Марина Наумова-Саввиных
(Красноярск)

Феномен первой книги: автор, издатель, читатели

Евгений Андреевич Корсунский, доктор психологии, автор книг и статей, посвящённых проблемам литературной одарённости, говоря о структуре литературно-творческих способностей, указывает на то огромное значение, которое в судьбе писателя имеет первая публикация, тем более — первая книга. 

Обращаясь к собственному опыту, могу подтвердить — первая книга, стихи это или проза, как бы ставят начинающего писателя на твёрдую ногу: у человека, до этого момента рассматривающего продукт своего творчества как серию проб, оценки которых он жадно ищет у профессиональных литераторов, появляется реально произведённая им ВЕЩЬ, которую держишь в руках, которая — в старые добрые времена — ещё долго после выхода из печати пахла типографской краской… ВЕЩЬ, которую даришь друзьям и родственникам, которую потенциальный читатель может даже купить в магазине… 

О своей книге автор, пожалуй, не скажет, что она «текст». Книга — произведение! Идеально, если оно, это произведение, становится результатом творческого усилия не только писателя, но и редактора, корректора, художника, дизайнера. То есть грамотного, влюблённого в книжное дело — а в лучшем случае и в ваше произведение — издателя. Но, когда речь идёт о первой книге, такая удача улыбается далеко не всем. Автор, всерьёз озабоченный судьбой своей первой книги, чаще всего беспомощен перед движущейся одновременно в разные стороны громадой литературного процесса. 

Я до сих пор немного стесняюсь более чем скромным обликом моей первой книжки. Ко времени, когда вопрос о её издании, встал, как говорится, ребром, я и сама себя не считала, и коллеги по перу не считали — начинающей. У меня  было множество журнальных публикаций. Я так или иначе печаталась к тому моменту уже не много и не мало —22 года. Но о том, чтобы книгу издать, мне даже в голову не приходило. И не пришло бы, если бы однажды, после выхода в свет очередного коллективного сборника с моим участием, на меня не обратил внимание В.П. Астафьев.  

Виктор Петрович не был, конечно, моим учителем в литературе. Когда некие высшие силы привели меня к человеку, от которого напрямую зависела моя литературная судьба, я была уже вполне сформировавшимся литератором — к тому же с более или менее сносным филологическим образованием. Но без «волшебного пинка» такого серьёзного, по-настоящему авторитетного в литературном мире писателя моя первая книга, а значит, и все последующие книги никогда не состоялись бы. 

Я говорю об этом так подробно только потому, что сейчас, к сожалению, махровым цветом расцветает т.н. «коммерческая литература», на злачных полях которой пасутся всевозможные «коучи», готовые за мзду невеликую (начинающуюся примерно с 20000 рублей за курс) обучить вас писательскому мастерству, работе с издательствами и продвижению «продукта» на рынке. Квази-писатели (чаще – квази-писательницы) полагают, что вас, как медведя ездить на велосипеде, можно научить писать поэмы, повести, романы и изготавливать из них книги, которые будут продаваться как горячие пирожки в рабочий полдень. Вот к этому я никогда не имела никакого отношения и без отвращения на всё это смотреть не могу. Потому что ничего мало-мальски значимого из котла с этим сомнительным варевом до сих пор не вышло. 

Снова и снова вспоминаю Виктора Петровича. Он говорил на открытии Красноярского литературного лицея: «Не надо только думать ни детям, ни вам, что вы научите тут писать кого-то. Но если вы повысите у детей общую культуру, читательскую культуру, если заинтересуете их книгами, чтением, это уже будет большая победа. А что касается писательского труда, то вот уже скоро будет пятьдесят лет, как я занимаюсь этим делом... И чем дальше я писал, тем больше убеждался, что я писать не умею. Сейчас, заканчивая итоговое собрание сочинений, я особенно во многом разочаровался, плевался, ругался... Но неудовлетворённость собой — это и есть как раз то, чему учатся очень долго и упорно.

<…> Ещё раз повторяю, что писать научиться нельзя. Если Бог дал, потихонечку, не зазнаваясь, что — вот я, поэтесса уже... не надо... Я знаю многих очень хороших русских писателей, с которыми учился на Высших литературных курсах, общался десятки лет... они с большим трудом и очень редко произносят слово «писатель», в любом удобном случае о себе они скажут «литератор», очень осторожно. Потому что это очень большая ответственность. В России, где писали Пушкин, Гоголь, Толстой, Тургенев, Достоевский... да ещё так называемая второстепенная литература, которая составила бы честь любого европейского государства... Произносить после них слово «писатель» ?.. Да и они редко его произносили, чаще говорили «сочинитель». Слово «сочинитель» — мне всё-таки больше нравится, больше оно соответствует истине и той профессии, которая существует в этом мире. Профессия прекрасная и проклятая. Ничего тяжелее нет. По крайней мере, я не знаю. Работал я рабочим всяких специальностей. И в горячем цехе работал, в аду бывал, но знаю, что вот это — уже на износ. Это изнашивает навсегда. Всё изнашивает! Если только вы соглашаетесь с тем, что вы будете литераторами, готовясь к огромному внутреннему постоянному труду, постоянному чтению от утра и до вечера, чтению не только того, что вам нравится, но чаще всего того, что вам не нравится, совершенствованию, обязательному приобщению к музыке, к природе... без этого никакого литератора не бывает...»

Но вернусь к своему опыту. После презентации очередного коллективного сборника с моим участием, на каковой презентации присутствовал Виктор Петрович, поздно вечером у меня дома раздался телефонный звонок. Когда я поняла, что мне звонит Астафьев…можете себе представить, что со мною сделалось. Но разговор был очень короткий и очень конкретный. Пора уже мне издать свою отдельную книгу. Раз. Не пора ли мне вступить в Союз писателей? В.П. напишет мне рекомендацию. Два. Кстати, эта рекомендация не только стала впоследствии предисловием к моей книжке, но и — среди многих астафьевских отзывов о книгах — вошла в 15-томник собрания его сочинений.   

Таким образом передо мной встала задача. Сделать книгу. Я в тот вечер и на следующий день попыталась перелопатить всё, что в стихах было мною до тех пор написано. И ужаснулась. Это было не просто много. Это было очень много. А главное, это было очень разное. И по темам, и, между прочим, по качеству. Даже та подборка, которая стала причиной моего живого общения с Астафьевым, уже тогда показалась мне… чудовищно слабой! Спустя годы, я, конечно, совсем иначе смотрю на свои тогдашние опыты — много там было занятного, интересного. И я понимаю, что разглядел во мне тогда В.П. Но в тот момент я буквально замерла от безысходности. Просто потому, что теперь на собственную писанину смотрела как бы со стороны, глазами Другого… и не просто Другого, а настоящего профессионала, большого писателя. И — Боже мой! — как же я устыдилась и испугалась. Однако задание было дано — теперь я обязана была ОТОБРАТЬ самое лучшее из всего, что написано и даже где-то уже опубликовано. 

Первая книга — это всегда «избранное». Стихи, или проза — всё равно. Крайне редко писатель начинает с крупной прозы. Для того, чтобы написать роман, нужен достаточно серьёзный жизненный или читательский опыт. Поэтому чаще всего прозаик начинает с книги рассказов, поэт — с книги стихотворений. Правда, есть устоявшееся мнение, что поэтический сборник — роман в стихах. Думаю, да. Книжка стихов имеет внутреннюю структуру, сюжет – завязку, развитие, кульминацию, развязку и концовку, протагониста-героя и художественный мир, в котором он живёт и действует.  Название, между прочим, тоже. Анализ названий поэтических сборников — тот ещё исследовательский процесс. С одной стороны — «Души моей прекрасные порывы» и т.п. С другой — «Контур тела», «Пена дней», «Внутричерепная речь» или вообще даже что-нибудь неприличное.  «Мука заголовка» — одна из важных проблем, с которой сталкивается автор книги. 

 Моя первая книжка называется «Фамильное серебро». Я собирала её в каких-то совершенно фантасмагорических муках. Помочь мне никто не мог, потому что добрая часть наших писателей смотрела не меня как на нечто чужеродное, а другая — наоборот, с обожанием, которого я точно не заслуживала. Что до Виктора Петровича — беспокоить его своими авторскими переживаниями я считала вовсе постыдным делом. Опыт работы над этой книгой взрастил во мне, во-первых, дерзкую самостоятельность, во-вторых, сугубую, глубоко укоренившуюся тягу к читателю — тому единственному собеседнику, ради которого стараюсь, которого молитвенно призываю и который способен мне ответить хотя бы так — своим, столь же молитвенным, молчанием. Это требовательное читательское око до сих пор самый главный критерий моей авторской самооценки, высший судия и последняя инстанция моей борьбы с «тем ужасом, который был бегом времени когда-то наречён» (Ахматова). 

Значительно позднее, когда я сама набралась уже «знаний, умений и навыков» в деле собирания и организации собственных книжек и книг, мне не раз приходилось помогать начинающим писателям составлять их первые книжки. Несколько раз я сталкивалась с авторами абсолютно зрелыми, не побоюсь этого слова, даже гениальными, которые до сорока, а то и больше, лет, как Кощей над златом, чахли над своими роскошными рукописями, изредка робко предлагая стихи или рассказы в литературные журналы и радуясь небольшим публикациям. А книги всё нет и нет… С другой стороны, редакции и издательства нынче сталкиваются с такой массой уверенных в своей исключительности и праве на всеобщее внимание юных «дарований», что только диву даёшься. Издать сегодня книгу можно запросто. Были бы деньги. Издательств, которые существуют за счёт авторских взносов, превеликое множество. Так что даже профессиональные союзы писателей, а их, как известно, у нас ровно два — осколки Союза писателей СССР — Союз писателей России и Союз российских писателей — перестали принимать изданные за свой счёт книги в качестве основания для вступления в союз.  

 Кстати, об издании книги за свой счёт. В 1995-м году, когда выходила моя первая книжка, практика издания книги за деньги автора ещё не была так тотальна и повсеместна, как ныне. До развала Советского Союза существовало считанное количество государственных издательств — несколько центральных и региональные. В каждом издательстве — художественный совет и утверждённый план выпуска книг. Попасть в этот план со своей первой книгой было не только трудно, но и очень почётно — через жесточайший отбор. Для начинающих авторов существовали разные возможности издаться — но все были связаны с презентацией своего творческого уровня в профессиональном сообществе. Самые популярные площадки — т.н. Совещания молодых писателей, на которых рукописи обсуждались, и по итогам обсуждений те, которые получили одобрение, рекомендовались к изданию — поступали в издательства, проходили весь издательский цикл и довольно приличным тиражом отправлялись в библиотеки и книжные магазины. Таким образом начинающий автор открывал для себя возможность вступления в профессиональный союз — стать профессиональным писателем. Для того, чтобы это произошло, нужно было иметь в собственном «портфолио» минимум три изданные книги. То есть прошедшие жесточайший отбор, включённые в издательский план и вышедшие в свет в государственном издательстве. Таким образом поддерживалось качество книжного дела как такового. И, надо признать, до сих пор в народе нашем держится вера в высокий статус книжного слова, хотя, к сожалению, «рыночек и здесь порешал». 

 А моя первая книжка была издана за счёт субсидии, которая была перечислена из краевого бюджета прямо в типографию г. Дивногорска. Она вышла на серой газетной бумаге, в стиле дешёвой брошюры, даже без попытки какого-либо художественного оформления. Зато сумасшедшим тиражом – 2000 экземпляров. За 29 лет с того момента, как все эти пачки оказались у меня дома, тираж благополучно разошёлся по друзьям и знакомым… Я не продала ни одного экземпляра. Юнна Петровна Мориц, с которой я тогда переписывалась и которой, конечно, отправила по почте своё «Фамильное серебро», книжку сдержанно похвалила и тут же попеняла мне на её полиграфическое качество. Это был урок! Остальные мои книги выходили уже в результате серьёзной дизайнерской работы, с прицелом не на количество, а на качество самого издания. 

Рукопись становится Книгой точно так же, как пьеса становится спектаклем, сценарий становится кинофильмом. Давно прошли те времена, когда книжный бум позднего СССР в 90-е породил лавину дешёвых, скверно изданных бестселлеров, выходивших гигантскими тиражами, которые разлетались почти мгновенно. Однако голод быстро был утолён. Литературное пространство в конце концов захватил интернет. Книга как материальный предмет стала в буквальном смысле слова произведением искусства. Дорогим и не каждому доступным. В том числе и самому автору, особенно, когда речь идёт о первой книге. Бывают, конечно, исключительные обстоятельства, когда у автора имеются щедрые меценаты, но чаще первая книга становится результатом победы в каком-нибудь литературном конкурсе или участия в заявившем такую цель семинаре. Не могу обойти благодарностью ту кропотливую, не имеющую аналогов работу, которую осуществляет группа молодых писателей под руководством Н.А. Ягодинцевой. Серия книг начинающих поэтов и прозаиков, которые изданы ими за последние несколько лет, поистине впечатляет.

Наш журнал «День и ночь» вместе с Красноярским издательством «Литера-принт» разработал, например, оригинальную программу «Попутный ветер». Она предполагает издание первых книжек авторов, у которых нет материальной возможности для издания за свой счёт, но которые этого достойны.

Что же касается читателя… время создаёт его вместе с меняющейся на глазах реальностью. Анна Долгарева, Нина Ищенко, Елена Заславская, Инна Кучерова… Дмитрий Артис, Дмитрий Филиппов… Два года назад мы ничего или почти ничего о них не знали, а теперь их известность такова, что, кажется, все мы реально стали читателями их книг. 

Но, с другой стороны, каждый из нас, пишущих людей, уверена, ищет в читателе задушевного собеседника, воплощённое собственное «второе Я» — мечтает о нём и тянется к нему. Как это у Анны Андреевны:

А каждый читатель как тайна,
Как в землю закопанный клад,
Пусть самый последний, случайный,
Всю жизнь промолчавший подряд.
<….>
Наш век на земле быстротечен
И тесен назначенный круг.
А он неизменен и вечен –
Поэта неведомый друг.

9.04.2024