Елена Крюкова
СЕСТРА МИЛОСЕРДИЯ
(фрагменты книги)

Памяти моей матери,
нейроофтальмолога,
глазного хирурга,
военной медицинской сестры,
подполковника медицинской службы запаса,
заслуженного врача Российской Федерации
Нины Степановны Липатовой


***

Сёстры мои. Сёстры.
Сёстры милосердия.
Эту дверь открою и тихо войду.
Вы мои слёзы. Вы мое бессмертие.
Наяву, во времени, в чужом бреду.
Вы чужие сёстры.
Вы чужие девочки.
Дочери, и матери, и жёны, и...
Милосердье надвое, натрое не делится.
Вот оно - единое, родильное, в крови.
Вот оно - ребёнок... каждый раз рождается...
Я-то, хирургиня, застыла у стола...
Рана углубляется, кетгут разрывается,
Человека человек спасает, вот и все дела.
Человеку человек - тепло... хлеб... колыбельная...
Замерцала боль керосином золотым...
Закопчённое стекло... жизнь-смерть нераздельная...
Замыкается войны чёрный круг и дым...
Божий круг. Коловрат. Вековое колесо.
Время, ты по кругу! А мне - лазарет.
Снова раненых гора. Кровь пылает полосой. 
Лишь во сне моей войны не было и нет.
А глаза открою - стон... жалуются, сердятся...
Бредят... дико вопят... стариками ли, детьми...
Я опять на войне - сестра милосердия.
Крепче ты меня, солдат, пред смертью обними.
И тебя я обниму. В смерть, в неё не верится.
Ты детей ещё родишь. Вернешься домой.

...сёстры мои. Сёстры.
Сёстры милосердия.
Мiръ лежит на койке, контуженный, немой.
Мiръ лежит, слепой, великий, насмерть перевязанный,
Весь обхваченный крестом, красным бинтом.
Мы его спасём. Как и было сказано.
Во Святом Писании. И сейчас. И потом. 

***

Я вижу вас. В проёме ли дверном,
В оконном закрещённом ли квадрате - 
Вот тень. Вот лик. И думы об одном:
Пусть тот солдатик выживет в палате.

На койке ржавой, третьей от окна,
Под морфия инъекцией, под платом
Немого жара. Там - идёт война.
Здесь - скорбный бой немеркнущей палаты.

Я вижу вас. Близ швабры и ведра.
В огне стерильной операционной.
Стоящих до полночи, до утра
На вахте лазаретной и бессонной. 

Девчонки, школьницы ещё вчера.
Хирурга понимают с полуслова.
Кровавый шёлк больничного ковра. 
Вы сёстры милосердия святого. 

Вы видите в лицо уродку-смерть.
Калечную. Глухую. Ледяную. 
Вы шепчете: тебе нас не посметь
Всех перебить. Мы, весь народ, воюем. 

Мы русские. Весь русский лазарет.
Порвём мы на бинты свои рубахи:
Казах, якут, татарин. Смерти нет. 
И боли нет. И времени. И страха. 

И только там, в ночи, я вижу вас, 
С термометром и полным жизни шприцем,
С пронзительным свеченьем слёзных глаз,
В полночной тьме разрушенной больницы. 

И лица тех военных медсестёр - 
Как родовые строгие иконы.
Во времени ином горит костёр:
Так чудотворно, так неизречённо. 

И на колени мысленно встаю
Пред каждым сестринским,
     во мгле плывущим ликом:
Родные, забинтуйте жизнь мою,
Израненную памятью великой.

***

Сёстры мои! Сестрички!
Бомбили... стреляли... взрывали... 
Родимые сёстры мои! Лучезарные птички!
Вы глаза бойцам закрывали... вам глаза бойцы закрывали...
Над вами шептала неслышно:
Господи, Ты Сам их в Мiръ Иной проводи. 
А как там, в Мiре Иномъ? Идут ли из крови дожди?
Райский там Сад цветёт - или война грохочет? 
Рушатся зданья? Кричат, умирая, люди в полночи?
А говорят, тело умрёт, а душа бессмертна... летает на воле...
А больно ли в Мiре Иномъ? Плачут ли там от боли?..

Милые, девочки мои, 
     светлые Ангелы последней войны!
Да, ты, вот ты. Снятся ли тебе светлые сны?
Ангел мой, Ангел в кровавом халате!
Санитарный поезд сегодня прикатит.
Раненый затылком видит полотно железной дороги. 
Машину разбомбили. Смерть на пороге.
В конюшне, близ околицы, лошадь стоит, 
     впряжена в телегу. 
У лошади глаза, как у человека.
Как у солдата, что только из боя. 
Она медленно, отчаянно качает тяжёлою головою. 
Сколько раненых, девочки, мы в телегу уложим? 
Запахнись в тулупчик, собачий до дрожи. 
Раненые не дрова. Увезём десять?
А сорок останутся? На чём жизни взвесить? 
На глазок? На безмене? На весах с-под картошки?!
Громко орёт лазаретная кошка. 
На лошадке трюх-трюх, 
     лётчик нас видит с неба, вражина,
Бомбу сбросит, 
     склонилась рябина до самого тына, 
А раньше была красотка-война, 
     сабли, казаки, папахи, 
А пули всё те же, и всё те же в кровище рубахи,
И всё так же по полю ползли вы, 
     девчонки в касках,
И такие же танки навстречу, 
     сатаны стальные салазки,
Раскатают в кровавый блин, 
     а вам жизни спасать, вам смерти не надо,
Умереть лучше завтра, до рыдания, до снегопада, 
А вам каски что миски, вы из них частенько едите,
То картовь, то кашу, то паутины морозные нити, 
Повар на кухне вам половником из котла наливает
То сон, то хмельную явь, и музыка хлещет живая,
Эти песни про нашу Победу, мы победим, 
     всё будет как надо,
Сестрички мои, всё в руках горит, 
     бегу от солдата к солдату,
Перевязок конвейер, кручусь как челнок, 
     одна рана, другая рана,
А доктор все шьёт-зашивает, великий портной, 
     от смертей уже пьяный, 
Доктор, дай помогу, я с иглой управляться умею,
Пока кетгут сквозь кожу тяну, и сама поседею,
Обезболить! Укол! Есть, товарищ хирург! 
     Попаду в вену с ходу,
Шприц оружье моё, 
     свеча над молитвой святого народа,
Лазарет это храм, в нем молюсь по утрам, 
     по ночам всё читаю молитвы,
Лазарет моя вера, надежда, 
     моя последняя битва,
Лазарет то любовь моя, ночь без сна, 
     с бедными криками боли,
Всей молитвою стонет война, 
     всей атакой солдатской отчаянной доли,
Лазарет это бой мой, 
     я каждый день, каждую ночь в нём воюю,
Нет медикаментов сегодня, а есть любовь, 
     ею ненависть перебинтую, 
Операция, нет анальгина, щепку в рот, и грызи, 
     чтобы боль не выпустить в крике,
Операция, во имя Отца и Сына, 
     и Дух Святой малюет во тьме золотые лики,
То солдаты мои, я умру от любви, 
     к каждой душе живой, что страждет на койке,
Это наш военный Гомер, Илиада кровавых сфер, 
     запах зимней полынной настойки, 
Шприц моё копьё, и моё забытьё, и прозрачный патрон, 
     вы лишь ранены, вы не убиты,
Вы не прокляты, нет, 
     вы не преданы, не разлюблены, не позабыты, 
Вы на койках, на панцирных сетках, а мы сёстры ваши,
Мани, Веры, Ирины, Нади, Насти, Лары, Любы и Глаши, 
Это страшно и больно, молитва и мужество, 
     жить под огнём и под пулей,
Надо жить, милосердие, надо любить, 
     мы сегодня на грош не уснули,
Все родные бойцы, всем медсёстры родня, 
     всем судьбу обезболить напропалую,
И безногим, безруким, безглазым, дай я тебя поцелую,
И опять наклоняюсь, и выживу нынче едва ли,
Целовали меня мои раненые, умирающие целовали, 
Яко в церкви: в щёки, в лоб, со слезами, 
     как в Пасхальные светы,
То предсмертная Пасха, 
     Твой поцелуй, Господи, без ответа,
Вы глаза бойцам закрывали... 
     вам глаза бойцы закрывали...
Родимые сёстры мои! Лучезарные птички!
Бомбили... стреляли... жгли... пытали... 
     казнили... взрывали... 
Война. Ночи без сна. Сёстры мои! Сестрички!

МОЛИТВА

Сегодня в лазарет наш с далёкой ли дали
Совсем цыплёнка юного, мальчонку привезли. 

Из кузова сгрузили и на руках внесли
В огромную палату: в крови, снегу, пыли.

Обмыть мальчонку надо! Всё чистым быть должно. 
А нянечка-старуха так молится в окно. 

На Солнце, как на Спаса... икона - небеса... 
Зовите вы хирурга! Жить парню полчаса!

Хирург бежит, вздыхает, всю видит боль-беду.
Реку переплывает, идёт-бредёт по льду.

Реку войны и скорби, и простынь, и пелён,
Реку судьбы и смерти, реку иных времён.

А мать моя, сестричка, рукой зажала рот:
Такой солдат молоденький, а нынче вдруг умрёт!

Не умирай, шептала, держись, не умирай, 
Во что бы то ни стало держись и побеждай!

Зажимы подавала... Стояла у стола...
А нянечка-старуха молилась и ждала.

А нянечка святые все путала слова,
Молилась как умела, молилась от себя... 

Хирург над страшной раной творил последний шов.
Шагнул назад, как пьяный, без сил, в поту, без слов. 

Солдат, мальчонка бледный, последний дух и дых. 
Он снизу вверх застыло смотрел на нас, живых.

И мать моя, сестричка, отбросила зажим,
И тихо так и горько заплакала над ним.

А нянечка молилась, молилась всё равно,
И Солнце бинтовало разверстое окно,

И Бог молитву слышал, в слезах смирен и тих,
И в небе Сам молился за мёртвых и живых. 

***

Затягивает в бездну, и отступать нельзя.
Жизнь длится бестелесно, по радуге скользя.
Я знаю неизбежность. Я знаю правды страх.
Я - санитарка беглая с ребенком на руках. 
Куда бегу от войн я? От деток и отцов?
Безумна и спокойна... улыбка вместо слов... 
Юродивая песня: о, кто вас защитит?..
Рыдая, кто воскреснет, кто все грехи простит?..
Глаза детей огромны. Ребёночек, не плачь!
Мiръ - царские хоромы, пожар, в ночи горяч. 
Война идёт, бесстрастна. Горят крыльцо, порог.
Прошу, полейте маслом на лбу дитя ожог! 
Товарищ врач, мне часто святые снятся сны:
Торжественное счастье придёт после войны!
Обнявшись, все танцуют... на площадях, в ночи...
И музыка милует... ах, песня, не молчи... 
Ни у кого не выйдет героев, нас, убить.
Ни у кого не выйдет нас, доктор, погубить. 
Палата стонет, дышит... несётся время вскачь...
Заснул мальчонка... тише, товарищ военврач... 
Война, она такая. Смерть рядом. Прилетит. 
Я плачу, прижимая к груди младенца. Спит. 
Не мать я. Санитарка. Отломок голытьбы.
Такого я подарка не ждамши от судьбы. 
Вчера его родные сгорели все, дотла. 
Они теперь святые. Их обнимает мгла. 
И вот я среди боли, с ребёнком на руках.
Война, а ты доколе? Рассыпься ты во прах. 
Иду между боями, по радуге скользя.
И наступает пламя. И отступать нельзя. 

***

Сестра, родная, моя летняя, вот ты, ты, да.
Помнишь меня, последнего? Раны сочти, года.
Ты подползла ко мне. Разрывы гремят вокруг.
Я лежу навзничь в грязи, огне, не чую ни ног, ни рук.
Рука перебита. Дошло. 
     А у тебя из сумки ножницы выпали, нож
Потерялся. Снаряды рвутся. Вместо крика лишь дрожь.
Ни ножа. Ни ножниц. Лицо приближаешь. 
     Улыбка. Зубы. Мне
Грызла зверицей мышцы и кожу, 
     я думал: это во сне.
Мягкие ткани. Ужас и дым. 
     На землю плевала кровь. 
Слезами залейся. Горем упейся. 
     И снова: волчицей, без слов.
Резать жизнь зубов остриями! Это надо суметь.
И перегрызла. Вот боли пламя. Бинта белая плеть.
Ах ты!.. что?.. бинта не хватило. 
     Стащила с плеча едва
Гимнастерку. С неженской силой 
     оторвала рукава. 
Я помню, что шептал тебе я, 
     солдат, безрукий, в бреду:
Сестра, ты вся моя семья... в огонь за тебя пойду... 
Бинтуй скорей... мне снова в бой... 
     сейчас... скоро... опять...
А победим - вернусь за тобой... 
     будем на свадьбе гулять... 
В атаку пойду... убью врага... 
     во имя твоё, сестра... 
Люблю тебя... ты мне дорога... 
     мне в бой... сейчас... до утра... 
А ты на меня глядела так, 
     будто я умер уже,
А ты была мой Родины флаг 
     на дымовом рубеже,
А ты слышишь, помнишь, как я умирал, 
     я просто так оживал,
Я просто так тебя обнимал, 
     так тебя целовал,
Сестра, ты ниже ко мне наклонись 
     всем инеем зимних трав,
Сестра, да ты вся моя жизнь, 
     пустой гимнастёрки рукав,
На кровотеченье немые жгуты, 
     наложенные стократ...
Сестра, да, это ты... Поцелуй. Губы горят.

***

Все мы, все до войны жили в мире.
И я тоже, я тихо жила.
Кошки тёплые в тихой квартире.
Письма старые - в печке - дотла.

О войне мы не думали думу.
Умотаюсь я - сон не идёт.
Время движется мощно, угрюмо.
Годы-месяцы наперечёт.

И когда утром радио резко,
Лютым взрывом, рвануло в зенит,
Я откинула вдаль занавеску,
Я услышала: сердце звенит.

И стояла я с мокрым, солёным,
Вмиг ослепшим от горя лицом,
И катил на меня с небосклона
Ураган, весь прошитый свинцом,

И на Мiръ, как на старое платье,
Я, прощаясь, глядела в окно - 
Медсестра в опалённой палате,
В лазарете, забытом давно.

***

Я тайком пишу врачебную книгу.
Я перебираю в памяти древние письмена.
На меня наплывают золочёные лики,
надвигается музыка, едва слышна.

Сколько внутренних органов, тьмы лазаретной,
неизвестных, арфовых лазуритовых нот,
этот звон сияющий, стон неприметный,
стол, по нему кровь течёт.

Военврач, этот стол твой рабочий снабжён жёлобом, стоком, 
чтобы кровь текла не тебе на живот и в кулак,
ведь она сама по себе живёт, утекает до срока,
после боя, в крик ли, во флаг. 

Я пишу про смерть боевую, мне она непонятна,
я не знаю, как там солдаты погибают в бою,
а о смерти лазаретной, под уколом, кроватной,
я вам тихо спою.

Эта смерть... Господи, а может, со мной не будет
ни её, ни братьев её и сестёр,
только вы, милосердия сёстры, но вы же не смерти, а люди,
вы же девушки, ваш ясен лучистый взор,

то ли будет смерть с вами, а может, не будет, 
то ль случится с нами со всеми, а может, нет,
ну, а после войны, сёстры, ведь в Мiре останутся люди,
и от них пойдёт во тьму тихий свет,

ну, а сколько нас всех в живых отыщут после войны, не знаю,
может, всем нам каюк, может, немного восплачет нас,
да такая судьба, милая наша, родная,
не возьмёшь про запас,

в вещмешок не положишь, в сухпаек не запишешь,
не вольёшь во флягу спиртом, сожжёт потроха, 
сочиняю последнюю книгу, пишу, режу, бинтую, тише,
ночь светла и тиха,

Бог со мной, говорю, а вы все атеистки, сёстры, ну ладно,
вы без задних пяток спите, там, в каптёрке, утлый диван,
раскладушка, матрац на полу, ну вот и отрадно,
а хирург ваш уходит в туман,

в океан войны, без лоций, в бушеванье страданий, боли,
в это око тайфуна военного, где хищно скалятся упыри,
все я раны зашил, а теперь мои письмена, кровью, доколе,
и ладони страниц, и лики небес, отвернись, не смотри. 

Здесь вся тайна военная. Мiра громадная тайна.
Я не знаю её. Но я зашиваю её - 
скальпель прочь, игла, кетгут, рук лебединый танец
над ужасною раной,
распахавшей до дна бытиё. 

***

Ангел в окровавленном халате,
Приходи ко мне чайку попить. 
Заварю чифир. Приди поплакать. 
Попряди беседы тихой нить. 

Душенька, сестричка, в полумраке,
с папиросой, над седым столом,
пред тобой сижу, верней собаки,
всё шепчу о прежнем, о былом.

То, что было до войны, забыто. 
Помним... помним... делаем лишь вид.
Зыбко, нежно, призрачно и слито
со слезами боли и обид. 

Расспрошу о тяжком или горьком. 
Не ответишь - толку отвечать?
Столько видели смертей мы, столько
ужаса: на памяти - печать. 

Улетают мысли гулким роем.
Стынет горький чай. Окурок смят.
- Все солдаты наши... все герои... 
Я уж проверяла... тихо спят... 

Жизнь - война. Осталось так немного.
Молча пить горячий страшный чай.
Жизнь - война. А смерть - она у Бога. 
Ею мы оплатим дивный Рай. 

Я сижу. Люблю тебя, сестрица.
Молча. Так судьбу ведут к венцу. 
Мне война сегодня только снится. 
Снишься ты. Слезою по лицу. 

Я молчу. И ты молчишь. И молча
Ходят звёзды. Ночью боя нет.
Шёпотом, во тьме тяжёлой, молится
Раненый, холодный лазарет. 

День Победы! День любви. Объятий.
Смерть войне! Живущим - исполать!
...Ангел в окровавленном халате,
Дай хоть руку мне поцеловать. 

***

Вся радость на рельсах. Вся жизнь на колёсах.
Такая война!
Мы сыплемся, люди, мы красное просо,
Не наша вина.

Летит мой состав. Крен тяжёлых вагонов.
От Керженца до Днепра. 
От Волги до Припяти, Буга и Дона,
Салгира, Хопра. 

Держитесь, друзья. Эшелон обстреляли.
Я призрак. Я страх.
Я просто младенец в тугом одеяле
На неба руках.

Отец, мать и брат пережили бомбёжку.
Нам жить до утра.
Воды воскрешенье и хлебная крошка.
Судьба, медсестра.

Я только хирург. Нас война разыскала.
Снарядов салют.
Я только хирург. Начинаем сначала. 
Иглу мне, кетгут. 

Который солдат? Кровь дождём. Зашиваю
И режу опять.
Сестра милосердия нынче живая.
Не падать! Не спать. 

Мы все, дорогие, мы только герои, 
Не мы, кто тогда?
Нас тысячи тысяч. Нас трое и двое. 
Армада, орда. 

И мы поднимаемся. Выше знамёна!
Команда: без слов.
Разрез без наркоза. Ни крика. Ни стона.
Мы только любовь. 

Мы только страдающий рот пересохший,
Крик мощных атак.
Мотор умирающий, в поле заглохший.
На бинт пущен флаг.

И то наши лица - хоругви и стяги,
Мы - Спас в облаках.
Я просто ребенок последней отваги
На неба руках.

РАТНИЦА

Вот те праздничны узоры, рассребрёный изарбат!
Как на славнейшей на Волге струги-яхонты горят.
Под светилом воссияют, наискось волне плывут!
Вот пылает Кремль без краю - ясен-красен, берег крут!
Ах ты острова-излуки, речки-старицы-ручьи!
Рассыпны пески - что руки нежны-ласковы мои!
Алым бархатом да шелком исподёрнут мой шатёр!
Атаманша, взоры колки, лик пылает что костёр!
Дело ратное, добыча... Криком ветер есаул
Разрывает: клёкот птичий, порх синичий, битвы гул!
Ай ты времячко, ты буйно, кровушкой ты по ножу...
Я средь казаков шумливых молчаливенька сижу!
Гой еси вы, атаманы, братья ратные мои!
Не видал ли кто обмана девьей, бабьей ли любви!
Не обрящеши ли страсти! Не обымете ль судьбу!
Всё одно схоронишь счастье! Всё одно лежать в гробу! 
Завтра грозна грянет битва! Поскачу я на коне
Во кровавую ловитву, по краснеющей стерне!
Красен Мiръ, и красны люди, и подавно кровь красна. 
Я несу себя на блюде, смерти, жизни ли нужна!
Ой, на блюде на кровавом, на подносе жестяном...
Ой, погибну я со славой, иль загину черным сном!
Ай вы, молодцы-казаки, вы на струги - сядь да сядь!
Да гребите вниз по Волге, Волге-матушке опять!
Что сыскать нам?.. снова битва! Снова сеча, копья, меч!
И предсмертная молитва - под крестом родным возлечь... 
Ах ты, Керженец да Кама, ах ты, Ахтуба моя!
В битве мы не имем сраму! И сражаюсь храбро я!
Победим врага - на струги, и по Волге к морю плыть! 
На коврах на сорочинских восседать да зелье пить!
Ай ты, мой Телячий остров, зелень-кудри, тальники!
Полотняный парус грозный, ветер воли и тоски! 
Ах, оружье долгомерно, пушки медны, грянем бой!
А любовь-то долготерпит, а любовь одна с тобой!
Смерть мы сеем! Смертью пашем! 
Смертью сыты лишь мужи!
Я-то баба! Ад не страшен! Пред Геенной не дрожи!
Ах, ковры мои персидски, рытый бархат, красный плис!
Ах, орёл летает низко... значит, Богу помолись!
Кушай сладко, девка красна! Пей ты зелено вино!
Караулы не напрасны, вместо бархата - рядно!
Алебардами, секирой вся раскромсана парча.
Ай вы, в горностае дыры, в грязь - понёва - со плеча!
Ах ты, матинька ты Волга, мила Волженька моя!
Смерти ждать уже недолго, и заутра лития!
Ах, бухарские хиджабы! Ах, царьградский ты убрус!
Воин я! Не просто баба! Только... о любви молюсь... 
О любви! Ах, люди-люди! Слуги нашего царя!
Бьётся, бьётся так под грудью легкокрылая заря... 
Пир гудит между боями! И встаю, в руке потир,
И кричу, подъявши: с нами, люди, Бог! И с нами - Мiръ!
Мiръ... безумье новой смерти... плеть, стрела, праща, пищаль... 
Жгите, режьте, насмерть бейте люди, вы, людей - не жаль!
За царя и за земельку! За тетёрку на суку!
Выпью - снова мне налей-ка: тьму, суждённу на веку!
Ах ты, сладкое-сладчайше, изумрудное винцо!
От людской галдящей чащи отверну к реке лицо... 
Ах ты, Волга ты сердечна, ты река-моя-душа!
Утекаешь к жизни вечной... пьём из Млечного Ковша
Мы твою святую воду... мы твою святую синь...
Волга, посреди народа, мать, меня ты не покинь... 
Мать, врага я повоюю да из-за тебя одной!
Я в тебя шагну, живую, потону, лишь будь со мной... 
Волга-мать, ты на погосте, в небесах - любовь моя... 
Коль умру - да киньте-бросьте в Волгу-реченьку меня...

СИМ ПОБЕДИШИ

Дитя, часто слышу над собой, даже не понимая, 
     голос моей Души.
Она шепчет, я внимаю. 
     Её слова все, до дна, хороши.
Все слышу, все, до капли крови клейкой. 
     Иногда не разбираю слов.
Она шепчет: война, любимый, злодейка, 
     расстреляет в окопе снов.
Она шепчет: хирург, война - испытанье, 
     ты, прошу, её вброд перейди.
Её Бог послал помимо желанья; 
     поцелуй Его крест на груди.
Милосердия, да, одного милосердья 
     в жизни выше нет ничего. 
Слышишь, сердце бьётся под рёбрами смерти: 
     значит, Божие торжество. 
Ты хирург! Так спаси, спаси живое! 
     Острым скальпелем боль отсеки!
Пусть коровой реву, пусть волком вою 
     рядом, на расстояньи руки.
Она шепчет: я нежная нитка крови, 
     вытекаю из-под ножа.
Она шепчет: если в бой, встану наизготове, 
     не рыдая и не дрожа!
Она шепчет: не знаем волшебное слово, 
     чтобы крикнуть - и ужас взорвать. 
Надо, милый, ещё дорасти до такого - 
     не убивать, а спасать!
Врач, профессия, милый, это такая - 
     никогда не уйдешь на покой:
Зашивать путь кровавый от Ада до Рая 
     прочной нитью, бараньей кишкой!

А я ей: не мешай, зашиваю брюхо 
     лучезарной, звёздной иглой.
Человечество, видишь, к ученью глухо, 
     зря вопим: сволочь смерть, долой!
А скажи мне, Душа моя, что же будет 
     там, за гранью, в далёком сне?
Оживут мертвецы? Образумятся люди? 
     Что на будущей грянет войне?
И каких буду я воскрешать убитых? 
     И какие рёбра вскрывать?
И каких вспоминать навек позабытых? 
     И какую Псалтырь читать?
Я ведь врач, это значит - почти священник, 
     вот уходит солдат во тьму,
А я над столом наклонюсь, исповедник, 
     у него покаянье приму. 
Всяк из нас на войне. Всяк смертельно ранен. 
     Пуля вон, навылет, прошла.
Умирая, сплетаем травы дыханий. 
     На крови. На краю стола. 
Это я оперирую?! Я - зашиваю?! 
     Хирургической лампой горю?!
Это я на столе под ножом умираю, 
     это я в потолок смотрю!
Это ты, о Душа, это ты воевала! 
     Это в поле ранена ты!
Я тебя зашивал - и ты оживала, 
     и бежала - от версты до версты!
Ах ты, Душенька, ты, голубка, сестричка... 
     Скальпель брошен... побудь со мной.
Средь зимы пой песню, милая птичка. 
     Мы войну убиваем войной. 
Мы идём вперед. Я хирург лазаретный. 
     Вот курю. Вьётся сизый дым.
Мiръ, пускай он жестокий, злой, безответный. 
     С верой, правдой мы победим. 
Глубоко папиросы блаженство вдыхаю. 
     Вот блаженство - побыть с тобой.

Она шепчет: война, любимый, такая. 
     Скоро утро. И снова - бой.

ВОЗВРАЩАЙТЕСЬ ДОМОЙ

Это тело, оно ещё ходит по грешной земле, заклятой
То любовью, то смертью, то восстанием, то войной.
Возвращайтесь с войны живыми, ребята,
Возвращайтесь домой.

Дом и мать. Дом, жена. Дом, возлюбленная. Не я ли?
Я давно уж внутри старой Псалтыри живу.
И всё путаю: сплю, мертва ли, жива ли, 
И сама себя годами топчу, серебряную траву. 

Возвращайтесь к седым матерям, ребята. 
Возвращайтесь с Победой, несите её в вещмешке, 
У груди, голубку, крылья счастьем распяты, 
И порхает, взлетает, парит, лишь перо в руке,

Нежно-снежные перья, белые голуби, Ангелы света, 
Трубы яркой Победы, синей, небесной любви,
Возвращайтесь домой, письма летели во тьму, без ответа,
Только вы воскресли, из шёпота ночью: живи, 

Из родного заклятья, у плиты бормотанья, 
больничного бреда, 
Из молитвы единственной, 
медово-горячей, куличной, родной,
Вы воскресли по вере нашей, повторяя отца, и деда,
И великое воинство с дождями-снегами-хоругвями за спиной,

Из агуканья, лепета, смеха детей, без зачатия, без рожденья,
Но вы видите, в мареве возвращенья вот они, вот,
Да, глядите, во святых облаках Воскресенья,
В красном звоне Пасхальном наша Победа живёт!

Вы толкнёте кулаком дверь родного дома: она открыта. 
Вы войдёте, ребята, сначала в сени, в залу потом... 
Вот бессмертник сухой, слюдяное трюмо... 
и три отраженья забытых - 
Снова в зеркале, в складне милом, святом. 

Так повалитесь на колени! Так винно пахнет цветами!
Полевыми цветами! Живыми, только что сорвала!
Все улыбки лугов, разнотравье, гвоздик и лютиков пламя - 
В старой бабкиной крынке, на камчатном краю стола!

Плачьте, милые, смейтесь! Счастье-то рядом с рыданьем!
Плачет наша Победа, а после звенит её смех!
Возвращайтесь домой! 
То единственное желанье. 
То молитва единственная - одна на всех. 

И молюсь я, мать, дочь, сестра, огнём ожиданья объята,
И молюсь я, жена бойца, 
болью насущной, горячей, бессонной, лампадной, немой:
Возвращайтесь с войны живыми, ребята,
Возвращайтесь, родные, домой.

ДЕТИ МОИ

Дети мои! Лучезарна святая палата.
Нянечка к матери с белым конвертом бежит, 
В руки суёт ей, к груди, ко цветочному плату
Свёрток живой, там младенец кряхтит и кричит;
Громки шаги. Звонок крик! Тает сбивчивый шёпот. 
Мать наклонилась над голым, безбровым лицом,
Грудь вынимает из-под халата, из шёлка
(Россыпь по чёрной земле - васильковым венцом!),
В ротик беззубый тычет тепло, так настойчиво детке,
Чтобы нашёл, ухватился, сладко насытился вмиг... 
"Эх, краснолицый какой! И похож на конфетку!.. 
А повернётся - гляди-ка, глядит как старик..."
Дети мои! Ах, орёте, святые сыночки,
Дочки, ромашки, грибочки, народец небес!.. 
Так народились вы быстро... Все родинки - точки,
Буквы, тире, иероглифы вечных чудес... 

Громки шаги. Звонок крик! То ударами сердца
Время, как в било тюремное, бьёт во меня:
Снова война. Никуда от войны нам не деться. 
Я лишь часы. А внутри шестерёнки огня. 
Дети мои! Вот и вас на войну всех побрали. 
Светят фугасы в ночи. И далёко заря. 
Вы родились не в конце всех времен, не в начале. 
Прыгнули в дым и разрывы и крови моря. 
Дети мои... Наискось - по лицу - шрам на шраме. 
Переплелись по телу швы, раны, рубцы. 
Только душа молча, дико орёт: мама! Мама!
Здесь я, сынок... на расстояньи руки...
На расстоянии пульса, тепла, пальцев цепких,
Нежной ладони, пылающей плотьим костром... 
Вяжут артерии-вены родство наше крепко... 
Я ваша матерь, сынки... земля ваша... дом... 
Вы возвращайтесь... пожалуйста, только вернитесь... 
Громки шаги. Звонок крик! Это роды, роды опять. 
В той же палате. Всё так же марлевы нити. 
Нити любви. Обмотать. Забинтовать. Не развязать. 
И я опять плачу, реву, позабытая матерь,
Нищая, бедная матерь, старуха, глаза в пол-лица
Во кракелюрах морщин, и новый кулич, 
     и уставлена скатерть
Новым кагором, и Воскресенье, а не ужас конца, 
И так молюсь я за вас, мои дочки, сыночки,
Ночью слепой, глухой и густой, 
     при свете безжалостном дня:
Дети мои!.. возвращайтесь домой, без проволочки,
Пусть вас земля, в крови, снова родит для меня. 

***

Это просто шприц.
Просто - блеск иглы.
Тихий голос: пить…
Тихий шёпот мглы.

Полночь. Я стою
Посреди войны.
Я уйду во мглу,
Где толпятся сны.

Все хирурги спят.
Все солдаты спят.
Тихо я сниму
Снеговой наряд.

Белый мой халат.
Белую метель.
Ангелы стоят.
Сторожат постель.

Сполох, жемчуг-свет
Неба посреди.
Спит мой лазарет
Со мной на груди.

ЧУДО

Я не делала ничего.
Жгла тишину дотла.
Я не делала ничего. 
Я только ждала. 

Залила весна слезами луга. 
Забросала цветами щёки
Берегов. Поплыла любовь
Лодкою, одиноко. 

Выходила на берег. Ждала. 
Вдаль глядела. 
Там война гремела и жгла
Душу и тело. 

Здесь людей пускали в распыл. 
Кто в чёрном, кто в белом - 
Здесь каждый дышал и жил
Под прицелом.

Вот опять весна. Зацвела ветла.
И сирень цветёт. И рябина.
А я просто ждала. Ждала.
Ждала с войны сына.

Ах, весенние вы цветы.
Я так вас любила.
Вы меня в хороводе вели
От любви до могилы. 

Да, я, Господи, жду и жду.
Хоть ждать уже нечем.
Я всё жду: безумье, беду. 
У Николы жгу свечи.

Ты Никола, Никола мой,
Ты же можешь мне - чудо. 
Верни сына домой.
Век тебе не забуду. 

Ты, Николушка, твоё торжество!
Угодниче Николае,
Радуйся! Я не делаю ничего.
Лишь ожидаю. 

Стукнет громко дверь,
При звездах, при народе, 
И при мне, одинокой, 
     поверх слёз, потерь
Цветы - в дом - входят:

Все сирени, маки, лилий сны,
Любисток, донника море,
Васильки и гвоздики, дымом войны,
Горечавка-горе, 

Дикий лук, фиалка, ландыш, тюльпан,
Ветреница лесная,
Окопник, от выстрелов дик и пьян,
Подснежники Рая, 

Мята, лаванда и девясил,
Клевера красная пена, 
И стою у порога, и нету сил, 
А цветов по колено,

Всё идут, как хлынут ещё, ещё,
Всю избу затопили, 
А лицу от слёз солоно, горячо,
Боль в каждой жиле,

Это ж люди, цветы, это все, кто погиб,
Все, кто ещё родится, 
Это сад любви, это крик и хрип,
Пение птицы,

Это ты, сынок, это ты пришёл, 
Я от радости умираю,
И цветами залит и стол, и дол
В преддверии Рая, 

И стою, рыдая, в Райском Саду,
Молюсь вешнему чуду,
Ничего не жду, и только жду,
И ждать всегда буду.


СИРЕНЬ

Я вышла из лазарета
После бессонной ночи.
Перед вратами лета
Гром далеко грохочет. 
Я глубоко вдохнула, 
Я белый халат расстегнула.
Близ синей мощной сирени
Застыла - и чуть не уснула. 

Лиловые водопады,
Сияющие соцветья... 
Летящие синие грады
С немых небес лихолетья. 
Кудрявится и клубится,
И звёздчатым омофором
Всё вьётся, летит, колесница,
И плачет, царица, хором... 

Сирень... горящие гроздья... 
Оттуда, из туч сизо-дымных, 
Очей сверкающих, грозных,
Пылающих и любимых,
Давно, смертельно забытых, 
Разящих и незабвенных
Надвинулась рать убитых
Морскою безбрежной пеной.

Стояла я, опьянённа,
Сестра всего милосердья,
Стояла, в жизнь так влюблённа
На перекрестье смерти!
Бомбят? Стреляют? Взрывают?
Вражины! Нечеловеки!
Они людей убивают -
Цветы не убить вовеки!

Привозят мальчишек, привозят
В наш лазарет бессменный.
Струятся сирени лозы.
Весна глядится бессмертной. 
Весна, сиренева лебедь,
Летит над Мiромъ, над нами,
Она поцелуем лечит,
Мы все под её крылами... 

И я, распахнув халатик,
В сирени плыла, стояла,
Во запахах её купалась,
Завёртывалась в её одеяло! 
Её я вдыхала, грызла, 
Как хлеб... лицо окунала
В душистое буйство жизни...
И всё было мало, мало... 

И тут ко мне доктор подходит, 
Наш военврач сердитый. 
Отставить, кричит, при народе
Цветы целовать позабыто!
К столу, сестра, быстро, живо,
К операционной доле!
Скажи спасибо, мы живы,
А будет война доколе... 

А сам к сирени шагает,
Как в снежное поле далече,
В сирени меня обнимает
И стискивает мне плечи!
И я к нему прижимаюсь,
В щеку врезается планка...
Впервые я обнимаюсь,
Девчонка я несмеянка... 

И ночь опустилась тут же...
И гроздья закрыли нам лица... 
Нахлынула синяя стужа... 
Крылатая лебедица... 
Глаза в пол-Мiра широки... 
Мощны дыма синие кудри... 
До счастья, до боли, до срока
Взошло нам сирени утро... 

И стали руки цветами.
И стали ноги цветами.
И грянул бой заполошный - 
Нагое сирени пламя. 
"Найди, найди меж огнями
Ты счастья цветок пятипалый!.." - 
Так военврач шептал мне,
Целуя опять, сначала... 

И я его обнимала
Сиренью-тьмой-рукавами...
Я жизни жизнь отдавала,
Ногами плела, корнями...
Я тихим цветком единым
На плечи, на лоб валилась, 
С колен в облака... и мимо
В зенит, в небесную милость...

Сирень... этот голый вечер...
Мой праздник в виду лазарета... 
Горят керосина свечи. 
На плитке каша согрета. 
Кормлю я раненых с ложки. 
Лицо измучили слёзы. 
Дремлю я больничной кошкой,
Как будто с морфия дозы. 

Сирень, моя мать, царица!
Живи во славе и силе!
Не знаю, что завтра приснится.
Врача-то вчера убили.
И я охапки сирени 
Ему несла на могилу. 
И я ему пела песни
О том, что меж нами было.

Я пела всё ласковей, тише.
Так наши матери пели.
И мне казалось, он слышал
Меня в земляной колыбели.
Сирень, среди сил бесплотных
Синь-Серафим Шестикрылый.
Сирень, накорми голодных.
Сирень, цвети над могилой. 
Сирень, цвети над рожденьем.
Сирень, ты приравнена к чуду. 
Сирень, томи наважденьем. 
До смерти тебя не забуду. 

***

Велико сражение Света и Тьмы.
Наше Время, клянусь, по нашей крови запомнят.
В наше время взрывают в машинах, кафе.
Берут правду взаймы.
Опьяняющей ложью поминальные стопки полнят.
Беззастенчиво, нагло врут в лицо, прямо в рожу врут
И врагу, и другу, и не прервать лицемерье. 
И кричи не кричи, хирург Времени: иглу! кетгут! - 
Даже боль, даже шёпот и крик потеряли доверье. 
Велико и страшно сражение Света и Тьмы.
В бой идём. Трепещут знамёна на красном рассвете.
Вот и дожили мы до земной, небесной войны, 
легкокрылые мы. 
Вот и птицами, Ангелами под выстрелами 
летят наши дети.
Ты попробуй, выстрели в Ангела! 
Дрогни, снайпер, железной бровью.
Все тобой убитые - у Бога наперечёт.
Наше Время запомнят по дымящейся Ангельской крови - 
По щекам течёт, по земле крещёной течёт.
Велика любовь к Родине. Я её обнимаю,
Мою землю, всю в ясных волнах хлебов, снегов и цветов. 
Велико сражение Света и Тьмы. 
Я родимый флаг поднимаю,
Кровь алеет, падает небо, ложатся ковры снегов. 
Моей красной парчою, моей вьюжной свечою белой, 
Васильками моими, что глядят глазами во ржи
Всех живых, всех убитых, - подниму без края-предела
Моё знамя, и в бой последний, вот рубежи!
И в бою сём страшном каждый кладётся живой заплатой,
Перевязкой на рану... водою на шёпот: пить...

Наше Время запомнят 
по нашим торжественным клятвам:
Умираю за Русский Мiръ. 
Умираю за счастье жить. 

ОТРАЖЕНИЕ

К зеркалу старому медленно подойди.
Что мы утратили - в лицо тому погляди.

На всё гляди медленно, всё узнавай:
Голод войны, ржаной каравай,

Белые треугольники писем, где смерть,
Лязг замка и тюремную клеть,

Лёгкого смеха ситцевое крыло,
Было страдание, было и прошло,

А может, лишь наступит, лишь будет ещё,
Зарыдает, уткнется в тёплое плечо...

А ты перед зеркалом стой и смотри,
Как амальгама горит твоя изнутри.

Пришли новые люди, войны им не понять,
Они хотят повернуть время вспять,

Ждут новой битвы, оружье в руки, вперёд,
Бомбы летят, танков волчий ход,

А новые люди не помнят времён,
Хохочут, коль гудит колокольный звон,

Пялят берцы, целятся в чёрный круг -
Убивать, милые, не хватит рук!

Всё больше вас движется, новая орда.
Гляжу в моё зеркало, гляжу в никуда. 

За плечом иные стоят времена - 
Я вижу ясно: стою там одна. 

А вокруг - руины. А вокруг - тишина. 
Это кончилась будущая война. 

И лицо моё все залито светом, мокро:
Никто не пришёл последнее творить добро. 

И старое зеркало слёзным дождём
Отразит: веруем, любим и с тем уйдём. 

***

Продержись ты, Русский Мiръ,
Ты держись до срока.
Ты силён судьбой, людьми.
Потерпи немного.

Ты в войне сей победишь.
Ты - сим - победиши.
Ты герой: не змей, не мышь. 
Выше целься, выше.

Целили в тебя, в тебя.
Хитро нападали.
Да погибнуть не судьба,
И сгореть едва ли. 

Знаменем ты защищён,
Нежной дланью Бога.
Твой - бескрайний небосклон.
Потерпи немного.