеренно не защищала Грузию – договор о подданстве с нее взяла, а защищать не стала, ожидая, когда ее, разгромленную и полуживую, можно будет захватить без помех. Да много чего «нового» можно «открыть» в наше время, время бездоказательной вседозволенности. Вспомним хотя бы приведенный Александром Эбаноидзе пример с журналистом, утверждающим, что Георгиевский трактат присоединял Грузию к России на 10 лет…

«Но что за мелочи! Что вы всё с мелочами всюду лезете! Историческая суть не в этом!» – как-то однажды воскликнул один такой исследователь, назвавший колчаковскими белогвардейские формирования лета 1918-го года, на наше возражение, что они так не могли называться, потому что адмирал А. В. Колчак стал Верховным правителем России хоть и в 1918 году, но не летом и не весной, и даже не ранней осенью, а только в конкретную историческую дату 18 ноября 1918 года.  Вот в чем суть, оказывается: сказать – а там хоть потоп!

И, снова возвращаясь к А. Епифанцеву, к его мнению об Ираклии Втором, спросим: а не пришло ли в голову автору, что этот «нерукопожатный» государственный деятель был патриотом Грузии, что он к своей родине испытывал какие-то искренние чувства, что он испытывал долг перед Отечеством как его государь? Или автору свято верится в то, что богатство и слава на чужбине могут застить боль по Отечеству, долг перед ним, тем более, государев долг, отцовский долг перед будущим родины и сыновний долг перед ее прошлым? Или ныне это – всего лишь ложь, пропаганда, промывание мозгов? Или ныне «рукопожатен» тот, кто подобных чувств и подобной боли не испытывает?

Мы не сказали о трагедии нашествия персидского шаха Ага-Магомед-хана в сентябре 1795 года на Грузию, хотя ее многие тесно переплетают с темой Георгиевского трактата. Эта трагедия – тема  другого исследования,  как и тема, вообще касающаяся поведения владетельных князей Грузии, а также большой семьи царя Ираклия Второго, к прискорбию, оказавшихся  далекими от его помыслов и деяний, что и привело к упразднению грузинской государственности на рубеже 18-19 веков.  

И здесь мы этой трагедии касаться не станем.

В заключение:

Трактат был заключен на перспективу. Трактатом Ираклий примыкал к победителям (Рейфилд, стр. 315). И ни его вина, и не вина России в том,  что эта перспектива от времени его царствования отдалилась. И иной перспективы, кроме России, не было и быть не могло. Ее и до сих пор нет. Надо учитывать то обстоятельство, что Россия в то время была под постоянной угрозой войны то с Турцией, то с Польшей, то со Швецией, с которой Ништадским миром война не закончилась, а продолжалась до 1836 года. И не в меньшей степени сказывалась на положении России и в самой России постоянная дипломатическая агрессия Запада, общими европейскими усилиями сводившая все победы России едва не к поражениям. В. А. Потто открывает раздел, посвященный Грузии, своего труда «Кавказская война» словами общественного деятеля и журналиста той эпохи Р. А. Фадеева, однозначно показывающими, что иной перспективы не было. «Остается только сказать: Слава Богу,  что занятие совершилось именно в царствование Павла. Если бы промедлили три или четыре года, то в первой половине царствования Александра, в период непрерывных европейских войн, решавших участь более близких государственных интересов, нам было бы, конечно, уже не до Кавказа, а  с 1815 года всякое посягательство с нашей стороны на этот край вызвало бы на свет кавказский вопрос в размерах вопроса уже европейского». (Р. А. Фадеев. Шестьдесят лет Кавказской войны. Тифлис. 1860, стр. 4). И далее Р. А. Фадеев отмечает, что Европа сама была не прочь поживиться за счет этого региона – да и не только за счет него. «Европа проникала в отжившую массу Азии с двух сторон, с запада и юга, для некоторых европейцев азиатские вопросы получили первостепенную, исключительную важность», – писал он в том же труде. А о том, как Европа умела, да и сейчас умеет «проникать» куда-либо, говорит вся мировая история, начиная со Средневековья и не завершаясь нынешними днями.

Георгиевский трактат – всего лишь небольшой и мало кем замечаемый узелок мировой истории. Но народам России и Грузии он стал первым международным юридическим документом, которым стали пользоваться и Россия, и Грузия в своих взаимоотношениях.  Был ли он первым документом такого рода, когда одно государство бескорыстно берет под защиту другое, вообще в мировой истории, мы утверждать не будем. Но он показал всю чрезвычайную сложность или даже невозможность защиты одного государства другим только на основе «покровительства», без включения его в свой состав. Эффективно защитить границы какого-либо государства другим государством, как показал пример Грузии и других государств Закавказья, невозможно, если не включить защищаемое государство в свои пределы.

Но значение Георгиевского трактата значительно выше, чем только этот своего рода эксперимент. В нем отразились судьбы не только двух государств. В нем отразились судьбы двух народов. И он связал судьбы двух народов. «Лазарь, дай-ка парню хлеба!» –  услышал погибающий, но не сломленный Давид Гурамишвили. 

А далее нам остается только признавать это или не признавать в зависимости от того, как мы смотрим на мир.

22 февраля 2023 г.