По белому свету. – Сборник стихотворений – Екатеринбург: Издательство «АсПУр», 2013. – 80 с.

ISBN 978-5-904900-13-8

«КУДА ИДЁМ ПОД ОБЛАКАМИ?»

Нередко представляется так, что романтичное по-коление «физиков-лириков» в начале 1960-х вместе с оттепельным воздухом надышалось исключительно эстрадной поэзии – Евтушенко, Вознесенского, Ах-мадулиной… Что ж, может и студент Томского инже-нерно-строительного института Евгений Кузнецов по юности не миновал их влияния. Другими-то особен-ностями своей биографии – сочетанием инженерии, науки, преподавания и многолетних занятий альпи-низмом – он, что называется, плоть от плоти этого по-коления.
Если судить по стихам нынешним, да и по самым ярким описаниям природы в его альпинистской про-зе, гораздо больше он взял от иного источника – во-логодской деревни, где, родившись накануне Великой Отечественной, провёл безотцовское детство. Именно там, мне кажется, можно найти основу многих обра-зов, интонации, отношения к людям и вообще к жиз-ни, свойственных кузнецовским текстам. Хотя навер-няка и Сибирь добавила – вместе с хорошей школой в одном из томских литобъединений, которым руково-дил поэт Василий Казанцев. Да и на Урале явно было чему и у кого поучиться.
Видимо, именно с тех пор – стремление искать и находить незатёртые созвучия в рифмах. Оттуда – спо-собность к литым, афористичным метафорам, строкам и строфам. В лесу, оказывается, вместо грибов можно набрать «корзину силы». Мечта, что обычно сравнива-ется с журавлём, предстаёт обычной белкой – но точно так же не даётся в руки. Бессмертным символом ста-новится отцовский военный компас: «Долго иду я по стрелке из детства,/ выну и вижу, как стрелка дрожит…»
Ближе к завершению путь, однако, выглядит не столь уж долгим. Куда бóльшим, к примеру, может показаться век у нового дома. Впрочем, и он далеко не вечен: «…на счастье построенный нами,/ после счастья чуть-чуть постоит…» Хорошо, что живая память разрешает возвращения: «Неслышная двер-ца открылась из прожитой дали,/ и вышла душа и в объятия бросилась мне…». А прозвучавший в этой па-мяти голос уже ушедшего друга обнадёживает: «…Вся космическая округа/ предоставлена нам на века…».
И всё-таки непременной опорой для взгляда, устремлённого вверх, остаётся земля:

Лёд на реке, и не слышно теченья,
и одиноко стучат поезда,
и в темноте не найти утешенья,
лишь наверху золотая звезда.

Но звёздный свет едва ли не отражён:

Любили с тобой не зря мы,
в самом конце замри:
свет от любви незримый
в космос идет с Земли…

В согласии с русской поэтической традицией, да и всею жизнью природного человека земная округа остаётся неотделима от авторского мироощущения:

За окнами грязь,
и пространство дождём занавешено,
а в доме сияет последний осенний букет.
В делах человеческих грязи немало намешано,
но в каждой душе неизбежен осенний просвет.

Находится здесь место и природе, пересозданной и одухотворённой человеком: «Под сенью Пушкина стихи читались…/ и долго не было на свете зла…» И всё-таки строки, посвящённые самому близкому из оставшихся людей – сестре, возвращают к перво-источнику: «Мы – ветви дерева, что стали ниже/ и ближе, ближе к матушке-земле…».
Автор – отнюдь не первый, кто стремится кратко и ёмко подвести итоги своего пребывания в осязаемой ипостаси. И если ориентироваться именно на эту тра-дицию, то среди похожих заметок на полях и обочинах жизненного пути можно найти немало высказываний, философски более глубоких и завершённых. Финал же многих четверостиший, включённых в эту книгу, от-крыт. Более того, при чтении рукописи не покидало ощущение, что вся она – уникальное собрание стихов сильно начатых, но оборванных на взлёте, на ожида-нии ещё более сильного продолжения.
Разумеется, в этом обрыве можно в очередной раз увидеть правоту старинной истины: стремление к поэ-тической высоте требует полной самоотдачи. Но стоит ли сожалеть, что Евгений Кузнецов в своё время пред-почёл основательное инженерное ремесло писатель-скому, которое и тогда не сулило верного куска хлеба, а теперь вовсе считается абсолютно частным делом? В конце концов, какой из своих талантов развивать и до-водить до профессионального совершенства, каждый из щедро одарённых людей решает сам.
Так что лучше снова поразиться неизбывной щедрости, с какой природа рассыпает эти таланты в русском народе. И предположить в такой, на первый взгляд, незаконченности стихов особый замысел авто-ра, который там прямо и говорит читателю: «Попро-бую, может, попроще/ пожить и послушать…» А потом и в других строчках обнаружить вполне концеп-туальное утверждение: «…По яркому снегу, по белому свету/ на лыжах к открытому Богу бегу…».
Сохранить эту вроде бы безыскусную, однако на деле требующую многих сил и таланта жить откры-тость сумел далеко не всякий из признанных стихот-ворцев. Равно как и способность после многих потерь так ответить на вопрос о цели земного пути: «…Куда идём под облаками? / Лишь от любви и до любви…».

Андрей Расторгуев,
поэт, член Союза писателей России