На сайте АсПУр книга Арсена Титова посвящённая истории Екатеринбургского отделения Союза российских писателей и приуроченная к 30-летию ЕО СРП.

Арсен Титов

Главы из документального повествования «СРП, ЕКБ, ТЧК» (Краткий курс истории ЕО СРП)


В октябре 2021 года исполняется 30 лет раздела единого Союза писателей СССР на два самостоятельных Союза – Союз российских писателей и Союз писателей России. 

Автор сего задумал написать историю Екатеринбургского отделения Союза российских писателей несколько лет назад, и кое-что написал (это «кое-что» можно увидеть на сайте ЕО СРП). А основательно, с работой над документами в фондах архивов, пришлось взяться за эту историю только весной нынешнего 2021 года. На сегодняшний день работа еще не закончена. Однако кое-какие главы уже оказались готовыми к публикации, что мы и предлагаем для сайта ЕО СРП и сайта Ассоциации писателей Урала.

Несколько предварительных замечаний

Данная работа не является даже краткой историей Екатеринбургского отделения Союза российских писателей, а уж тем более – краткой историей писателей Екатеринбурга в целом, хотя и названа она Кратким курсом. Как обычно принято говорить в таких случаях, настоящая история еще ждет своего исследователя. Однако же и наша работа вполне может послужить общему делу восстановления памяти о жизни и творчестве как наших дорогих нам предшественников, так и нас самих, грешных.

У нас не получилось каким-либо образом отметить (хотя вопрос об этом ставился и на правлениях, и на собраниях) ни 20-ю, ни 25-ю годовщину образования на фундаменте Союза писателей СССР нашего Союза – Союза российских писателей. Не озадачились мы этим вопросом, вероятно полагая, что будем вечными и будем вечно все хранить в своей памяти, а вернее, полагая, что никому наша история не будет интересна.

Но наступили времена, когда в Америке вдруг стало очевидным, что «жизнь черного тоже имеет значение», и нам пришла мысль, а почему бы не сказать и нам, писателям, своего рода тоже изгоям, что «жизнь писательской организации тоже имеет значение»!

И взялись мы за этот труд в одиночку. Кстати, надо сказать, что в первый раз мы сели за этот труд несколько лет назад, о чем свидетельствует публикация на нашем сайте какого-то там года, довольно неточная и чересчур краткая. На этот раз мы взялись более основательно, взялись в одиночку, с тем, чтобы отвечать за него досталось единственно только нам, автору сего. По установившейся ученой традиции (во всяком случае, так с нас требовали наши преподаватели кафедры древнего мира и средних веков) принято автору именовать себя в тексте исследования во множественном числе «мы». Этой традиции привержены и мы, и это надо читателю учитывать. И еще. В некоторых местах – особенно в документах или связанных с документами – нами признано наше «мы» заменять своим именем.

Мы исключили из повествования любые домыслы и непроверенные документами факты, лишь изредка позволяя себе о чем-нибудь поразмышлять, как исключили и собственные оценки творчества кого-либо из наших уральских писателей, не будучи ученым-филологом и критиком, и чтобы не утонуть в спорах с профессиональными оценщиками. Мы исключили и собственные оценки различным периодам истории нашей страны советского периода и тоже только с тем, чтобы не увязнуть в спорах на этот счет опять же с профессиональными оценщиками, порой очень далекими от стремления установления подлинной исторической правды. Наш Краткий курс – это не мемуары, не эссе и (еще раз) не историческое исследование.    Это краткая попытка вспомнить о пройденном нами и нашей организацией пути длиной в 30 лет – попытка, основанная на архивных документах.

А документы Свердловской писательской организации Союза писателей СССР находятся в Государственном архиве Свердловской области (ГАСО), в Центре документации общественных организаций Свердловской области (ГУЦДООСО), в Музее писателей Урала. Документы нынешней нашей писательской организации – Екатеринбургского отделения Союза российских писателей – находятся частью в ГУЦДООСО, большей же частью находятся на ответственном хранении в самой организации.

В связи с краткостью Курса и в связи с краткостью отведенного на работу времени – менее года – нами пока затронут вскользь период конца 30-х годов и период Великой Отечественной войны, так как, например, партийные документы этих периодов находятся не в фондах писательской организации, а в фондах Свердловского областного издательства, которые нами по неимению времени и по непредсказуемым условиям пандемии, ограничившей доступ в архивы, оказались не исследованными.

В 1958 году с образованием Союза писателей РСФСР Свердловское отделение Союза писателей СССР стало именоваться Свердловским отделением Союза писателей РСФСР. В 1967 году она была переименована в Свердловскую областную писательскую организацию Союза писателей РСФСР. В 1978 году бюро писательской организации было преобразовано в правление.

И Свердловское отделение Союза писателей СССР, и Свердловская писательская организация Союза писателей РСФСР, и Екатеринбургское отделение Союза российских писателей, и Екатеринбургское отделение Союза писателей России в тексте нами называются как организацией, если речь идет не об официальном их названии, так и непосредственно отделением, если речь идет об официальном названии. 
Итак, к делу.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ИЗ БЛИЗКОГО И РОДНОГО ДВАДЦАТОГО ВЕКА
Глава 1
Что было до…

1
Начнем с нашей общей истории с Союзом писателей России – с нашими добрыми соседями, коллегами, друзьями.

Как известно, Союз писателей СССР был образован на первом съезде советских писателей, состоявшемся 17 августа – 1 сентября 1934 года в Москве.
И мы здесь начнем говорить о литературной жизни нашей области в преддверии этого события, не касаясь более ранних периодов – периодов 
дореволюционного и послереволюционного, сказав только о том, что  с 20-х годов  в стране сложилась Российская ассоциация пролетарских писателей (РАПП), которая, по мнению М. Горького объединила наиболее талантливых писателей-коммунистов. И.В. Сталин был иного мнения. Он считал, что РАПП – это не та организация, которая необходима советской литературе и советскому искусству, что она быстро погрязла в групповщине и в склоках, что она препятствует многим талантливым писателям, не входившим в ее ряды. С этими словами обвинения он выступил на встрече с членами РАПП 20 октября 1932 года уже в ходе подготовки первого съезда советских писателей и через полгода после постановления ЦК ВКП(б) «О перестройке литературно-художественных организаций», послужившим основанием для работы оргкомитета по подготовке съезда писателей.

В журнале «Урал» в 1965 году К. Боголюбов в своем очерке «Тридцатые годы» об этом времени писал: «30-е годы – рассвет нашей уральской литературной организации… Характерным для 30-х было слияние работы газетчика и писателя. В то время все мы чувствовали себя журналистами…»  И в своем очерке он дает зарисовки портретов своих товарищей тех лет Алексея Петровича Бондина, Павла Петровича Бажова, Александра Федоровича Савчука, Ивана Степановича Панова, Николая Алексеевича Куштума, Клавдии Васильевны Рождественской, Андрея Степановича Ладейщикова, Алексея Маленького (Алексея Георгиевича Попова), Нины Аркадьевны Поповой и упоминает много других имен, о которых будет сказано в этой и последующих главах.
 «Кому, например, известно имя Якова Кряжа (В.Я. Кобелева), одного из зачинателей советской литературы на Урале, о котором так тепло отзывался П.П. Бажов?» – писал К.В. Боголюбов. И не только его имя, не только его дела, но и имена и дела почти всех, о ком пойдет здесь речь, кажется, ныне прочно забыты. В рамках нашего Краткого курса мы попытаемся вспомнить их и их очень непростое время. 

 Екатеринбург уже и до революции становился центром всего Уральского региона и представлял довольно серьезного соперника губернской Перми и не только в области литературы. А когда в 1930 году была образована Уральская область, в которую вошли и Пермь, и Челябинск, и Тюмень со всем Севером, и Удмуртия, Свердловск уже де факто стал центром Урала. Здесь сложилось объединение молодых литературных сил «Уральская литературная ассоциация». А с конца 1925 года стал набирать силу литературный кружок при газете «На смену», ставший, как указал справочник «Писатели Среднего Урала», ядром уральской ассоциации пролетарских писателей, в числе которых указанный справочник упоминает А. Исетского (Полякова), С. Птицына, К. Боголюбова, С. Васильева, В. Макарова, Е. Медякову, А. Баранова и многих других.

В 1925 году была принята резолюция ЦК РКП(б) «О политике партии в области художественной литературы», последствием которой стало создание Российской ассоциации пролетарских писателей – сокращенно РАПП, организации которая к моменту первого съезда писателей, как было уже сказано, была признана едва ли не вредительской.

Немногим ранее, в 1930 году была прекращена деятельность литературного объединения обериутов (Даниил Хармс, Александр Введенский и другие). Они были признаны литературными хулиганами, что, по словам клеймящей их ленинградской газеты «Смена», было равно классовым врагам (Новый мир, 1988, № 4, стр. 130).

23 апреля 1934 года газета «Уральский рабочий» под рубрикой «Двухлетие   Постановления ЦК ВКП(б) о перестройке литературно-художественных организаций» поместила за подписью Н. Харитонова и И. Горева обзор литературной жизни Уральской области. Обзор назывался «Путь исторических побед». Авторы  писали: «постановление расчистило поле для полнокровного творческого расцвета советских литературных сил» и  перечисляли имена тех, кто представлял «советские литературные силы», имена Александра Авдеенко, Бориса Ручьева, Николая Куштума, Алексея Бондина, Агриппины Коревановой, Алексея Маленького (настоящая фамилия – Попов), Георгия Троицкого «одного из крупнейших уральских поэтов  Реута», Добычина, Балина, Морозова, Шмакова, Губарева, Хорунжего, Быкова, Люгарина, Николаева, Занадворова, Федосеева, Королькова, Каркаса…

Само постановление вышло ровно за два года до указанной публикации. Его текст, как основополагающий документ Союза писателей СССР, приводим в той редакции, в какой он подан в интернете с указанием вставок в текст товарища Сталина (курсивом) и вычеркивания им первоначального текста (в квадратных скобках).

Текст постановления гласил:

1. ЦК констатирует, что за последние годы на основе значительных успехов социалистического строительства достигнут большой как количественный, так и качественный рост литературы и искусства.

Несколько лет тому назад, когда в литературе налицо было еще значительное влияние чуждых элементов, особенно оживившихся в первые годы нэпа, а кадры пролетарской литературы были еще слабы, партия всемерно помогала созданию и укреплению особых пролетарских организаций в области литературы и [других видов]

искусства в целях укрепления позиций пролетарских писателей и работников искусства [и содействия росту кадров пролетарских писателей и художников]*.

В настоящее время, когда успели уже вырасти кадры пролетарской литературы и искусства, выдвинулись новые писатели и художники с заводов, фабрик, колхозов, рамки существующих пролетарских литературно-художественных организаций (ВОАПП, РАПП,РАМП** и др.) становятся уже узкими и тормозят серьезный размах [литературного и] художественного творчества.

Это обстоятельство создает опасность превращения этих 173 организаций из средства наибольшей мобилизации [действительно]советских писателей и художников вокруг задач социалистического строительства в средство культивирования кружковой замкнутости, отрыва [иногда] от политических задач современности и от значительных групп писателей и художников, сочувствующих социалистическому строительству [и готовых его поддержать].

Отсюда необходимость соответствующей перестройки литературно-художественных организаций и расширения базы их работы.

Исходя из этого, ЦК ВКП(б) постановляет:

1) ликвидировать ассоциацию пролетарских писателей (ВОАПП, РАПП);

2) объединить всех писателей, поддерживающих платформу Советской [стоящих за политику советской] власти и стремящихся участвовать в социалистическом строительстве, в единый союз советских писателей с коммунистической фракцией в нем;

3) провести аналогичное изменение по линии других видов искусства [объединение музыкантов, композиторов, художников, архитекторов и т.п. организаций];

4) поручить Оргбюро разработать практические меры по проведению этого решения. 

Для претворения в жизнь этого постановления было решено собрать съезд всех писателей, «поддерживающих платформу Советской власти». А до съезда должны были собраться конференции писателей всех областей и республик страны, в том числе и в Уральской области. Перед областной конференцией по всей области проходили собрания или конференции местного масштаба. Как писала та же газета «Уральский рабочий» (№121), интерес пролетарского читателя к советской литературе был колоссальный. Например, в Асбесте на местной конференции сумели поприсутствовать 2 тысячи рабочих, а вот на Уралмаше «вместо 500 человек пришло 20 (организатор товарищ Авербах)» – один из руководителей того самого РАПП. И свердловские писательские бригады побывали   в Перми, Красноуральске, Кизеле, Березниках, Нижнем Тагиле, Асбесте и других городах, и весях области.  Едва не еженедельно в «Уральском рабочем» под рубрикой «Литературный день» отдавалась целая полоса для публикаций произведений уральских авторов. А накануне конференции в «Уральским рабочем» была опубликована статья Максима Горького «О литературных забавах». 

Но идейным стержнем в подготовке съезда стала статья П. Юдина и А. Фадеева «О социалистическом реализме». Она была рассмотрена Политбюро ЦК в мае 1934 года и одобрена для публикации в газете «Правда», тем самым дав вектор развития всей советской литературы и всего советского искусства в целом. В мае же 1934 года курировать работу по подготовке съезда и работу самого съезда было поручено А.А. Жданову. И, как сообщает Википедия, тогда же Главное управление государственной безопасности НКВД СССР начал сбор информации о настроениях в литературном сообществе и подготовку характеристик на будущих делегатов.

2
Уральская областная конференция проходила в Свердловске с 18 по 21 июня 1934 года.  На нее прибыла из Москвы небольшая делегация писателей в составе Веры Инбер, Георгия Шторма, Виктора Гусева и во главе с товарищем Ермиловым, уральцем в недавнем прошлом.
Вот как отражал «Уральский рабочий» ход конференции, которая проходила в большом зале клуба имени Профинтерна.

День первый.

 Открыл ее председатель Свердловского оргкомитета по подготовке конференции Н. Харитонов. В президиуме конференции были «председатель облисполкома товарищ Головин и товарищ Хорош, представители международной организации революционных писателей товарищи Браста и Клара Блюм, представители всесоюзного оргкомитета по подготовке к съезду В. Инбер, В. Гусев и т. Ермилов; товарищи писатели Горбатов, Голышев, Жуховицкий, Виноградова, Васильев, Иванов, писатели и поэты Урала Бондин, Кореванова, Куштум, Ручьев, Авдеенко и другие. Появился товарищ Кабаков (первый секретарь Свердловского обкома партии – А.Т.)». 

Было зачитано письмо И.В. Сталину:

«Тов. Сталину.
Дорогой друг и учитель!
На 16 съезде партии всего четыре года назад вы сказали, что нам необходимо немедленно начать создавать вторую угольно-металлургическую базу: «Этой базой должен быть Урало-Кузнецкий комбинат, соединение коксующегося угля с уральской рудой». Гордость Советского Союза – Урало-Кузбасс создан. Крепкими руками большевиков переделана экономика Седого Урала. Но Урало-Кузбасс явился не только новой угольно-металлургической базой, но и мощной базой роста социалистической культуры, искусства, литературы…»

Далее с докладом о состоянии советской литературы перед первым съездом писателей выступил товарищ Ермилов, а за ним с подобным же докладом о состоянии уральской литературы выступил Н. Харитонов.

Далее были прения по докладам.

Второй и третий дни конференции полностью были посвящены выступлениям, так сказать, с мест, которые завершили в конце третьего дня, как отметил «Уральский рабочий», «товарищ Лихачев – делегат Коми-Пермяцкого округа, товарищ Коновалов –делегат Перми, поэты Реут, Губарев и другие». Интересна ремарка газеты: «Все выступающие критиковали не только произведения своих товарищей, но и работу Свердловского оргкомитета».

В четвертый день прения и выступления продолжались. Газета отметила выступление пионера Певзнера, «литкружковца от литературной организации» города Асбеста.

Конференция избрала «Свердловский областной комитет советских писателей» в составе Н. Харитонова, Горбатова, Куштума, Авдеенко, Ручьева и кандидатов Хорунжего и Аминова. Надо полагать, это было, по сути, первое правление Свердловской писательской организации Союза писателей СССР.  А делегатами на Первый съезд советских писателей были избраны: Ермилов, Инбер, Гусев, Горбатов, Горев, Харитонов, Виноградова, Ручьев, Бондин, Авдеенко, Куштум, Маленький, Аминов, Астахов, Кореванова, Лихачев и с правом совещательного голоса Реут, Добычин, Хорунжий, Федосеев.

Ныне, когда прессе абсолютно нет никакого дела до литературы, когда публикация чьего-либо писательского опуса, например, в «Областной газете» или в том же «Уральском рабочем» просто невозможна, непривычно читать и вышеприведенные материалы и, конечно, ту критику, которую позволяли себе выступающие на конференции товарищи. Вообще критики было очень много. Вот образчик: «Еще не окончательно разбита в среде писателей групповщина, отрыв от задач современности, зазнайство, и барское пренебрежение к требованиям высокой художественной культуры произведений. «Уральский рабочий» уже неоднократно выступал с резкой критикой безобразной языковой неряшливости, наблюдающейся в произведениях уральских писателей. Целый ряд рассказов Морозова-Уральского, Балина, Новокшонова, Королькова, Панова, Исетского свидетельствуют о необходимости работы над словом. Между тем дискуссия в уральской писательской среде о языке развертывается очень слабо. Борьба с халтурой и идеологическим хламом почти не ведется (…) Писатели мало учатся у жизни. Надуманность художественных образов в ряде произведений – результат оторванности местных писателей от политики строительства социализма…»

Но они, уральские писатели, только начинали. У них не было за спиной того культурного слоя, который был в Москве и Питере. Культурная революция конца 20-х и начала 30-х только-только расправилась с дореволюционной литературой вместе со всякими пушкиными, лермотовыми, толстыми и чеховыми, не говоря о бальмонтах, цветаевых, гумилевых, расправилась с историей страны, обозвав ее историей царей и рабства. Не было, на что равняться. Не у кого было учиться. Не было самой культуры равняться и учиться. Все это предстояло наживать.

А пока: Георгий Троицкий «Слово о Западе и Востоке»
«Да, Запад – есть Запад, 
Восток – есть Восток.
И с места они не сойдут».
Так некогда Киплинг Редьярд  сказал.
С баллады крутой, как редут.
Но время идет, и молодость бьет
В тугой барабан земли.
И песня взбирается на редут
В порохе и в пыли (..) – далее много всего гремучего и мало внятного, но пафосного, что завершается так:
Но нет Востока и Запада нет,
И северный тает лед,
Если Союз советских стран – 
Каждый язык поет.
Если Союза советских стран – 
Всех угнетенных стран».

Или вот отрывок из рассказа «Выговор» Сергея Каркаса, повествующего о том, что случилась какая-то неполадка на железнодорожной ветке к домне, а ответственный некто Абдул никак не может добиться исправления неполадки. Врывается к нему старый мастер металлург Дылдо и кричит: «Стоит (такая-то – А.Т.) морда, будто ему и дела нет! – и замахивается палкой. – А морду надо бить за такую работу!» Абдул ему в ответ: «Ты давай-ка, товарищ, не выражайся!» Старый мастер чует от Абдула крепкий запах табака и кричит: «Уходи, лодырь! Добром прошу! Не могу я на лодырей смотреть!» Он толкает Абдула в грудь. «Абдул неуклюже, как мешок, хлопается на землю». Конечно, старый мастер Дылдо получает выговор. В конце рассказа Абдул всех угощает папиросами. Все берут. «Пальцы, перепачканные в глине, в мазуте, короткие и длинные, толстые и тонкие потянулись к коробке и расстроили весь папиросный парад. Поочередно наделив каждого, составитель протянул коробку и мастеру. Мастер взял папироску. «Газу дать, – сказал он, обращаясь к сталевару. – Держи газу больше, прибавь, иди…»

Но интересно, что в статье «растущая поэзия Урала» («Уральский рабочий» № 157 от 9 июля 1934 года), московский участник уральской конференции В. Гусев всего через два с половиной месяца после статьи И. Горева и Н. Харитонова писал: «Поэзия Урала настолько большая тема, что в газетной статье можно затронуть только часть ее. Надо сказать – и это будет не комплимент гостя, что ни в одной области, ни в одном крае РСФСР после Москвы и Ленинграда такой поэзии, как на Урале, нет. Некоторые поэты Урала уже выходят на всесоюзную арену». И он называл этих «некоторых» - Бориса Ручьева из Магнитогорска и свердловчан Георгия Троицкого и Николая Куштума при всех их недостатках письма.

С этого начиналась литература. 

И сейчас, кажется, в связи с массовым «призывом-приемом» самодеятельности в Союз писателей России, наш Союз российских писателей и в связи с массовым созданием всяких иных союзов писателей наша литература возвращается вновь к своим истокам столетней давности. Но, как говорится, что приличествует Юпитеру, то не приличествует быку. 


Глава 2
Первый съезд советских писателей

Официально принято считать, что Первый съезд советских писателей проходил с 17 августа по 1 сентября 1934 года. Однако, газета «Уральский рабочий», публикующая материалы съезда, помещает приветствия съезду Г.Димитрова, начальника ВВС СССР Я. Алксниса, Н. Крупской и некоторые другие уже с датой 16 августа 1934 года. Но это так, к слову, не наперекор официальной дате.

Итак, Первый съезд советских писателей проходил в Москве с 16 августа по 1 сентября 1934 года. На съезде были гости из многих стран. С речами и докладами выступали А.А. Жданов, Максим Горький, Н.И. Бухарин, К. Радек и другие руководители партии, страны и международных организаций. Один из высокопоставленных делегатов съезда, отмечая его абсолютную необходимость и своевременность, сказал:  «Еще несколько месяцев назад находились люди, сомневающиеся, следует ли вообще собирать этот необычный съезд. Даже накануне съезда были такие разговоры. Но вот съезд открылся. Съезд двинулся. Он взял огромный разбег. Сейчас мы уже находимся на 13-м дне этого съезда, и, между тем, ни наш уважаемый председатель, ни флегматичный член президиума Демьян Бедный, ни хлопотливый Борис Пастернак – никто не знает, как сейчас остановить этот съезд: такую уйму творческих запросов он поднял…» («Уральский рабочий», 3.09.34).  Все центральные и областные газеты страны хотя бы вкратце освещали каждый день съезда.

«Уральский рабочий» в своем номере от 20 августа привел текст письма  съезда товарищу Сталину, в котором говорилось: «Дорогой и родной Иосиф Виссарионович, примите наш привет, полный любви и уважения к Вам, как большевику и человеку, который с гениальной прозорливостью ведет коммунистическую партию и пролетариат СССР и всего мира к последней и окончательной победе… Да здравствует класс, Вас родивший. И партия, воспитавшая Вас для счастья трудящихся всего мира!»

Основной доклад делал М. Горький. Он был уверен, что коллективный писательский труд, то есть труд писателя в писательском союзе, поможет авторам перевоспитаться в людей, достойных великой эпохе. Он же первым на съезде поднял вопрос о творчестве Ф.М. Достоевского как творчества автора-реакционера. Его слова подхватили другие выступающие. И в конечном итоге съезд пришел к выводу, что Достоевскому нет места в истории советской литературы.

Бориса Пастернака и Исаака Бабеля встречали бурными аплодисментами. При этом, Б. Пастернак был приглашен в президиум съезда. Когда в зале появились метростроевцы со своим рабочим инструментом, он попытался взять что-то там из рук работницы, но едва удержал это «что-то там» в руках, что и послужило одному из позже выступающих, чьи слова были приведены здесь чуть ранее, назвать его «хлопотливым Пастернаком». А выступавший в самом конце съезда Н.И. Бухарин нашел Борису Леонидовичу иной титул. Он назвал его первым из советских поэтов.

Как-то не верится, не укладывается в уме, но Википедия, ссылаясь на источники, утверждает, что съезд намерился разделить писателей по рангам. Якобы инициатором выступил сам М. Горький, сказав, что нужно наметить пять гениальных и сорок пять талантливых писателей, а остальных поместить куда-то там, в какие-то плохие и 
небрежные организаторы своего литературного процесса. В связи с этим предложением сам М. Горький и был назначен главным писателей страны, Б. Пастернак назван ведущим поэтом страны, а С. Маршак главным детским поэтом.

Именно в дни съезда стали крылатыми слова Леонида Соболева о том, что партия дала писателю все права, кроме права писать плохо. Вероятно, многие писатели это право проигнорировали и стали писать очень плохо, потому вскоре, через каких-то пару-тройку лет многие делегаты съезда были исключены из литературного процесса страны.

Из всей уральской делегации слово для выступления было предоставлено только Николаю Куштуму.
 А потом разъехавшиеся по своим городам и весям делегаты отчитывались перед земляками о его работе. Одна из заметок о такого рода отчете повествует, что в Красноуральске послушать отчет явился едва ли не весь город.

Такова была сила печатного слова и популярность работников писательского пера в те годы. Если даже считать, что привлекли на отчет о съезде красноуральцев не столько имена уральских литераторов, сколько оргмероприятия соответствующих административных органов, так что  с того. По отсутствию радио и тем более телевидения в те времена любое мероприятие такого рода было событием. А может быть, как любил отмечать о тех временах Борис Шергин, культура слушания была высока, не в пример нынешней.

Ныне, кажется, ни кнутом ни пряником никого не заставить пойти на встречу не только с местным, но и любым другим, даже самым звездным писателем. Ныне никто слушать не желает и уже не догадывается об этаком раритете. Ныне всяк сам желает вещать.

Не нужна ныне русскому народу литература.

Глава 3
Сразу после съезда

Ну и, сразу же после съезда в Свердловске начались определенные оргвыводы в отношении некоторых авторов и издательства «УралОГИЗ». 11 сентября 1934 года в «Уральском рабочем» вышла статья «О праве писать плохо», в которой подверглись резкой критике вышедшие в свет сборник рассказов С. Балина «Город», роман И. Новокшонова, рассказы Морозова и И. Панова, опубликованные в альманахе, да и сам альманах был раскритикован. Каких-то репрессивных последствий, кажется, критика не имела. Тем более, что, думается, статьи под подобным названием «О праве писать плохо» с небольшими вариациями, появились во всех остальных областях страны. Везде и всем показалось необходимым побыть, так сказать, святее папы Римского, то есть как можно скорее претворить в жизнь этот упомянутый  негласный лозунг съезда об отсутствии права коммуниста писать плохо.

Что же касается жизни Свердловской писательской организация в остаток знаменательного 1934 года, косвенно можно увидеть из первого же документа в фонде 304 Центра документации общественных организаций Свердловской области.  Первый же документ архива, первый же лист первого же дела указанного фонда, начинается со слов:  «В комиссию ПК (партийного контроля –А.Т.) поступило заявление Морозова, а вслед ряд других, свидетельствующих в союзе о склоках, беспринципности, слабой воспитательной работе».

Нелишне вспомнить об атмосфере в стране тех лет.   1 декабря 1934 года был убит лидер ленинградских коммунистов и член политбюро С.М. Киров. В связи со следствием из Ленигнрада было выселено свыше 11 тысяч человек «социально чуждых элементов». В ходе следствия были вскрыты также несколько так называемых контрреволюционных, а по сути террористических групп среди руководящих членов партии и даже в Кремле (Л.Б. Каменев, к тому времени уже арестованный, А. Енукидзе, Л.М. Карахан, комендант Кремля Р. Петерсон и другие, в том числе и нарком внутренних дел Г. Ягода). Но в ходе следствия было выяснено и то, что само следствие велось с грубыми нарушениями, что послужило пересмотру дел в частности по «чуждым ленинградским элементам» и по известному доныне и упоминаемому ныне к месту и не к месту «закону о трех колосках», то есть об осужденных в 1931-1933 годах, в период голода, колхозниках. В результате пересмотра почти 800 тысяч осужденных по этому «закону» были реабилитированы.  Потому и разговоров о контрреволюционерах, заговорщиках, вредителях было много, но особых мер не принималось даже к указанным товарищам Енукидзе, Карахану, Ягоде и другим, не говоря о «контрреволюционерах» среди простого народа, в число которых входили и «инженеры человеческих душ». Тем более, что в июле 1935 года началась работа по подготовке и принятию новой Конституции  СССР, принятой 5 декабря 1936 года.

Лояльно рассматривалось и заявление Морозова, которому в ходе разбирательства дали нелицеприятную оценку. Разбиралось оно на заседании партийной группы писательской организации 13 января 1935 года с участием представителя обкома ВКП(б) товарища Сорокина и представителя центрального правления Союза советских писателей Селивановского. В результате разбора первый руководитель Свердловского областного комитета Союза советских писателей (так тогда официально называлась писательская организация) Николай Иванович Харитонов оставил должность, а сама Свердловская писательская организация товарищем Селивановским была названа « самой сложной из всех краевых организаций» (ф.304, оп.1, д. 1, л. 3). Почему?
Не сразу, но из документа – протокола заседания – начинает вырисовываться следующая картина.

Свердловским писателям в Доме Литературы и Искусств (то есть в нашем ныне Доме писателя) были выделены три комнаты и были выделены также 3 штатных единицы для руководства организацией и три ставки совместителей для иной работы, надо полагать, работы бухгалтера, консультанта и машинистки. И была выделена писателям на озере Шарташ одна из построенных там дач для работников аппарата – своего рода Уральское Переделкино – просуществовавшая до самой Великой Отечественной войны. Она-то, эта дача, и сыграла роль паровоза в разыгравшемся разборе деятельности писательской организации в оставшиеся месяцы 1934 года, хотя и кроме нее причин для вмешательства соответствующих органов, как стало известно из разбирательства, накопилось достаточно.

Всего в писательской организации на этот момент было 24 члена Союза и было еще несколько, так сказать, неосоюзненных молодых писателей. И среди  этих членов  сложилась так называемая «группа шести», из которой архив сохранил только три имени: Н.Куштум, Б. Ручьев, П. Хорунжий, (возможно, еще Б. Горбатов). Возможно, все шестеро жили на этой творческой даче. Возможно, позволяли себе некоторые этические вольности в плане возлияний, какие позволяют себе все молодые люди мира (разборок о пристрастии к Бахусу будет еще много в писательской организации). Но товарищ Сорокин о «группе шести» высказался, что она «пыталась использовать обстановку, сложившуюся в писательской организации в своих интересах». Именно в каких интересах, сказано не было, как не стало видно этих интересов и в ходе разбирательства. Однако, товарищ Сорокин сказал, что «группа шести» пыталась использовать в своих интересах, значит, она пыталась использовать, и поэтому надо найти эти интересы. И их нашли, эти интересы. 

Сколько можно понять из протокола, этой «группе шести» было поставлено  в вину то, что она  выпускала стенную газету, как, собственно, того требовали власти от любого маломальского коллектива во все время советской власти. Эти же наши товарищи из «группы шести» не просто выпускали стенную газету, а выпускали они ее под названием  «Аргентинская роза» и, как сами признали на заседании 13 января товарищи из «группы шести», баловались в газете различными пародиями, шаржами и прочим на своих сотоварищей, которым такое «баловство» не совсем приходилось по душе. Вероятно, особенно они преуспели в пародиях на А.О. Авдеенко, что, естественно, и ему тоже  не понравилось. И еще в ряду других материалов – стихов, рассказов, фельетонов было в этой газете напечатано стихотворение А.Г. Троицкого «Маргарита».

И газету, и особенно стихотворение «Маргарита» товарищ Сорокин в своем выступлении назвал фашистскими. Газету – за ее название «Аргентинская роза» (как раз в то время аргентинское руководство связалось с американским империализмом), а стихотворение Г. Троицкого – неизвестно по какой причине (самого стихотворения протокол не приводит). И вслед за товарищем Сорокиным стали так говорить на заседании партгруппы и все остальные выступающие, заодно припоминая друг другу различные прегрешения.

Нечто подобное будет и в ноябре следующего 1936 года после статьи в «Уральском рабочем» секретаря обкома товарища И.Д. Кабакова под названием «О бюрократичеком бездушии» (Дело 1, л.57). «Богема и разложение дают о себе знать. Более того, вскрыта контрреволюционная группа, возглавляемая Барановым и Антоновым, они занимались контрреволюцией, пьянствовали и дискредитировали союз писателей… (и так далее – А.Т.)» - так говорилось в одном из выступлений во время проработки этой статьи. И далее в числе тех, кто оказался подвержен «вспышкам богемных настроений» оказались и товарищ Б. Ручьев и товарищ С. Балин, и... – и все это характеризовалось ничем иным, как только «потерей классовой бдительности», от которой, конечно, до контрреволюции один шаг.

 Конечно, никакой контрреволюционной группы не было. 

Но такова была в ту пору культура собраний – чуть что, сразу приписывали контрреволюцию, хотя выводов, определяющих судьбу любого обвиненного, как стали делать годом позже, не делали. В данном случае был поставлен вопрос «о немедленном исключении Баранова и Антонова из писательской организации» и только потому, что они уже были осуждены специальной коллегией облсуда  «и взяты под стражу за контрреволюционную деятельность» (там же, л. 60). А она, контрреволюционная деятельность, заключалась, как было уже сказано, в том, что данные товарищи «пьянствовали и дискредитировали союз писателей».

В случае же с товарищами Хорунжим и Троицким не было и того, несмотря на то, что их деятельность была заклеймена как фашистская вместе с их газетой под названием «Аргентинская роза». Товарища Хорунжего решено было исключить из Союза писателей, но не за газету, а за то, что он дважды потерял партийный билет кандидата в члены партии. Товарища Куштума решено было предупредить об исключении из партии «за притупление партийной бдительности и за смыкание с разложившимися элементами писательской среды». Товарища Харитонова было решено освободить от обязанностей руководителя и на его место избрать товарища Новика П.И., а ответственным секретарем парторганизации – товарища Панова И.С. Правление было избрано в следующем составе: Новик П.И., Астахов И.Б., Авдеенко А.О., Харитонов Н.И., Горбатов Б.Л., Панов И.С. 

Обвинение в фашизме, оказалось или голословным, или в самом начале 1935 года оно еще не несло за собой тех последствий, которые появились  позже.
Что сказать к тому, чтобы не сложилось картины именно писательского «разложения», именно писательской «богемы», о которых говорилось в упомянутом документе предыдущей главы?

 Не знаю, как кто, а  лично мы до той поры, пока не столкнулись с архивными документами, как довоенными, так и послевоенными, считали (да нас в том и убеждали), что пьянство началось с войны, с наркомовских ста граммов. Оказалось, отнюдь. Все архивные документы всех парторганизаций, с которыми мы когда-либо работали, переполнены подобного рода разборами, подобного рода персональными делами большого количества членов партии, включая в их число и передовиков производства, и орденоносцев от рядовых рабочих и колхозников и до начальства в том числе и партийного. Чванство и «бюрократическое бездушие» руководства, включая и партийное, зашкаливало. Руководство очень быстро стало превращаться в особый клан с все более возрастающими потребностями и все более возрастающим презрением к своим подчиненным. Вспомнить хотя бы нашу родную поговорку «Я начальник – ты дурак. Ты начальник – я дурак». Вспомнить хотя бы Новочеркасские события 1962-года, когда на жалобу рабочих директору о нехватке хлеба, тот заявил: нет хлеба, жрите пирожки! – А что говорить о тех годах, о первых годах! Откуда было взяться культуре быта, когда его в том понимании, как понимаем мы, не было, когда вся масса народа только-только освоила грамоту в виде «Рабы не мы, мы не рабы!» И прежде всего «не рабами» чувствовало себя начальство перед своими подчиненными.

А потому стоит, просто стоит сказать о повседневном быте и повседневной работе наших коллег тех неимоверных лет, в которых, как и во всей жизни вообще, переплелись и трудовой подвиг, и подвиг по защите Союза Советских Социалистических Республик, и головотяпство, и очковтирательство, и подлинное вредительство, и научные открытия, и спортивные достижения,  и быт, трудный, трудный быт до основания разрушенной и взявшейся вопреки всему ощетинившемуся миру восстать из праха страны.

Вот некоторые из тех условий быта и работы наших старших товарищей.

 В марте 1935 года состоялся Второй Всесоюзный слет колхозников-ударников. Писатели не могли остаться в стороне от этого события. Было решено сразу же для «разработки очерков, стихов и рассказов» отправить в колхозы  Балина, Хорунжего, Новлянского, Харитонова, Бажова, Кореванову, Королькова. Балину тут же дали поручение в Доме литературы и искусства организовать вечер, посвященный знаменательному мероприятию, и тем самым «проверить подготовку работников литературы и искусств к участию в посевной кампании». Было решено также организовать литературную страницу в газете «Колхозный путь».

Следом приехал с Пленума Союза писателей  т. Астахов и выступил в Доме литературы и искусств с докладом о работе Пленума, после чего было решено отправить в командировку с этим докладом Т. Астахова в Пермь, т. Куштума в Нижний Тагил, т. Ладейщикова в Кабаковск и т. Леднева в Березники (там же, л. 21).

А совсем была заброшена оборонная работа – работа по организации сдачи норм на «Ворошиловский стрелок», на привлечение в оборонное общество ОСОАВАХИМ и многие другие общества. Совсем оказалась запущенной работа по лотерее-подписке в пользу оборонных обществ, план которой был спущен сверху на 1 тысячу рублей. Отвечал за оборонную работу т. Балин. Его заслушали на парткоме писательской организации. Он смог доложить только то, что «из 34 человек сдали на значок первой ступени 29 человек, из них 15 членов ССП. Остальной работы не ведется» (там же, л. 21).

Да оно и не мудрено, что не ведется. Т. Балин в Союзе писателей  зарплаты не получал, на жизнь зарабатывал в другом месте (он, кстати, на некоторое время лишился работы и кое-как нашел ее в газете «Крылья Урала»), где тоже был обязан вести общественную работу. А тут еще и – в колхоз для «разработки очерков, стихов и рассказов». Никуда не поспевал т. Балин, как, впрочем, и многие товарищи-писатели и многие товарищи не-писатели. 
Также совсем не реализовалось решение правления  о неукоснительном выполнении постановления партгруппы об организации переводов произведений  татарских и коми-пермяцких авторов на русский язык. Поручено было это сделать т. Куштуму.  А его подвел т. Аминов, между прочим, делегат съезда писателей. Он не подготовил доклад о творчестве татарских поэтов и не подготовил подстрочников. Тоже, думается, по той же причине всеобщей занятости в общем-то посторонними делами. Наметили проверить, как идет эта работа в Кудымкаре, где ответственным был т. Лихачев, тоже делегат съезда писателей.
  О результате проверки архивный документ не говорит.

Кстати, о татарах, вернее, о так называемых национальных меньшинствах (нацменах). «Уральский рабочий» осень 1934 года в заметке «Грубейшие извращения в работе среди нацмен» сообщила, что, например, на строительстве Уралвагонзавода работают «600 человек нацмен. 400 из них неграмотные. Учатся в ликбезе 19». Среди их детей многие не учатся, например не учатся 50 ребятишек-казахов и столько же – ребятишек-татар. 

С колхозным движением наравне разворачивалось стахановское движение передовиков промышленности. Его тоже надо было отразить в творчестве литераторов да так, чтобы успеть к февралю 1936 года сдать составленную книгу в издательство.  В 1936 года созвано было Первое Всесоюзное совещание стахановцев, на котором с речью выступил тов. Сталин. Для «проработки речи тов. Сталина» 27 ноября 1936 года было созвано общегородское собрание писателей (то есть вообще всех литераторов). И ни к Совещанию, ни к «проработке речи», которую на собрании зачитывал т. Куштум, книга не была издана. Как выкручивались, неизвестно, но т. Панову было поручено собрать 28 ноября свердловских авторов книги «для проверки и усиления работы», а потом поехать с тт. Куштумом и Хорунжим в Кизел, Пермь, Березники-Соликамск для той же проверки работы и консультации. С питанием и товарами так называемого народного потребления, то есть практически со всеми бытовыми товарами было очень напряженно, хотя в 1934 году были отменены карточки на продукты. Столько же напряженно было с жильем. Например, уполномоченный Союза советских писателей по Свердловской области (так порой в документах назывался руководитель областной писательской организации) А.Ф. Савчук с семьей из четырех человек жил в комнате площадью в одиннадцать квадратных метров. А Е.Е. Хоринская вообще жила в «проходной комнате». 26 марта 1938 года Облисполком принял решение «обязать председателя Свердловского горсовета тов. Поносова предоставить квартиры Савчуку, Хоринской, Гранину, Ладейщикову, Тарханееву» (ГАСО, ф. 1615, оп. 1, д. 44б). И сделал он это на основании правительственного Постановления  от 1934 года, по которому член СП имел право на отдельный кабинет или отдельную комнату в квартире под рабочий кабинет. Но сумел ли горсовет  выполнить решение облисполкома – неизвестно. А вернее всего, не исполнил, и не имел возможности исполнить. Доказательством тому Постановление ЦК ВКП(б) о снятии с поста первого секретаря Свердловского обкома и одновременно первого секретаря Свердловского горкома партии К.Н. Валухина от 30 декабря 1938 года, в котором наряду с другими причинами его «неудовлетворительной работы»  говорится и о том, что « в результате игнорирования насущных нужд трудящихся г. Свердловска жилищное и коммунальное строительство к городе Свердловске ведется совершенно неудовлетворительно…» (А.В. Сушков, С.Л. Разинков. Руководители Свердловской области 1934-1991. Биографический справочник. Екатеринбург, 2003, стр. 165). К характеристике того времени кстати сказать, что руководил К.Н. Валухин обкомом и горкомом всего 8 месяцев, сменив И.М. Медведева, который, в свою очередь пробыл на этих постах 2 месяца. А до него с июня 1937 года по март 1938 года руководил областью и городом А.Я. Столяр… И кто и что за такие отрезки времени смог что-то сделать такое, чтобы их работа была признана «удовлетворительной»? Да и не спасало это признание.

Думается в этом кроется и причина, по которой стали меняться и  руководители писательской организацией. Каждый стал изыскивать повод оставить хот на время этот пост. В апреле берет отпуск на сбор материала для романа  и поездки на Север И.С. Панов. Его временно замещать избирают Б. Гранина (ГАСО, ф. 1615, оп. 1, д. 44б, л.  46). Затем, вероятно, его заменяет А.Ф. Савчук, который в свою очередь берет отпуск для работы над своим романом – романом «Крушение» (там же, л. 8).

И вообще трудно установить всех членов Свердловской писательской организации того периода. В резолюции общего собрания писателей Свердловска 23 октября 1938 года говорится, что «в Свердловске существует многочисленная писательская организация» (там же, л. 14). Но отыскать удалось только имена А.С. Ладейщикова, Б.Е. Гранина, И.С. Панова, Н.А. Куштума, А.Ф. Савчука, К.Г. Мурзиди, Е.Е. Хоринской, М.А. Анчарова, Б.Н. Михайлова, Н.В. Пановой, А.П. Бондина, П.П. Бажова, С.И. Шмакова, М. Кучеренко, Ф. Тарханеева, С. Королькова, О. Марковой, К.В. Рождественской, В.Л. Занадворова, К. Боголюбова, Каркаса, Новика, Харитонова, Морозова-Уральского (арестован в марте 1938 г.) и «литактив 13 человек».

Глава 4
Перед теми самыми, сороковыми

В продолжение нашей истории писательской организации приведем еще один документ –  Постановление бюро обкома «О работе Свердловского отделения Союза советских писателей» от 3 июля 1938 года.

О ее работе в обкоме докладывал И.С. Панов. Его доклада в архиве писательской организации нет. А по результатам доклада и, конечно, предварительной проверки работы организации обком  решил следующее:

«Бюро обкома отмечает, что в результате подрывной работы врагов народа (Новик, Харитонов и другие) работа Свердловского отделения Союза советских писателей была развалена, а личный состав засорен антисоветскими и социально-враждебными элементами.
Возглавляющий в настоящее время Свердловское отделение Союза советских писателей Панов И.С.  не развернул большевистской работы по ликвидации последствий вредительства (…).

И далее указывается ряд серьезных недостатков, такие, как:
Изолированность значительной части писателей от широких масс читателей, отсутствие критики и самокритики внутри самой организации.
Свердловские писатели не отразили в своих произведениях социалистическое строительство на Урале и не показали лучших людей социалистического строительства.

Писатели не охвачены сетью политического и специального образования. Только 3 человека учатся в заочном литературном институте.
Партийная прослойка исключительно низка – всего 1 член и 1 кандидат.

Медленный рост организации за счет молодежи из среды рабочих, колхозников и советской интеллигенции.
Засоренность чуждыми и случайными элементами (Анчаров) и наличие элементов бытового разложения (систематическая пьянка ряда писателей).
На основании указанного Бюро обкома постановил:

Панова И.С. с работы уполномоченного Союза советских писателей по Свердловской области снять.
Просить Культпросветотдел ЦК ВКП(б) о направлении в Свердловск писателя- коммуниста на работу уполномоченным Союза советских писателей по Свердловской области и высылке специальной комиссии для обследования работы Свердловской организации писателей и оказания ей соответствующей помощи (…)

А также:

Обязать президиум облисполкома:

Выполнить свое решение об отпуске писательской организации на 1938 год 60 тысяч рублей из средств местного бюджета;

В месячный срок обеспечить областной литературный музей необходимым помещением и средствами;

Закрепить Свердловский дом литературы и искусства за творческими организациями (Союз советских писателей, Союз художников, архитекторов, ВТО) и выделить средства для ремонта в течение 10 дней;

Рассмотреть вопрос о строительстве в Свердловске в 1939 году многоквартирного жилого дома для писателей. В месячный срок обеспечить квартирами нуждающихся писателей, проживающих в Свердловске;

Рассмотреть вопрос об издании в том числе лучших художественных произведений свердловских писателей в 1939 году (…)» (ГУЦДООСО, ф. 4, оп. 33, д. 34, лл. 10-11).

Вот так было постановлено, но ничего из перечисленного не было исполнено (об этом мы уже сказали в предыдущей главе). Об этом говорилось и на собрании 26 января 1940 – уже практически военного года.  Надо помнить, что 30 ноября 1939 года началась советско-финская война, продлившаяся всю зиму 1939-1940 годов. Уже стало не до писателей. «Средств не хватает даже на зарплату, не говоря о культмассовой работе, - докладывал тов. Ольшуков, вероятно, руководитель Дома литературы и искусства. –  Из-за отсутствия средств не проведен Чеховский вечер. Нет обещанной на 1939 год дотации в 60 тысяч рублей. Работаем так: сами деньги заработаем – проводим политмассовую работу. Нет денег – свертываем работу. В конце 1939 года провели большую работу по выборам (есть благодарность от 8-го избирательного участка). Провели творческие вечера Лермонтова, Шостаковича. В ДЛИ провели 3 областных конференции: писателей, архитекторов, Рабис (работников искусств? – А.Т.) и все революционные праздники, семейные вечера, лекции по истории партии (…)» (там же, ф. 304, оп. 1, д. 1, л.65) 

И далее – в феврале 1940 года товарищ Куштум отчитывается о работе  секции поэтов, называя фамилии Головина, Троицкого, Хоринской, Мурзиди, Бычкова. Далее – информация товарища Анчарова о работе оборонной комиссии ССП, которая «за февраль-март 40 года провела ряд выступлений писателей и художников в частях и госпиталях РККА, организовала книги местных авторов для бойцов» (там же, л. 70). В апреле стали готовить мероприятие, посвященное 10-й годовщине смерти В. Маяковского (ответственный – товарищ Савчук) Вступительное слово на нем сделал товарищ Бажов, а с докладом выступил товарищ Дергачев. Свои стихи читали Мурзиди, Головин, Хвостенко.

Или вот интересный документ. Летом 1940 года был объявлен очередной выпуск займа 3-й пятилетки, и, разумеется, все были обязаны на него подписаться. В ДЛИ ситуация подписки сложилась таким образом: «…работает 16 человек с фондом зарплаты 3200 рублей. Все подписались на 2720 рублей. По отделению ССП работают 3 штатных и 3 совместителя, общий фонд зарплаты 1950 рублей. Подписались все на 2250 рублей. Без должностей Троицкий и Филиппова подписались на 800 рублей. Не успели подписаться комендант дачи Казачкова и консультант Колышева. Не охвачены Головин и Рябинин» (там же, л.80). То есть выходило, что штатные сотрудники ССП отдали в фонд обороны более чем месячную зарплату. И это было в те и в последующие годы обычным явлением. Страна полностью перешла на оборонное, предвоенное положение, отменив даже общие для всех граждан страны выходные дни. И сколько ни говорили на собраниях писатели, что надо расти творчески, что надо повышать свой профессиональный, свой политический и общеобразовательный уровень, сама обстановка внутри страны мало подвигала к этому. Вот слова редактора Свердловского областного издательства Клавдии Васильевны Рождественской о всеобщей писательской апатии за три месяца до начала войны:

«Альманах «Уральский современник» - орган ССП – влачит жалкое существование. Его работой никто не интересуется. Есть опасения, что 3 запланированных на год номера мы не сумеем выпустить. СП (его правление) стоит в стороне от альманаха. А ведь он должен быть центром нашей творческой жизни. По первому номеру издательство из-за брака потерпело убытки на 10 тысяч рублей… Несколько писателей подготовили сборник о транспорте (Долинов, Савчук, Тропп и другие). Получился брак из-за низкопробного качества. Материал такой, что лито сборник не разрешил. Это прошло мимо правления СП. О промышленности и транспорте писать надо. Но для этого надо знать, о чем пишешь. Поэтому я присоединяюсь к мнению Бажова о распределении писателей по предприятиям…» (ф. 304, оп. 1, д. 1, л.96). Этот вопрос – вопрос о прикреплении писателей для работы над своими произведениями к предприятиям встанет перед писателями вновь  через два десятка лет, и об этом в соответствующей главе.
Сейчас  же – о самом животрепещущем моменте из жизни 30-х годов, о репрессиях.

Ни «оттепель» Н.С. Хрущева второй половины 50-х годов и первой половины 60-х, ни «перестройка» М.С. Горбачева конца 80-х не только не прояснили того, что было на самом деле во второй половине 30-х годов в СССР, но еще более запутали вопрос о репрессиях, огульно свалив их на прихоть Сталина. Мы не историки. Мы не располагаем всем сводом документов по этому периоду. Поэтому какой-либо оценки этого периода мы давать не беремся. Позволим себе только сказать, что, по нашему мнению, как этот период, так и весь период советской истории  - это был период продолжения Гражданской войны, потому что все 74 года существования Советского государства шла то откровенная, то скрытая, но всегда непримиримая борьба за власть, держащая Советское государство и советское общество в непреходящем напряжении, в различные периоды то усиливающемся, то ослабевающем. 
В очерке К. Боголюбова «Тридцатые годы», вышедшем в 11 и 12 номерах журнала «Урал» за 1965 год, несколько строк отведено 37-му году:
«…Первой жертвой стал А,И. Исетский. По вздорному, бездоказательному обвинению он был исключен из Союза писателей. На другой день к нему явился за членским билетом… милиционер. Следующим оказался Савчук. Ему инкриминировали пребывание за границей отца и брата. Савчука исключили из партии, лишили депутатского мандата. А дальше репрессии пошли уже в массовом порядке. Был арестован Харитонов, а вслед за ним Маленький (он писал «слишком острые очерки»). Собрания наши начинались вечером и кончались на рассвете. Яростней всех выступал с обличениями С. Морозов. А вскоре Панов сообщил – Морозов арестован. Но особенно было жаль Бориса Ручьева. Юноша, только начавший жить, так талантливо и ярко наметивший свой литературный путь, он-то в чем провинился? Зловещие слова «враг народа» сопровождали каждую новую жертву и даже первого секретаря обкома И.Д. Кабакова, под чьим руководством воздвигались гиганты социалистической индустрии Урала, чье имя произносилось с любовью и уважением…»
Посвятил этому периоду несколько глав в своем исследовании «Забытые поэзия и литераторы Урала» (Екатеринбург, 2007) и недавно ушедший из жизни исследователь истории литературы на Урале Владимир Голдин. Он приводит список имен репрессированных  в 30-х годах писателей. Вот эти имена (с прибавлением дат жизни):

«Антонов (Изгнанник) Иван Николаевич (1878-1936) – поэт, очеркист, журналист.
Балин Сергей Тимофеевич (1906-1942) – прозаик.
Баранов Алексей Васильевич (1885-1954) – драматург.
Буйницкий Владимир Владимирович (1881-1938) – поэт.
Бухов Аркадий Сергеевич – поэт-сатирик.
Губарев Виктор Федорович – поэт.
Добычин Николай Ефимович (1904-1942) – прозаик.
Качиони Сергей Спиридонович – журналист, прозаик.
Князев Василий Васильевич – поэт.
Люгарин (Заболотный) Михаил Михайлович – поэт.
Макаров Василий Александрович – поэт.
Маленький (Попов) Алексей Георгиевич (1904-1947) – прозаик.
Морозов (Уральский) Степан Артемьевич (1896-1937) – прозаик.
Новокшенов Иван Михайлович (1895-1943) – прозаик.
Ратушный Порфирий Илларионович – прозаик.
Ручьев (Кривощеков) Борис Александрович (1913-1973) – поэт.
Троицкий Георгий Александрович (1910-1943) – поэт.
Харитонов Николай Иванович (1904-1937) – поэт, очеркист.
Шубин Александр Иванович (1884-1937) – журналист, поэт, прозаик.
Шумский Виктор Михайлович (1904-1937) – поэт.
Шушканов Николай Григорьевич – прозаик (…)
Зуев-Ордынец Михаил Ефимович – прозаик
Вогау Вильгельм Александрович (1901-1947) – прозаик.
Бессонов Юрий Николаевич (1900-1958) – прозаик».

Опубликовав эти имена, В. Голдин отметил, что этот список явно не полный.

Мы, работая над своим Кратким курсом, нашли имена Александра Федоровича Савчука, Мурашова и Березова (ГУЦДООСО, ф.304, оп. 1, дд.1, 2, 3), а так же Хорунжего Павла Федоровича, исключенного из СП в 1935 году, но впоследствии восстановленного, участника Великой Отечественной войны. Также в 1940 году был исключен из ССП прозаик Авдеенко Александр Остапович, но восстановлен в 1943 году.

Прозаик Александр Федорович Савчук был исключен из партии 2-го мая 1941 года «за бытовую связь с врагами народа». А враги народа – это отец и брат, в период Гражданской войны каким-то образом побывавшие за границей. И кому-то, кто это где-то высмотрел, надо было в соответствующие инстанции указать. В связи с исключением А.Ф. Савчука из партии, собрание писательской организации постановило: «Признать, что наша писательская организация проглядела антипартийную деятельность Савчука и сделать из этого факта политические выводы о дальнейшей работе парторганизации. Просит райком поставить вопрос перед обкомом о выводе Савчука из редколлегии альманаха «Наш современник». Поручить товарищу Бажову поставить в известность о решении бюро обкома о Савчуке партчасть правления ССП в Москве» (ГУЦДООСО, ф.304, оп. 1, д. 1, л. 98).

И явно только в связи с началом войны хода это решение обкома и партосбрания писательской организации не получило. Политрук Александр Федорович Савчук погиб на фронте в начале 1943 года.

Из списка В. Голдина можно исключить имя Баранова Алексея Васильевича, который был в эти годы осужден по бытовой статье  и вскоре освобожден. Помог ему в этом В. А. Антонов-Овсеенко, видный деятель революции и Гражданской войны и видный троцкист, с которым А.В. Баранов был знаком. 
 Из списка В. Голдина надо исключить и Добычина Николая Ефимовича, который уехал в Москву и в 1942 году умер в эвакуации в Елабуге. 
В справочнике «Писатели Екатеринбурга и края, коему сей город приписан», составленном Алексеем Ивуниным и изданном в 2017 году, можно проследить судьбу многих упоминавшихся здесь уральских писателей.

 Бондин Алексей Петрович, член ССП с 1934 года умер в 1939 году, будучи тяжело больным. В родном ему Нижнем Тагиле открыт Дом-музей. Хорунжий Павел Федорович, член ССП с 1934 года, в 1935 году был исключен из Союза писателей, о чем мы уже говорили, но впоследствии был восстановлен, участвовал в Великой Отечественной войне, жил в Свердловске, затем в Харькове, умер в 1975 году. Аминов Хусаин Нурьевич, в 1937-1939 гг. служил в армии на дальнем Востоке, 1939-1944 гг. работал главным геологом треста «Кировградмедьруда и вообще вся его жизнь была связана с геологией. Добычин Николай Ефимович, после Свердловска жил в Москве, умер в 1942 году, будучи эвакуированным в Елабугу. Горбатов Борис Леонтьевич в 1933-34 годах был корреспондентом «Правды» по Уральской области, в годы Великой Отечественной войны служил в Уральском военном округе, в 1946 и 1952 годах стал лауреатом Сталинской премии. Горев Илья Александрович (известны годы жизни 1899-1959) умер в Москве. Авдеенко Александр Остапович в годы Великой Отечественной войны был военным корреспондентом, в 1940 году был исключен из ССП, а в 1943 году вновь принят, умер в Москве в 1996 году. Бессонов Юрий Николаевич (1900 – 1958), доброволец Красной армии, награжден орденом Красного Знамени, жил в Томске, с 1934 года – в Свердловске, занимался историей Уральских заводов. Автор нескольких книг, один из организаторов журнала «Уральский следопыт», в 1937 году арестован, но вскоре освобожден. Участник Великой Отечественной войны, орденоносец. Балин Сергей Тимофеевич (1906-1942), в 1938 году необоснованно был арестован  и осужден на 5 лет, но в 1939 году освобожден, погиб на фронте,  реабилитирован в 1956 году. Мурашов Павел Васильевич (1880-после 1951) – поэт, публицист, уроженец Алапаевского района, в 1918 году занимал пост министра труда во Временном областном правительстве Урала, репрессирован в 1938 году). 
Буйницкий Владимир Владимирович (1881- 1938), расстрелян. 
Губарев Виктор Федорович, расстрелян в 1937 году,
Макаров Василий Александрович, расстрелян в 1937 году.
Маленький (Попов) Алексей Георгиевич, в 1937 году осужден на 10 лет лагерей, умер в Воркутинском лагере в 1947 году, реабилитирован.
Морозов (Уральский) Степан Артемьевич,  участник 1-й мировой войны, фельдфебель, кавалер четырех Георгиевских крестов, расстрелян в 1938 году, реабилитирован в 1956 году.
Новокшонов Иван Михайлович,  в 1937 году был осужден на 10 лет и погиб в лагере в 1943 году, реабилитирован.
Ручьев (Кривощеков) Борис Александрович, с 1938 года по 1947 год отбывал «наказание» в Оймяконском лагере, реабилитирован в 1957 году, за литературную деятельность награжден тремя орденами,  Почетный гражданин г. Магнитогорска.
Троицкий Георгий Александрович (коренной екатеринбуржец), погиб в Ивдельлаге в 1943 году, реабилитирован в 1990 году.
 Харитонов Николай Иванович ( первый руководитель Свердловской писательской организации Союза писателей в 1934-1935 годах) в 1937 году расстрелян и в 1957 году реабилитирован. 
Авербах Леопольд Леонидович, генеральный секретарь РАПП, парторг ЦК на Уралмашзаводе, расстрелян в 1937 году, реабилитирован в 1961 году.
Шубин Александр Иванович, сотрудник П.П. Бажова по работе в «Крестьянской газете» в 20- годах, расстрелян в 1937 году.
Шумский Виктор Михайлович, расстрелян в 1937 году.
Вогау Вильгельм Александрович, участник Гражданской войны, сотрудник редакции «История фабрик и заводов», репрессирован.

И помнится, Павел Петрович Бажов в это же время за книгу по истории Камышловского полка в Гражданской войне, вышедшую в конце 1936 года и сразу же признанную антисоветской,  лишился партбилета и работы… 

Глава 5
Немного о Павле Петровиче Бажове

К тому, что сказано о нашем классике, что-то прибавить едва ли возможно. Однако, вполне могут представить интерес следующие документы из его жизни, непосредственно связанные с писательской организацией. Не будучи членом писательского Союза, он, однако, принимал в его жизни самое непосредственное участие, стоял там на партийном учете, что и зафиксировали некоторые протоколы.   

Архив сохранил «Самоотчет тов. Бажова» на партийном собрании 27 апреля 1936 года. 

«Заседание партгруппы. Присутствуют: тт. Панов, Кореванова, Бажов, Хорунжий, Балин, Куштум.

Председатель Кореванова А.Г., секретарь Куштум Н.А.

Слушали: Самоотчет товарища Бажова.

«Работал в Лестехиздате редактором художественной литературы. Издавали Мамина-Сибиряка, Решетникова, Короленко, Поликарпенко. Задумали книгу очерков наших писателей по лесной тематике, но не удалось, слабый был материал. Хотели сделать книгу о строительстве Камбумстроя, но оно сильно затягивается. И ушел из Лестехиздата, где мне нечего стало делать. Теперь я работаю исключительно над книгой по истории Камышловского полка по заданию истпарта. Над книгами историко-революционного порядка я уже работал («К расчету» и «Бойцы»). Я хочу отразить роль партии в организации рабочих полков. Книга основана на подлинных исторических документах. Но получается, что эта книга не является ни исторической, ни художественным произведением. И я стал сомневаться – нужны ли такие книги? Материал по истории Камышловского полка мною уже собран, остается только оформить его в книгу. Последнее время я много работал над собиранием фольклора. Распространилось неверное мнение, будто на Урале до революции рабочие и золотоискатели не создавали своих песен. Я решил это дело опровергнуть на деле – путем сбора этих материалов. Правда, преобладала песня сатирического и юмористического плана. Над этим сейчас работаю. В 1929 году я издал книгу «Уральские были», основанную на фольклоре. Книга имела успех и сейчас она пользуется известностью. Это укрепило мое желание работать над фольклором. (зачитывает «сказку» «Медной горы хозяйка»). 

Было несколько случаев, когда я в своих произведениях допустил лакировку действительности («Потерянная полоса» и «Святая ночь»). Выпустил я в свое время книжку, ошибочно названную мной «Пять ступеней коллективизации» (далее четыре строки зачеркнуты – А.Т.)

Я более склонен работать над историко-революционным фольклорным материалом. В дальнейшем мне хочется написать книгу – историю об одной какой-нибудь деревне Ирбитского района, скажем, за 18 лет, как она росла и развивалась. А особенно мне хочется написать историю Сысертского горного округа, которую я хорошо знаю. А также меня привлекает история Мраморского завода.

Бытовые условия у меня для работы благоприятные. Конечно, придется снова поступить на работу, так как на гонорар мне не прожить. Партийной учебой я занимаюсь. Много приходилось читать в связи  с работой над историческими книгами (высказывания Ленина по аграрному вопросу, прорабатываю историю гражданской войны)».

Прения:

Куштум: Хочется сказать по двум вопросам. Слушая сказку «Медной горы хозяйка», я убедился, что работа т. Бажова в области рабочего фольклора важная и большая. Этим опровергается вредное мнение, что на Урале не было рабочего фольклора. Тов. Бажову хочется написать и о том, и о другом, и о третьем. Надо видеть главное.

Панов: отмечается ценность работы тов. Бажова, особенно в области истории гражданской войны и фольклора. Тов. Бажову нужна помощь, главным образом, партийная оценка работы. Тов. Бажову надо включиться в создание книг к 20-летию Октябрьской революции. Кроме этого, надо поставить вопрос перед областной редакцией «Истории фабрик и заводов» об использовании тов. Бажова.

Балин: По моему мнению, фольклор Сысертского завода не характерен для Урала. Кроме того, этот завод в революционном движении не играл большой роли, как. скажем, Надеждинский или Молотовский заводы. Было бы интереснее, если бы собрать фольклор с этих заводов» (ф.304, оп. 1, д. 1, лл. 41-43).

Еще документ, связанный с П.П. Бажовым.

Протокол партсобрания от 16 февраля 1940 года.

Доклад о работе секции поэтов. Докладывает руководитель секции тов. Куштум.

В прениях:

Бажов: «Партучеба для нас – самое основное. У поэтов, не работающих над собой по изучению марксизма-ленинизма, нет идейной целеустремленности. Мы не приблизились к формулировке товарища Сталина быть инженерами человеческих душ. Необходимо тебе, товарищ Куштум, возглавить это дело. Секция должна заниматься не только литературным ремеслом, но необходимо, чтобы люди овладели марксистским мировоззрением . Прикрепленные к нам московские поэты должны работать у нас по 2-3 месяца. Хорошо, что наши поэты начали печататься в Москве.

Положительным моментом в руководстве товарища Куштума является работа поэтов в массах» (ф. 304, оп. 1, д. 1, л. 65).

И еще один документ – отчет об изучении книги Сталина «Краткий курс истории ВКП(б)».

«Слушали: Сообщение т. Бажова о том, как он работает над изучением истории нашей партии.

Лично для меня, говорит т. Бажов, изучение истории партии имеет громадное значение. Каждая фраза – это тезис. Я начал с читки истории, прорабатывая по 3-4 страницы в день. Одновременно изучал первые источники (Ленин, Сталин). Для моих работ особенно важными и интересными являются 80-е годы. Кроме того, я читал исторические труды Маркса и Энгельса и делал выписки…» (там же, л. 65, оборот).

Разумеется, надо учитывать, что мы имеем дело не со словами самого Павла Петровича, а только с тем, как они отражены в протоколе, то есть, как они были поняты и спешно записаны. Хотя и признавался Павел Петрович, что он всегда говорит «бестолково, и никогда ни одна стенограмма не выходила путной» (Павел Петрович Бажов. Письма 1911-1950. М., - Екатеринбург, 2018. С. 359), но не думается, чтобы секретарь на указанных собраниях владел стенографией и точь в точь передавал сказанное. Более того, стенографически был в те годы зафиксирован всего лишь один документ – протокол партийного собрания 21 сентября 1951 года, посвященный 5-летию постановления 1946 года по журналам «Ленинград» и «Звезда», и  который вылился едва не в 140 страниц. Таким рекордным количеством листов не располагает более ни один и из исследуемых нами документов. Остальные протоколы исполнялись по ходу собрания избираемым всякий раз новым секретарем, успевающим за ходом собрания. Протоколы потом перепечатывались на машинке. 

В этом отношении приходится вспомнить протоколы нашего правления, которые с протоколами тех лет безнадежно проигрывают. Большей частью они написаны А. Титовым и по следам правлений по редким заметкам, сделанным по ходу правления, так как ему обычно приходилось и вести правления. И пошел он на это после того, как несколько раз попытался передать функцию секретаря поочередно членам правления.  Увлеченные ходом обсуждения рассматриваемых вопросов такие секретари протоколов не вели и только извинялись и просили их больше секретарями не назначать. Вроде бы писатели, а вот, как говорится, приходит и на старуху проруха. 

Глава 6
Те самые, сороковые роковые
 
На второй день войны состоялся митинг писателей и работников СвердлОГИЗа, на котором было постановлено в самый короткий срок 8-10 дней всем писателям «дать в альманах вполне удовлетворительный материал: рассказы, стихи, очерки, статьи», из которых «товарищ Бажов в такой короткий срок составил литературный альманах номер 5». Далее документ (лист 103) говорит, что через две недели после начала войны были изданы в Свердловске два «боевых сборника» о героизме РККА и, более того, известная  речь Сталина, произнесенная 3 июля по радио, вышла в СвердлОГИЗе, тиражом 50 тысяч экземпляров уже на следующий день 4 июля!

Первый из «боевых сборников»  – это альманах «Уральский современник» номер четыре, сданный в набор в феврале и подписанный к печати 20 мая 1941 года. И, значит, вышел в свет он уже с началом войны. Его авторы: П. Бажов, К. Мурзиди, А. Климов,  Е. Трутнева, В. Хомзе, В. Занадворов, С. Тельканов, К. Боголюбов, В.П. Бирюков, И. Владимиров, Юр. Чап. В составе редакционной коллегии: К.В. Боголюбов, Н.Л. Николаев, Н.А. Попова, А.Ф. Савчук, М.В. Шведов, Е.М. Лебедев.

Второй из «боевых сборников» –  альманах «Наш современник» номер пять. Он был сдан в набор 20 июля и подписан к печати 13 августа 1941 года. Разница в выпуске ощутима. Первый был в производстве практически 4 месяца, а второй – хотя и не две недели, как было сказано, но менее месяца. Открывался второй «сборник» речью председателя Государственного комитета обороны И.В. Сталина по радио  3 июля 1941 года, начинающейся знаменитыми впоследствии словами: «Товарищи! Граждане! Братья и сестры! Бойцы нашей армии и флота! К вам обращаюсь я, друзья мои! Вероломное военное нападение гитлеровской Германии на нашу родину, начатое 22 июня, – продолжается…» Далее была перепечатка из газеты «Красная звезда» статей Всеволода Вишневского «Уроки истории» (от 23 июня) и Ильи Эренбурга «Гитлеровская орда» (от 26 июня). А потом были стихи Евгении Хоринской, рассказ В. Старикова «Патриоты» о первом дне войны, стихи К. Мурзиди, рассказ  Н. Поповой «По дорогам войны», рассказ Б. Рябинина «Мертвый конус», стихи Л. Носова и М. Просвирнова, отрывок под названием «Разведчик» из романа Александра Макарова, рассказ А. Савчука «Интервенты», стихотворение Е. Трифонова, очерк О. Марковой «В колхозе «Победа» о первом дне войны, стихи Н. Куштума, очерк Юр. Чап. «Великие будни», записки К. Богомолова «В эти дни. Из дорожного блокнота», очерк В. Старикова «Рассказ матери героя». В редакционной коллегии: П.П. Бажов (ответственный редактор), К.В. Боголюбов, К.Г. Мурзиди, Е.М. Лебедев.

Вскоре, уже в сентябре, было решено альманах выпускать по типу журнала, чтобы как можно более оперативно отвечать «на реалии времени». Но «реалиями времени» стал лозунг «Всё для фронта. Всё для победы», который предусматривал жесточайшую экономию во всем, в том числе и в бумаге. И альманах продолжал выходить один-два раза в год.

В очерке «Музы не молчали» известный уральский писатель Борис Рябинин написал о жизни и деятельности Свердловской писательской организации в годы войны. При всем желании поместить этот очерк в «Краткий курс» целиком, мы этого делать не стали. А прочитать его можно в двухтомнике «Все для победы», посвященном 60-летию Победы и  составленном М.П. Никулиной, В.А. Блиновым, Л.П. Быковым, Г.Ф. Дробизом, Ю.В. Казариным.

Из этого очерка мы взяли только фамилии литераторов, которые упоминает Б.С. Рябинин. И начинается упоминание этих фамилий с приехавшей в августе 1941-го из Киева детского писателя Оксаны Иваненко. Далее он приводит имена ленинградцев. «…приехали один из зачинателей советской поэзии Илья Садофьев, Ольга Форш, профессор, доктор, исследователь истории отечественной техники, принятый в Союз писателей уже в Свердловске, В.В. Данилевский… Из Москвы приехали Анна Караваева, Мариэтта Шагинян, Федор Гладков. Лев Кассиль, Б.С. Ромашов с женой, Агния Барто со своим семейством. Виктор Финк со своими «Финками» (вероятно, так в шутку называли его дочерей – А.Т.), профессор Л.П. Гроссман, один из последних «символистов» и старейших поэтов страны Юрий Никандрович Верховский,, профессор Н.К. Гудзий, поэтессы Ольга Высотская, Вера Звягинцева, критик и литературовед Л.И. Скорино, автор русского текста «Интернационала» Аркадий Коц, один из старейших писателей Н.Н. Ляшко. Какое-то время жил в Свердловске М.Д. Марич, минский писатель и скромнейший душевный человек член Союза писателей с 1934 года Феодосий Шинклер, современник и друг В.Г. Короленко – Н. Чаговец, дочь Короленко, хранительница музея Короленко в Полтаве, Сусанна Люм, начинающий прозаик Сарра Марголис, молодые поэтессы Агния Кузнецова и Людмила Младко, сотрудник центрального Литфонда Е.Я. Берлинраут и многие другие. Мимоходом к семье на 10 дней отпуска приехал корреспондент «Красной Звезды» Лев Славин, мелькнул журналист Л. Хват». Упомянул Б.С. Рябинин еще Е. Пермяка, А.С. Новикова-Прибоя, Викторина Попова и побывавшего в Свердловске Александра Фадеева. Упомянул также Борис Степанович кое-кого из тех, кого решил оставить безымянными, только сказав: «но были такие, (правда, их было ничтожное меньшинство), которые предпочитали брюзжать, ныть, недовольные всем и вся, озабоченные больше всего тем, как бы отсидеться, переждать грозу. Для тех плохи были и Урал, и Свердловск, да  и, вероятно, все мы, уроженцы края». Завершил он упоминание о них словами: «Не стоит называть их. Они сами наказали себя…»

Думается, следует возразить такой позиции – оставлять кое-кого безымянными только из соображений этики, присущей всему русскому менталитету, исходящему из православия, не обнародовать плохое под предлогом, что «они сами наказали себя». Конечно, мы не судьи. Но ведь писать историю (даже и краткий курс) – это все-таки занимать какую-то личную позицию и, конечно, за эту позицию быть в ответе, то есть все-таки быть судьей. Бесстрастной истории не бывает. И, главное, наивно полагать, что те люди, о которых не упоминается только из соображений этики, и на самом деле наказали себя. Черного кобеля не отмоешь добела. И так говорить, что «они сами наказали себя» – это им потворствовать. С чего бы они вдруг кинулись когда-то потом, якобы в целях «отмывания себя добела» наказывать себя!  

Впрочем, многие с такой позицией не согласятся. Впрочем, и мы сами в своем «Кратком курсе»  стараемся обходить некоторые не совсем удобные моменты для некоторых имен  – не нам неудобные, а неудобные носителям этих имен, за них сберегая их имена. И ведь дело еще и в том, что никто из нас не признает себя участником этих самых «неудобных моментов», не признает того, что поступали они некрасиво, что поступались своим именем, если даже знали, что поступались. Моральные заветы – это не присяга. Нарушить их труда не составляет – тем более при условии, что останется это нарушение безнаказанным, даже без каких-либо последствий в виде угрызений совести. А подчас так вообще большинство из нас свято верит в собственную непогрешимость и с этой верой уходит в могилу, или обозлясь на весь мир, или «великодушно прощая» его.

А сравнивая некоторые факты, приведенные Б.С. Рябининым, с архивными документами, позволим себе устранить некоторые, совсем не умаляющие достоинств его очерка, неточности. Ну, хотя бы вот такие. Например, архивный документ показывает, что первые, «эвакуировавшись из Москвы сами, без разрешения», члены Союза писателей появились в Свердловске уже в июле 1941 года. И кинувшемуся им помогать в обустройстве и прописке П.П. Бажову было указано на неправомерность его действий (ф. 304, оп.1, д. 1, л. 112). То есть киевский детский писатель Оксана Иваненко, активно включившаяся в работу Союза писателей, как пишет Борис Степанович, не была первой из приехавших. Были, оказывается, такие прыткие, кто сумели приехать не из горящего Киева, а пока еще вполне благополучной Москвы. И Оксана Иваненко не была,  да и не могла быть, как пишет Борис Степанович, секретарем партийной организации  по практическим соображениям. Секретарем парторганизации  был авторитетный П.П. Бажов, а она была избрана его заместителем. И это случилось в ноябре 1941 года (там же, л. 119). А в июле 1941 года секретарем парторганизации был избран Макаров, заместителем – Глазырин (там же, л. 105). И имя Оксаны Иваненко стало упоминаться в партийных протоколах только с сентября 1941 года наряду с именами Ольги Форш, Агнии Барто, Б. Гроссмана. В середине ноября 1941 года появились имена А. Караваевой, Ф. Гладкова, Гринберга, в конце ноября – М. Шагинян. В сентябре 1941 года был мобилизован в РККА Н.К. Куштум, во всяком случае, в сентябре райвоенкомат запросил его партийную характеристику, а это делалось только в связи с призывом, и его имя в документах парторганизации  ССП времен войны перестало упоминаться. С августа были организованы выступления писателей по радио. Выступали  Бажов, Боголюбов, Хоринская, Мурзиди, Макаров, Баранов, Куштум, Рябинин (там же, л. 110). И в ноябре начинает оформляться отделение Литцентра на Урале. Был ли этот Литцентр отделением Литфонда или был он самостоятельный профсоюзной организацией, пока сказать трудно. Но лист 121 протокола партсобрания от 29 ноября 1941 года, говоря о Литцентре, одновременно говорит и о профкоме, членами которого были избраны товарищи Финк, Ромашов, Рождественская, Садофьев, Гринберг, Звягинцев, Чалая, Бычков. А обустройством быта и в первую очередь квартирным вопросом, как сказано в том же документе, и об этом говорит в своем очерке Б.С. Рябинин, занималась Анна Караваева, надо полагать, как самая известная и потому самая авторитетная. Приходилось участвовать в этом – тоже как известному и авторитетному – и Павлу Петровичу Бажову. В связи с наплывом в город и область эвакуированных предприятий и учреждений вопрос размещения их сотрудников был сложнейшим. Как пишет Б.С. Рябинин, вопрос решался так, что собирались выселить из города в область всех писателей: «Не все ли равно, где писателю сидеть и писать – в Свердловске или Верх-Нейвинске? Были бы бумага и чернила…» И он же пишет дальше об эвакуированных: «Жили в уборных, дровяниках. На сцене Театра юного зрителя работали станки, та же участь постигла клуб «Профинтерн» (Дворец культуры имени Свердлова). В здании Уральского индустриального (ныне политехнического) института размещалось три завода; завод въехал в помещение университета на улице 8-го Марта. В первую очередь требовалось разместить оборонные предприятия (а на оборону тогда работали все, даже самые «мирные») их выгружали, и тут же, сходу, они разворачивали производство – в старых бараках, в недостроенных помещениях, зачастую под открытым небом, несмотря на приближение зимы. А эшелоны с людьми, оборудованием целых заводов, материалами (…) все шли и шли (…) Трудности были не только с питанием и жильем. Жесткий лимит был введен на пользование электроэнергией (…) Поэтому многие работали вне дома – в библиотеке, в зале Дома партпроса (…) Все издательские планы полетели к черту, производство и расход бумаги резко сократились, многие издания прикрылись, возможности печатания упали почти до нуля…» Такую картину военного быта дает Б.С. Рябинин. От себя прибавим, что в здании нынешнего министерства культуры и областного историко-краеведческого музея располагался завод № 217, ныне известный всему миру Уральский оптико-механический завод имени Яламова, прибывший из Москвы в ноябре 1941 года. В нашем же Доме писателя и бывшем ДЛИ расположился госпиталь.

Вернемся к альманаху «Уральский современник», который, как уже сказали, несмотря на описанную Б.С. Рябининым картину, все-таки выходил. В 1942 году он вышел объемом в 11,5 печатных листов и тиражом 3 тысячи экземпляров. В 1943 -  объемом 14 авторских листов и тиражом в 10 тысяч экземпляров, а в 1944 году вышел двумя выпусками по 7 листов. Конечно, для писателей и читателей этого было очень и очень мало. Тем более, что в 1945 и 1946 годах альманах не выпускался вообще и не выпускался по самой неожиданной причине – не хватило бумаги, потому что в эти два года страна в преддверии победы и, глядя в будущее, всю бумагу отдала под школьные учебники – в основном для освобожденных от оккупации территорий . Но, как вспоминает Б.С. Рябинин, и как показывает архивный документ, многие имели возможность выхода к читателю и слушателю (в отличие от нынешнего времени) на страницах газет и на радио. 

А в период войны дело с изданиями книг в Свердловске обстояло так.

В 1942 году были изданы: литературно-художественный сборник «говорит Урал» объемом в 320 страниц; «Сокровищница тайн» Низами Гянджеви с переводом и комментариями Мариэтты Шагинян; Новые рассказы Ольги Форш; два выпуска детского альманаха «Боевые ребята»; Очерки Федора Гладкова о людях Уралмаша; сказ П. Бажова «Ключ-камень»; стихи А. Кузнецовой; «Красные флажки» И. Ликстанова; повесть о женщинах тыла С. Марголис; сборник статей В. Финка; рассказ О. Иваненко; отдельными изданиями вышли А. Барто, Л. Кассиль, Г. Бояджиев, Е. Пермяк, И. Садофьев. Кроме этого, вышли литературно-эстрадный сборник «Боевая волна»; сказка К. Токаревой; сборник К. Боголюбова «Идет война народная»; баллады  О. Высотской; сборник очерков «Мы победим» Федора Гладкова; книги Анны Караваевой, Бориса Рябинина, Дмитрия Босого. Правда, большинство изданий были маленькими по объему – от 16 до 50 страниц и в серии «Библиотека школьника». Но сама постановка вопроса – книгу детям! – достойна преклонения.

Таких подробных обзоров за последующие годы альманах не публикует. И кроме того, в писательском альманахе публиковались почти все названные авторы. И появились в альманахе новые имена уральцев: В. Стариков, Ю. Хазанович, уже упомянутый Иосиф Ликстанов, Бела Дижур, Михаил Пилипенко. Кроме художественной литературы, альманах публиковал статьи об Урале профессора В.В. Данилевского, академика Обручева, геолога Н. Чочиа, искусствоведа Н. Евстафеева, статьи о том, как «боролся Герцен с австро-венгерской реакцией», об участии в Отечественной войне 1812 года будущего композитора А.А. Алябьева. Клавдия Рождественская публиковала свои исследования о средневековых дорогах через Урал в Сибирь –  Чердынско-Лозьвинской и Бабиновской, писала об уральском математике И.М. Первушине, издававшем в середине 19-го века свой журнал в  Шадринске. Она же делала литературные обзоры. И в обзоре за 1942 год (альманах за 1943 год)  в статье «Литературные итоги 1942 года» она сообщает: «Свердловская писательская организация к началу 1942 года не была многочисленной. Незадолго до войны умер прекрасный художник-гуманист тагилец А.П. Бондин. В 1941 году не стало Юрия Владиславовича Цехановича и Дмитрия Ивановича Казанцева, автора интересной автобиографической повести «Яблочный пир». Погибли в боях за Родину прекрасный поэт романтической героики Владислав Занадворов,  автор романа «Урман» Иван Панов, Александр Савчук. В РККА – Н. Куштум и Борис Гранин, писавший о колхозной жизни…» Ничего не сказано в этом обзоре о Константине Реуте.

И из упоминания в обзоре Д.И. Казанцева так и просится вывод о  том, что известный на Урале селекционер Д.И. Казанцев, чей сад на улице Октябрьской революции  жив до сих пор и является достопримечательностью Екатеринбурга, был членом Союза писателей.  Но, конечно, этот факт надо проверять. 
Далее о публикациях в альманахе «Уральский современник». А. Ладейщиков обозревал выходящие в  стране книги, например, такие: Денис Давыдов «Дневник партизанских действий 1812 года» с предисловием А. Котова; Л. Перепелов «Ленинградские летчики»; К. Симонов «Третий адъютант». Все эти книги были изданы в Свердловске в 1942 году. И он, кстати, оказался первым,  кто сделал попытку исследовать творчество погибшего под Сталинградом в ноябре 1942 года поэта Владислава Занадворова, приславшего в альманах свои стихи с фронта:

«Три взрыва – указано в штабе. Три взрыва. Ночная тревога.
Приглушенный голос команд, храп коней и бряцанье лопат.
Походной колонной повзводно сквозь лес убегает дорога
Вся в бледном сиянье штыков, в лунных бликах на касках солдат.
Ночные неясные тени, но быстро на дымном рассвете
Полнеба объемлют зарницы, полнеба во вспышках огня.
Когда-нибудь станут по карте, волнуясь, разыскивать дети
Всю эту дорогу победы, дорогу грядущего дня».

А. Ладейщиков в своей статье о Владиславе Занадворове привел несколько строк из его письма, написанного  в феврале 1942 года: «Я сейчас часто думаю о том, как хорошо будет после войны. Нужно так много жить, так много работать, так много любить». Но 28 ноября 1942 года в боях за станицу Чернышевкая во время операции по окружению немецкой 6-й армии под Сталинградом командир артиллерийско-минометно-пулеметного взвода 59-го гвардейского пулеметного батальона 47-й гвардейской стрелковой дивизии гвардии лейтенант Занадворов погиб.

С прискорбием приходится констатировать, что едва ли ныне «волнуясь, разыскивают дорогу Победы» - дорогу отцов, дедов, прадедов современные дети, получающие высшее образование, но не умеющие грамотно читать и писать. До дороги Победы ли им…  Да ведь и мы приложили к этому свою равнодушную руку.

Глава 7
Конец 40-х
«Писать надо не по велению сердца, а по велению партии»

Вторая половина 40-х  в Свердловской писательской организации отметилась собранием 26 августа 1946 года, На собрании 26 августа 1946 года  был зачитан доклад секретаря обкома И.С. Пустовалова «О Постановлении ЦК ВКП(б) о журналах «Ленинград» и «Звезда», которое вышло 14 августа 1946 года и в котором на все лады склонялись имена М. Зощенко и А. Ахматовой. Конечно, и собрание не могло не поддержать, а вернее, не могло не одобрить это Постановление. В протоколе собрания значится:

«Общее собрание писателей считает, что клеветнические писания Зощенко и Ахматовой ничего общего не имеют с советской литературой, вредят делу нашей партии, нашего народа, наносят ущерб делу воспитания советской молодежи». 

Далее собрание писателей отметило, что у некоторых писателей Свердловска имеются идеологические и творческие срывы. Так, например, писатель Н. Попова создала идеологически невыдержанную, вредную и малохудожественную повесть «Встреча». Эта повесть была резко и справедливо раскритикована общим собранием писателей. 

Собрание в связи с этим отмечает неправильную позицию членов областной секции ССП СССР товарищей Караваевой, Карцева, Шагинян, которые взяли под защиту вредную повесть Н. Поповой и обратились по этому поводу со специальным письмом к председателю правления Свердловского отделения ССП, в котором указывали на ошибочность позиции свердловских писателей. Но, по-видимому, это обращение не переубедило ни председателя, ни правления.
Собрание отметило, что во многих стихах Б. Дижур, собранных в сборнике «Простые слова», доминируют пессимистические мотивы, на что автору неоднократно указывалось. Произведения некоторых писателей страдают поверхностностью, лакировкой, неглубоким проникновением в тему, а порой просто халтурны. Таковы, например, многие стихи Ефима Ружанского, «Прифронтовые записки», «Земляки» Б. Рябинина и водевили Анчарова. Их произведения и в последующем будут подвергаться довольно резкой критике и далеко не по идейным, как, казалось бы, должно было быть, критериям, а по чисто литературным. К этому свердловские писатели возвращались потом не раз. 

А на том собрании августа 1946 года уже традиционно было отмечено, что «свердловские литературные критики совершенно не занимаются творчеством современных писателей вообще и свердловских писателей в частности, целиком уйдя в исследования творчества писателей прошлого столетия» (ГАСО, ф. 1615, оп. 1, д. 44а, л.5). 

Что на это сказать? Случись нам жить в ту эпоху – как бы мы вели себя? Тоже, наверно, нашли бы «абсолютный вред от клеветнических писаний Зощенко и Ахматовой ничего общего не имеющих с советской литературой, вредящих делу нашей партии, нашего народа, наносящих ущерб делу воспитания советской молодежи». И тоже, наверно, указали бы, что «у некоторых писателей Свердловска имеются идеологические и творческие срывы, а наши литературные критики совершенно не занимаются нашим творчеством». И еще замечание – о критиках. Пожалуй, то мнение не расходилось бы с нашим нынешним и  искренним мнением. Критиков той поры понять можно – шибко опасно было критиковать или хвалить современные произведения. А чем объяснить невнимание к нам наших критиков? Не тем ли, что нынешние критики ушли сами в себя, создавая некий особый жанр литературы «критика для критиков»?
И далее – касаясь того собрания августа 1946 года, протокол отмечает:

«Отвечая на отдельные выступления, товарищ Пустовалов, в частности, указывает, что не был намерен ставить знак тождества между Ахматовой и Дижур (Дижур в прениях отрицает наличие каких бы то ни было точек соприкосновения с А. Ахматовой). Но есть отдельные тенденции, мотивы, роднящие их. Нужно в своем творчестве выполнять не веление своего сердца, а веления партии и государства» (там же, л. 3). Комментарии, как принято писать, излишни. Снова Б. А. Дижур подверглась критике в 1948 и в 1949 году – и в связи, так сказать, с сигналом из «Уральского рабочего».  В материале «Уральского рабочего» «За успешную творческую работу» от 5 июля 1949 года  в рамках начавшейся в этом году кампании по борьбе с космополитизмом, опять же напоминая о том, какой должна быть советская литература, отмечено было следующее: «Странно прозвучало выступление поэтессы Б. Дижур, которая всячески открещивалась от своих ошибок в произведениях и старалась рекламировать свои достоинства». А что же оставалось делать Беле Абрамовне! «Открещиваться» и «рекламировать» в условиях новой кампании – кампании борьбы с безродным космополитизмом пришлось не одной ей. Так, писатели Свердловска признали «не народным» творчество Антокольского, Пастернака, Сельвинского, Кирсанова, признали наряду со стихами Б. Дижур элементы формализма в стихах К. Мурзиди и Е. Ружанского.

Собрание начала следующего, 1947 года, было посвящено выдвижению товарищей Сталина, Жданова и «врача-общественницы, хирурга, кандидата медицинских наук Колосовской Валентины Федоровны» кандидатами в Верховный совет РСФСР по округам Свердловской области. Выступил на этом собрании упоминаемый в прежних главах А.В. Баранов, рассказав «о своей встрече со Сталиным в 1921 году, когда Иосиф Виссарионович Сталин добился быстрейшего и правильного разрешения вопроса о плавучих батареях на Черном море, рассказывает о работе А.А. Жданова в Шадринске в годы Первой мировой войны. А Мурзиди и Хоринская обещают написать стихи о кандидатах», то есть о Сталине, Жданове и Колосовской» (там же, лл. 8-9). Не надо гадать, обещание их вырвалось по велению сердца или по велениям партии и государства. И написаны были стихи или не написаны, сказать трудно. Во всяком случае, в газете «Уральский рабочий» в номерах, предшествующих выборам в Верховный совет РСФСР, этих стихов не публиковалось. 
А 4 декабря 1947 года в «Уральском рабочем» вышел материал О. Корякова «Хлестаковы в литературных костюмах», обсуждение которой состоялось в организации через несколько дней. Суть была в том, что два уже упоминаемых литератора, не-члена Союза писателей,  Баранов с некой бывшей сотрудницей редакции «Уральского рабочего» по фамилии Цам,  взялись зарабатывать на жизнь тем, что путешествовали по области, приходили на предприятия и от имени Союза писателей предлагали написать историю предприятия или выступить с творческим вечером, брали аванс, как, например, было сказано в материале, с Уральского алюминиевого завода взяли аванс в 2 тысячи рублей и преспокойненько поехали искать следующие 2 тысячи дальше. Бывало, что себя выдавали за кого-нибудь другого члена Союза писателей. О мерах, принятых, так сказать, к искоренению, не сказано. 
 И еще одно нарекание в сторону писательской организации, высказанное на районной партконференции Ленинского района: писатели сорвали выпуск книги по электрификации на Урале, хотя были отпущены на ее создание немалые средства. И вроде бы не порадовали читателя какими-то особо интересными произведениями, и не откликнулись на возможность заработка и публикации. И что интересно – на этом же собрании, на котором обсуждалась причина срыва выпуска книги, вдохновенно (а это чувствуется по протоколу) говорили о том, что вот товарищ Бажов Павел Петрович «как только  заходит разговор о работе писателя, первым поднимает вопрос о вторжении писателя в жизнь. Он просто агитирует писателя приобщаться к жизни, изучать ее, вникать в сложные и интересные явления, происходящие в ней» – и далее с сожалением  констатируют, что, к сожалению, не все прислушиваются к его словам. И не возможность ли «вторжения в жизнь» – командировки на те же самые предприятия, в те самые учреждения, вообще выезд в глубинку, общение с работным народом! И ведь явно – надо было только организовать людей, особенно молодых!

А 10 февраля 1948 года вышло Постановление  ЦК об опере Вано Мурадели «Великая дружба», созданная в 1947 году и прошедшая, можно сказать, с триумфом по стране. Постановление подвергло оперу резкой критике за формальный подход к решению столь сложных задач, как межнациональные отношения. Это послужило началом борьбы с формализмом в советском искусстве. Естественно и свердловским писателям пришлось вставать на «борьбу», то есть откликаться на Постановление. 4 февраля 1948 года состоялось собрание, на котором было отмечено, что среди свердловским писателей формалистов нет, или, как выразился Н. Куштум, ярко выраженного формализма нет, ну, там кое-что подобное есть разве что  в стихах Б. Дижур, Е. Ружанского, молодого Л. Шкавро, К. Мурзиди… А вот у художников – там да, там есть. К. Мурзиди рассказал, что он постоянный посетитель «художнических сред». И там больше говорят о приемах письма, а не об идее картины. Особенно этим отличаются старые художники. Надо полагать, «старые художники, говоря о приемах письма», говорили о технике живописи, о наработанных приемах, но никак не о формотворчестве, искажении форм ради наибольшего эффекта. Но в глазах писателей они впали в формализм. 

 Но художники художниками, а надо провести «борьбу» среди своего брата писателя. И в качестве «борьбы» обсудили творчество П. Антокольского, Б. Пастернака, И. Сельвинского, С. Кирсанова, признав их произведения не народными, то есть несущими в себе черты формализма (д. 2, л. 35). Поплыли, так сказать, в общем русле борьбы. И решили, кстати, организовать постоянные встречи с художниками и композиторами, ближе знакомиться с их творчеством. Но, как всегда, решение в жизнь не было претворено, о чем говорилось в дальнейшем не раз – совсем, как у нас, грешных.
А в марте 1949 года разразился просто скандал по поводу выступления И. Ликстанова с докладом по прозе на всеуральской писательской конференции. Архивный документ гласит: «Одним из крупнейших недостатков в работе парторганизации собрание считает самоустранение от проведения всеуральской писательской конференции. Она прошла неудовлетворительно. В докладе по прозе И. Ликстановым были допущены грубейшие ошибки. Ликстанов пытался протащить чуждые советской литературе буржуазные формалистско-эстетические взгляды, элементы преклонения перед западной литературой. Им были сделаны попытки зачеркнуть работу целого ряда уральских прозаиков. Им не была показана ведущая роль советской литературы, ее новаторство и мировое значение(…) Он выдвинул ряд неверных теоретических положений, предлагает учиться  не у русских классиков, а у западных (Мопассан), выдвинул формалистическую теорию преимущественного изображения в художественном произведении одного героя. Он назвал шаблонными сюжеты, типичные для современной заводской и колхозной жизни. Огульно пытался очернить творчество Рождественской, Рябинина, Мурзиди (…) Секретарь парторганизации  Хазанович должен был выступить на конференции писателей Урала с резкой критикой политических ошибок в докладе Ликстанова. Но Хазанович совсем не выступил (…)» (ГУЦДООСО, ф. 304, оп.1, д. 2, лл. 55, 90). Причем И. Ликстанова докладчиком по прозе на конференции назначила Москва. То есть руководство Союза писателей, положившись на то, что Иосиф Исаакович только что получил Сталинскую премию, и совсем не думая, а справится ли он с задачей. Как видим, не справился.

 Резко выступила с обвинениями в адрес И. Ликстанова О. Маркова – и не только по докладу, а в связи с его отношением к товарищам по писательской организации, в частности, с его манерой давать им клички и прозвища, что он в докладе в качестве положительных примеров называл только имена тех, кому благоволил, что его поведение существенно повлияло на образование отельной группы писателей в организации. Ее поддержал П.П. Бажов. Из их слов становится понятным, что писательская организация раскололась на две части (там же, лл. 60, 61, 67). То есть ненормальные отношения, складывающиеся в стране в эти годы, отразились и на Свердловской писательской организации. 

Но следует сказать, что, что вероятнее всего, подобные отношения длились не долго. Во всяком случае, документы более о расколе не говорят. Ненормальные отношения сложились у организации и с местным издательством, и писатели вынуждены  были издаваться в других областях, например, в Новосибирске, где к свердловчанам относились со вниманием. А одна из причин ненормальной работы Свердловского издательства – отсутствие кадров. Постоянным работником издательства часто оставался только А. Богачев. И сама полиграфическая база была в крайне неудовлетворительном состоянии (там же, л.74). Вот как пишет о работе Свердловского издательства П.П. Бажов в письме к Л.И. Скорино 17 сентября 1946 года: «У нас, когда сдают рукопись в типографию, это похоже на сбрасывание в бездонный колодец. От верстки до сигнального экземпляра проходят годы, а от сигнального до сдачи тиража еще. Жизнь же человеческая, как Вам известно, не особенно длинна, совсем не приспособлена к издательским темпам (…) Сегодня вот этот вопрос об издательских темпах даже обсуждался на Бюро Обкома, но боюсь, что дело мало изменится, если Свердловск по-прежнему не отвоюет себе полиграфической базы» (Письма. Стр. 400). Павел Петрович писал это через год после окончания войны. Но и через четыре года после ее окончания вопрос не был решен.

 Что же касается И.И. Ликстанова и Ю. Я. Хазановича, то каких-то репрессивных мер в их отношении, к счастью, предпринято не было.  
А в мае 1950 года были вскрыты в факты многочисленных компиляций  в произведениях по истории уральских заводов Б.С. Рябинина.  Созданная комиссия пришла к выводу: «В какую бы книгу Рябинина мы ни заглянули, везде обнаруживаем использование чужих материалов (…)» Например, в своей книге «Уральские скакуны» он дословно переписал, не ссылаясь на источник, многие страницы из изданной до революции  книги князя Урусова. «В книге «Самый северный» глава «Летчик Анатолий Серов» целиком написана по книге, автором которой была Чалая.  Самому Рябинину принадлежит одна страница из восемнадцати». И так далее. В книге о Верх-Исетском заводе использовал дословно, или немного переделывая, текст из изъятых книг автора Юрия Бессонова, и «(…) дошло до того, что счел необходимым рассказать о приезде на Урал Троцкого в 1920 году и охарактеризовал его гораздо мягче, чем Бессонов (…)». Использовал без ссылки также изъятые из библиотек книги репрессированных Алексея Маленького, Мурашова, Березова. И, как было сказано на собрании, использовал в надежде, что «расчет прямой: книги изъяты: никто не уличит в плагиате».

Особенно возмутительным является подобное вольное обращение с «Кратким курсом». Он совершенно беззастенчиво выписывает целые куски из «Краткого курса», не оговаривая этого в сносках, искажая и путая текст (…) Вносит искажения и в тексты Ленина». 

 Были подвергнуты критике и некоторые другие этические нормы Бориса Степановича – особенно его нежелание слушать критику   и его не совсем морально выверенные принципы при заключении договоров на написание истории предприятий. Комиссией было доказано, что он брал гонорар за свои исследования, как с завода, так и с издательства, чем нанес «ущерб государству в сумме 85 тысяч рублей».

Вспомнили, что за подобное он уже был исключен из Союза писателей в 1944 году. 

 Разбирались в этом деле представители «Правды», «Уральского рабочего», «Литературной газеты», обкома партии.  Было принято решение исключить Б.С. Рябинина из кандидатов в члены партии (а рекомендовали его в партию В. Стариков и П. Бажов, которым пришлось на этом собрании каяться) и поставить вопрос об исключении из Союза писателей (там же, лл. 131-137).  Но, кажется, суровость наказания – особенно в части использования «вредных книг», искажения мыслей классиков марксизма-ленинизма и «мягкой» характеристики Л. Троцкого – на том и закончилась. А ведь могло бы быть, как мы можем представить из описаний того времени, много суровей.

Вот такой непростой чередой различной «борьбы», как на областном, так и на общесоюзном уровне прошли  послевоенные и завершающие первую половину 20-го века годы для писателей Свердловска.  

Что же было создано за эти годы? Сами писатели констатировали, что они все еще в долгу перед читателями, что ими не создано крупных полотен, отражающих жизнь современного индустриального Урала (д. 3, л. 22). Но все-таки что-то же было создано. Смотрим альманах «Уральский современник» за послевоенные годы. Он стал выходить по два номера в год.

А что касается пополнения писательской организации сразу после войны, когда большинство эвакуированных разъехались по своим городам и весям, то интересен вот такой документ – письмо П.П. Бажова 12 декабря 1946 года в Москву А.А. Фадееву с просьбой о помощи.

Из этого письма узнаем, что А.А. Фадеев по поводу тяжелого положения Свердловской писательской организации писал в Свердловский обком, который откликнулся, вероятнее всего, тем самым собранием 26 августа 1946 года, о котором говорилось в начале главы. Из письма же видно, что Павел Петрович слагает с себя полномочия руководителя писательской организацией и просит на это место «только что демобилизованного Н.А. Санникова (Куштума) и еще просит содействия в скорейшей демобилизации «тех, кто, не будучи кадровиками, задерживается на газетной работе», и приводит список  ушедших на фронт писателей-свердловчан: Сокуров Борис Ерофеевич (Борис Гранин), Стариков Виктор Александрович, Тельканов Сергей Алексеевич. Но только В.А. Стариков в дальнейшем будет играть видную роль в работе Свердловской писательской организации в качестве ее парторга и как писатель и критик (Павел Петрович Бажов. Письма. Стр.449-450).  Б.Е. Сокуров (Борис Гранин) на сайте «Память народа» значится как уроженец г. Махачкала, призван в РККА в 1933 году, стал кадровым военным, в Великой Отечественной войне  воевал в составе 69 армии, в 1942 году был уже в звании майора, а вышел в запас в 1967 г. в звании подполковника. С.А. Тельканов, также кадровый военный, в Великую Отечественную войну воевал в составе 252 стрелковой дивизии 53 армии 2 Украинского фронта, затем в составе одного из фронтов на Дальнем Востоке воевал против Японии. Вышел в запас в звании подполковника с должности корреспондента газеты «Суворовский натиск» Дальневосточного военного округа в 1963 году.  

 В 1950-м году были подведены своеобразные итоги творческой деятельности организации, и было опять отмечено, что свердловские писатели не дали ни одного значительного произведения, и говорилось это по результатам отчета о работе Свердловской писательской организации перед секретариатом правления СП СССР в конце 1949 года. С отчетом на секретариате выступал П.П. Бажов. И явились ли такие произведения, как рассказы Н. Поповой, книга о Д.Н. Мамине-Сибиряке К. Боголюбова, «Звезда победы» В. Старикова, Роман «Улица сталеваров» О. Марковой, вышедший в Москве и Свердловске, сборник стихов М. Пилипенко «Рождение города», роман В. Очеретина «Я твой, Родина», повесть «По ту сторону» С. Самсонова значительными произведениями, которые ждал читатель, можно судить хотя бы по откликам на повесть С. Самсонова «По ту сторону» о детях в фашистских концлагерях. Повесть  вышла в разных изданиях тиражом в 500 тысяч экземпляров. Автор получил 16 положительных рецензий и более 5 тысяч читательских писем (ГУЦДООСО, ф. 304, оп.1, д. 3, л. 5). Пусть меньше откликов, но вполне достаточных откликов на свои произведения получил каждый из названных авторов. Связь читателя с писателем была в те годы искренняя и самая заинтересованная. То есть для читателя того времени эти произведения явились необходимыми и значительными. 

Сам же «Уральский современник», по-своему интересный даже сейчас, не мог не сдерживать «развитие литературы на Урале». Он вмещал только короткие рассказы, а более-то не рассказы, а очерки, немного стихов, порой по одному стихотворению от автора, и изредка – отклик кого-то о творчестве кого-то. Ну, вот, например, один из двух альманахов «Уральский современник» за 1948 год: К. Мурзиди. Поэма; Б. Рябинин. Очерк; К. Боголюбов. Рассказ; Е. Ружанский. Стихотворение; Е. Хоринская. Стихотворение; Н. Попова. Очерк; К. Рождественская. Рассказ; Б Дижур. Очерк; П. Бажов. Из уральских сказов; В. Стариков. Очерк; Б. Тарханеев. Записки геолога; К. Мурзиди. Путевые заметки; Ю. Хазанович. Очерк. Более приходится говорить не о развитии литературы, а о ее ниспадении.  Хотя в другом номере за 1948 год появились новые имена – имена тех, кто будет определять уральскую литературу в последующих 50-80-х годах – имена Льва Сорокина, Евгения Фейерабенда, Вадима Очеретина, Михаила Пилипенко, Леонида Шкавро. 

И не только в Свердловске была такая картина. Подобной же она была и в Перми (в те годы – в Молотове), где так же редко издавался альманах «Прикамье», и в Оренбурге (в те годы – в Чкалове), где издавался альманах «Степные просторы» - да и явно во всех других городах РСФСР. 
И бытовые условия продолжали быть непростыми, а прямо сказать, так катастрофическими, и об этом секретариату СП СССР докладывалось в указанном отчете 1949 года. «У нас нет дачи. У нас плохо с квартирами. Нам надо 2 штатных единицы  работников в организацию»,  – говорил Павел Петрович.  В августе 1950 года обком рассматривал вопрос о работе писательской организации. Но был ли рассмотрен вопрос о бытовых условиях жизни и труда писателей, из существующих документов неясно. Во всяком случае, на партсобрании организации в августе 1950 года отмечалось, что «о быте не принято говорить. Но как можно молчать, когда он никак не улучшается. Вопрос  о квартире Самсонова не решен. То же  и с Ружанским. От спецбольницы писателей открепили. Отобран Дом творчества (та самая «дача» из отчета П.П. Бажова – А.Т.), а в нем ежегодно работали около 15 писателей. Теперь там живут Земляниченко и его заместители (…) Н. Попова последние 8 месяцев совсем не могла писать. Вопрос о квартире – вопрос о ее творчестве. Нельзя писать, когда семья из 6 человек живет на 12 квадратных метрах (…) К спецполиклинике прикрепили балерин, а писателей прикрепить не хотят (…) Работники обкома не знают наших произведений. Они нас знают только по скандалам, а по ежедневной работе помощи от них нет. Разгромные статьи в «Уральском рабочем» не обсуждаются (надо полагать, им не дается должной оценки – А.Т.)...» (там же, лл. 139 и далее).  На весь этот крик души работник обкома товарищ Беляев, присутствующий на собрании, дает ответ: «Квартиры обком не дает не злонамеренно (так в протоколе – А.Т.). У нас масса заявлений от профессоров. У них нет кабинетов, лабораторий и квартир. Будут писателям и квартиры, и телефоны, но не сразу». А в постановлении собрания была внесена следующая резолюция: «Писатели-коммунисты не написали значительных произведений об Урале». Эту резолюцию пришлось упомянуть с тем, что немногим ранее писателям были выделены 2 квартиры, но  при негласном условии – только успешно творчески работающим, и одна из этих квартир была выделена не-члену Союза вроде бы как раз по этому критерию. Но ведь и в самом деле, принцип распределения при всей своей видимой справедливости (по результатам труда) не столь уж и справедлив, потому что для написания «значительных произведений» все-таки нужны условия. И сам принцип, что у них в обкоме «масса заявление от профессоров» говорит о том же – о разделении творческих работников по категориям. И по этому отношению,  профессору нужен кабинет, а писателю (вопреки постановлению правительства от 1934 года) не только кабинет, а даже жилье не нужно. Мы говорим не о трудностях страны, пережившей войну, а об отношении руководства к проблеме, хотя и его тоже понять можно: нет квартир. Но творческую дачу, где «ежегодно работало около 15 писателей, а теперь там живут Земляниченко и его заместители», вернуть писателям вполне можно было бы. 
Нет, товарищи, забота о писателях со стороны власти, сколько можно судить по документам, – это миф, немного претворенный в реальность только в 80-х годах, в течение которых (и опять же, сколько можно судить по документам) член писательского Союза как ни то, а властью был обласкан.
Не забыли писатели-свердловчане и своих погибших на фронте товарищей: И.С. Панова, А.Ф. Савчука, В.Л. Занадворова и Шинклера (так, без инициалов, указано в документе). Через Литфонд они оказывали посильную помощь их семьям (д. 2, л.42). И если имена первых трех фронтовиков в числе других значатся на мемориальной доске в Доме писателя, то имя писателя Шинклера Феодосия Сергеевича (1903-1942) забыто. По данным архива Министерства обороны, он был призван в армию в 1941 году, в звании младшего лейтенанта воевал командиром стрелкового взвода 93 отдельной стрелковой бригады и погиб 25 октября 1942 г. на высоте 95,9 под Сталинградом. 

 И еще хочется сказать о сложном отношении в те годы писательской организации с газетой «Уральский рабочий», пристально следящей за жизнью писателей, но как-то особо пристально, так пристально, что приходилось писателям искать защиты у власти, в обкоме. К. Боголюбов в октябре 1949 года: «Газета «Уральский рабочий» не способствует популяризации альманаха («Уральский современник» – А.Т.). Последняя статья его не удовлетворяет своей поверхностью»  (там же, л. 95). Не было добрых отношений между этой газетой и писателями и в прежние годы. Доходило  до того, что вставал вопрос о злонамеренном и направленном отношении кого-то из сотрудников газеты к писателям и их творчеству. Характерно в этом отношении письмо П.П. Бажова от 15 ноября 1946 года, в котором он возмущается очередным «разгромом» «Уральским рабочим» очередного писательского сборника и сообщает, что он вынужден был резко ответить газете. Однако ответ нашего классика на облыжную критику был опубликован только после его смерти. А кто был этим столь пристально следящим, подсказало опять же письмо П.П. Бажова. «Недавно вон нас за три сборника (враз) покрыл Ильичев из «Уральского рабочего». Покрыл, видимо, для своей безопасности, а хлопот наделал и себе, и другим. Заволновались многие» – писал П.П. Бажов 21 ноября 1946 года Е.А. Пермяку.
И – об одном маленьком расхождении в именах руководителей Свердловской писательской организации того времени. В одних документах указывается, что руководил писательской организацией с 1949 года по 1953 год писатель С.Н. Самсонов. В других – Н.А. Попова «сразу же после смерти П.П. Бажова возглавила Свердловскую писательскую организацию с 1950 года по 1960 год» (например, Переписка Свердловской писательской организации в 60-70-х годах). Но в Справочнике Союза советских писателей СССР на 1950-1951 годы, вышедшем в июле 1950 года ни С.Н. Самсонова, ни Н.А. Поповой нет. Документы нашлись в деле 2 фонда 304 ГУЦДООСО, и  по ним стало возможным установить, что С.Н. Самсонов руководил организацией в 1947 году и некоторое время  в конце 1950-го и начале 1951 годов,  сложив свои полномочия после смерти П. П. Бажова. С этого момента, с февраля 1951 года, возглавила организацию Н.А. Попова.

А в альманахе «Уральский современник» за 1947 год А. Ладейщиков поместил статью «Развитие литературы на Урале за тридцатилетие», то есть за 1917-1947 годы. В ней названы такие имена свердловских писателей и их произведения, как Алексей Петрович Бондин, зачинатель советской литературы на Урале, с повестью «Моя школа» и романом «Лога»; Павел Петрович Бажов с «Малахитовой шкатулкой», Ольга Маркова с повестью «Варвара Потехина», Александр Савчук с романом «Так начиналась жизнь», Иван Панов с романом «Урман», Константин Мурзиди с книгой стихов «Отчизна» Сергей Тельканов. Назывался целый ряд молодых поэтов: Константин Реут, Владислав Занадворов, Николай Куштум, Борис Михайлов, Людмила Татьяничева, авторы, пишущие для детей Евгения Хоринская, Бела Дижур, Юрий Цеханович, Борис Рябинин, Клавдия Филиппова, Евгения Трутнева и особо выделялась роль в становлении детской литературы Клавдии Васильевны  Рождественской. Из молодых прозаиков автор выделил рано ушедшего из жизни Бориса Долинова,  «чье имя стало известно только в годы войны». И был отмечен успех Алексея Баранова, получившего за пьесу «Уральская свадьба» первую премию на Всесоюзном конкурсе пьес в 1939 году. Сам Алексей Степанович Ладейщиков умер 15 февраля 1948 года и своей статьи уже не увидел.

Однако отмеченные им произведения действительно выдержали испытание хотя бы своим временем. И тому, несомненно, способствовали своими откликами читатели, чего ныне нет. Нет ныне не только откликов, но, можно утверждать, что нет ныне и самого читателя. «Значительность» нынешнего литературного произведения определяет небольшая кучка СМИ и издательств. И значительным ныне может стать самое некудышный текст, облеченный в книгу.

Глава 8
«Без Павла Петровича Бажова нам очень будет трудно»

Павел Петрович Бажов умер 3 декабря 1950 года. Ушел из жизни человек высоких моральных качеств, или, как сказал, открывая траурный митинг в конференц-зале Союза советских писателей, Вадим Кожевников, человек необычайной духовной красоты, человек  большого литературного и человеческого таланта, подлинный вожак свердловских да и не только свердловских, а всех уральских писателей, мудрый наставник. Траурный митинг в Москве состоялся в 7 декабря. Затем гроб с телом П.П. Бажова отправился на Казанский вокзал и далее в Свердловск его сопровождала делегация в составе В. Кожевникова, П. Нилина, П. Сажина. В Свердловске он был для прощания помещен в зал филармонии, и доступ к нему был с 9 декабря с 9 часов утра и продолжался до  1 часа 30минут уже 10 декабря и потом с 8 часов до 12 часов 10 декабря. По сообщению газеты «Уральский рабочий», попрощаться с «Певцом Урала», «Вдохновенным певцом творческого труда», «Любимым писателем» (заголовки из откликов на его смерть) пришли около 100 тысяч человек. На фото похорон, помещенном  в «Уральском рабочем» 10 декабря, вся улица Ленина запружена народом и несметным количеством траурных венков. Гроб с телом Павла Петровича  из филармонии выносили руководители области Николаев, Недосекин, Кутырев, Куроедов, маршал Жуков. Трудящиеся Красноуфимска во время следования поезда из Москвы в Свердловск устроили на вокзале траурный митинг. Траурное собрание прошло в Полевском. В Камышлове были проведены беседы о его творчестве и читки его сказов. Прощальное «Слово сердца» сказали свердловские писатели: К. Боголюбов, А. Богачев, Б. Дижур, Е. Долинова, Ф. Копытов, О. Коряков, А. Крутиков, Н. Куштум, И. Ликстанов, О. Маркова, К. Мурзиди, В. Очеретин, М. Пилипенко, Н. Попова, Е. Ружанский, А. Салынский, С. Самсонов, В. Стариков, Ф. Тарханеев, Ю. Хазанович, Е. Хоринская. Прислали соболезнования писатели Челябинска, Перми, Дальнего Востока, Башкирии, трудящиеся гранильной фабрики, колхозники колхоза «Первое мая» Красноуфимского района, некоторые профессора и член-корреспондент Академии педагогических наук В. Кондаков, железнодорожники, Географическое общество, сотрудники и студенты Уральского государственного университета (ректор Г. Чуфаров), солисты балета К. Кузьмичева и В. Наумкин и многие-многие другие коллективы учебных заведений, учреждений, предприятий. Горе поистине было всенародным. Скорбели по своему, родному человеку, каким оказывался П.П. Бажов.

Сами же свердловские писатели ощутили себя, не преувеличивая, сиротами. «Без Павла Петровича нам очень трудно» – было написано в протоколе от 12 марта 1951 года. А руководивший организацией в 1947 году С.Н. Самсонов после смерти Павла Петровича признался, что при Павле Петровиче руководить было проще – он не преминет подсказать, как нужно сделать и поступить правильно. И это при том, что, по общему мнению, Павел Петрович не обладал «пробивными качествами», столь характерными для всякого успешного руководителя в советскую эпоху (ГУЦДООСО, ф. 304, оп. 1, д. 2, л. 150). Пробивными качествами не обладал. Но зато «он не преминет подсказать, как нужно сделать и поступить правильно». Мы приведем несколько его мыслей, взятых нами из его писем (см. П.П. Бажов. Письма. 1911-1950. Екатеринбург, 2018)  – а их там россыпи, и читать его письма удивительно захватывающе.

«На мой взгляд, писателю интересней и полезней жить бок о бок с представителями любых профессий, но не своей». 

«Литература начинается с котлована ниже линии промерзания и очень чистой выкладки фундамента».

А как сказано о темах и сюжетах: «Темы – бабенки вздорные и чрезвычайно самолюбивые. Одним словом, женщины. Каждая желает себя вперед поставить, а дойдешь до дела: «Не одета еще».

Или вот: «Инженер душ обязан понимать и то, что сами души не вполне разумеют».

И настоящим учебником для писателя является письмо Павла Петровича уже и не молодому, многоопытному писателю, автору нескольких книг Борису Рябинину, в котором он, зная, что Борис Степанович принадлежит «к той группе людей, у которых завтрашний день заслоняет последующие», зная, что Борис Степанович «критику не очень жалует, с поправками редко соглашается», но все-таки пытается показать пагубность его увлечения «злободневными темами» и желанием как можно скорее издаваться с сырыми, непроработанными вещами. «Ты не любишь «терять время на мелочи», берешь нужную тебе мысль и приводишь ее, не утруждая себя остановками на деталях (…) Фабульная линии важна, но только взвешенные детали делают произведение живым и правдивым. С одним сюжетом выезжать в книгу нельзя» – и так, с подробным разбором на нескольких страницах (Письма. Стр. 290-294).

Или его самоирония: «Домой приехал больным. Решил применить старый уральский рецепт: полбутылки под грибки и капусту и рассолом запить. Подействовало. Не только токсинизацию кишечника, а и сами кишки чуть не вывернуло. С неделю ходил, как встрепанный. А потом опять заболел».
Или его слова о русской избе: «Погодите, вот кто-нибудь еще напишет поэму о русской избе. Не о коньках и резьбе, а о том гениальном использовании малых объемов для сложнейшего комбината, где не только жили, но и пекли, и варили, стирались и хомуты сушили, хлеб рассолаживали и овощи хранили, да еще ухитрялись таких ребят выращивать, которых прямо в сказку ставь». 

Павел Петрович Бажов завершил,  по сути, литературу первой половины 20 века, хотя своим творчеством вошел и в век 21-й, завершил становые  18 лет жизни Свердловской писательской организации, начиная отсчет от постановления ЦК ВКП(б) 1932 года «О перестройке литературно-художественных организаций», послужившего основанием для  создания Союза писателей. После него Союз писателей СССР прожил еще 41 год.