В 2016 году в серии «Культурные ландшафты Урала» вышло биографическое исследование В.Я. Рушанина «Иван Александрович Тихомиров. Возвращение забытого имени». А весной 2019 года увидела свет его книга «Мария Васильевна Каменская. Школьная мама». Обе книги посвящены педагогам-просветителям конца XIX – начала XX века. Владимир Яковлевич – доктор исторических наук, профессор, ректор Челябинского государственного института культуры. Сфера его научных интересов широка, но особое внимание он уделяет истории педагогики. Проблема просвещения сегодня приобрела особенную остроту и актуальность. Обращение к незаметному, тихому, но основополагающему для общества подвигу русских учителей и организаторов образования – не только дань памяти подвижникам, эти страницы нашей истории дают ответы на многие тревожные вопросы современности. Наша беседа с В. Я. Рушаниным – о его биографических исследованиях.

– Владимир Яковлевич, обе Ваши книги посвящены забытым сегодня педагогам-просветителям, их трудам и судьбам на переломе эпох. Именно эти люди определили очень многое в жизни общества – и в первую очередь степень его организации, уровень взаимопонимания, нравственную устойчивость и, в конце концов, жизнеспособность. Как вообще сегодня обстоит дело в этой сфере исторического знания – в изучении истории русской педагогики? И почему эта тема стала важной именно для Вас?

– Я учитель по профессии, более 40 лет работал в сфере образования. И мне обидно, что фигура учителя, педагога, на мой взгляд, недостаточно привлекает к себе внимание как с точки зрения исторической ретроспективы, так и с точки зрения осмысления роли и места педагога в современном обществе. Если взять историю XIX – начала ХХ века, то центром внимания профессиональных исследований нечасто становятся фигуры учителей – и не потому, что их было мало, или среди них не было людей ярких, неординарных, оставивших значительный след в памяти нескольких поколений граждан нашей страны, а потому, что учительский труд не вписывался в каноны героизма. Героями были те, кто воевал, сражался, первопроходцы, первооткрыватели, революционеры, которые боролись с официальным режимом, а вот учителя в эти категории не попадали. И если брать событийный ряд нашей уральской истории, истории Большого Урала, куда входили Оренбургская, Пермская, Уфимская, Вятская губернии, то среди крупных деятелей культуры учителей будет совсем немного. Я считаю, что это несправедливо. Ведь будущее любого общества вне зависимости от социально-экономического уклада, информационного подхода определяет в значительной степени учитель. 

Работа учителя в моём понимании входит в понятие тихого подвига – незаметного, но именно подвига. Или подвижнического труда. Он длится десятилетиями, и всё это время идёт внутреннее накопление, которое не всегда можно усмотреть извне, но оно чрезвычайно важно. И в результате воспитывается человек.

 То, что я сам профессиональный педагог, и то, что сфера моих научных интересов лежит в области культуры народного образования XIX – начала ХХ века, видимо, и определило этот ряд персоналий. Причём хочу сразу сказать, что тут нет никаких натяжек: яркие фигуры этих педагогов – Тихомирова или Каменской – настолько выламывались из общего ряда… Степень воздействия их на окружающий мир, на несколько поколений была настолько велика, что возникал вопрос – а почему же никто об этом не говорил и не писал? Вот представьте директора гимназии (а это современный директор средней школы), который написал более пятидесяти крупных статей, в том числе и монографического характера, которые были опубликованы в центральных журналах Москвы и Петербурга? Директора средней школы, который получил две награды Императорской академии наук за исследование, допустим, русских летописей? И он же не был кабинетным учёным, не был вузовским профессором – он был учителем истории средней школы, да ещё и директором, а это значит – обременённым колоссальными административными обязанностями. 

То же самое и Мария Васильевна Каменская, которая семьдесят лет – это даже трудно представить! – работала в школе. Семьдесят лет работала учителем, директором школы, руководителем методического объединения... Причём работала при всех режимах – само по себе это удивительно. Причём она же не «тянула лямку», не занималась ремесленничеством, она вкладывала в свой педагогический труд самое высокое звучание. Это была её миссия, как она это понимала, представляла, как сформулировала восемнадцатилетней девочкой, пришедшей в земскую начальную школу чтобы преподавать крестьянским детям… А завершила она свою педагогическую карьеру уже почти в девяностолетнем возрасте, в далёком Ташкенте, продолжая учить детей математике. Учить детей, которые жили уже в абсолютно другом государстве. 

Анализируя жизнь этих подвижников, их биографии, мы делаем палитру жизни дореволюционной России, России двадцатых-тридцатых годов гораздо богаче.  

– В обеих Ваших книгах биографии героев – Ивана Александровича Тихомирова и Марии Васильевны Каменской – с документальной точностью и художественной цельностью воссозданы на фоне очень неоднозначной, бурной исторической эпохи. Герой и время, характер и эпоха – что здесь, на Ваш взгляд, первично? Имея в виду, в том числе, и особенности конкретного исторического периода, и специфику просветительской деятельности...

– На мой взгляд, первичен герой – человек, и его характер. Не время – при всём уважении к обстоятельствам, которые, конечно, корректируют поведение любого человека. Если человек предан своей профессии, если он расставил приоритеты в своей жизни – а для моих героев, безусловно, приоритетом было воспитание детей, – то уже никакие коллизии общественные, никакая смена власти не может сломить эту основу личности.  

Когда установилась советская власть, Тихомирова в 1919 году просто как бы выбросили на обочину жизни, но ему было уже тогда 70 лет. Я считаю, если бы он был на двадцать, даже на десять лет моложе, он бы не смирился с этим, встроился бы в работу, не подлаживаясь Он бы без школы всё равно не смог – вот как Каменская. Ей перекрыли всё в Троицке, она это чувствовала, но она тогда взяла и уехала в Ташкент, уехала в неизвестность, но работала там в школе, и её в конце концов оценили как уникального специалиста.

Я всегда говорю, что без двух профессий – без профессий врача и учителя – невозможно никакое общество. Врачи и учителя нужны любому режиму. Да, режим активно влияет на идеологию, но это уже другой вопрос. Та же Каменская – она была начальницей Троицкой женской гимназии. Началась революция, потом гражданская война, и, как подсчитал профессор Нарский, в Троицке шесть раз за короткий период – два с половиной года – менялась власть. То дутовцы, то колчаковцы, то красные, то казачья администрация – и при этом Мария Васильевна учила девочек в женской гимназии, хотя, конечно, работать в такой обстановке было чрезвычайно сложно. Но ведь работа и спасала этих людей, она придавала смысл их жизни… 

Каменская закончила Мариинскую женскую гимназию, в её дипломе было написано: «учитель географии и математики». Она потом говорила: «Какое счастье, что я всё-таки выбрала математику, а не географию!» История, литература, география были всё-таки близки к общественным предметам, и, конечно, преподавать их в условиях уже складывающегося тоталитарного государства было очень сложно. А математика внепартийна, и здесь можно было обойтись без какой-то внутренней цензуры. 

Есть выражение – «внутренняя эмиграция»: многие из тех, кто не был согласен с большевистской идеологией, но был честен, любил родину и считал, что эмиграция – это тупик, оставались и работали, в том числе в школе. Да, они не могли высказываться, и в то же время они были великолепными предметниками, и очень часто новая власть отмечала их заслуги. Моя героиня – она ведь дворянка, была руководительницей двух крупных учебных заведений, она была действительно из категории «бывших». Но её наградили орденом Ленина после войны, потому что она доказала, что она патриотка, и её ученики росли патриотами, и те мальчики и девочки, которых она учила в двадцатые-тридцатые годы, вынесли на себе основную тяжесть великой Отечественной... 

– Владимир Яковлевич, а с чего началось исследование, что стало главным импульсом, отправной точкой работы? Я знаю, что над первой книгой Вы работали более 10 лет…

– Ещё в старших классах школы, в 1968–69 годах, когда мне было 16 лет, я в научном обществе учащихся писал ученическую научную работу, она была посвящена народному образованию на Южном Урале. Я хотел показать основные этапы развития народного образования, и когда начал заниматься дореволюционным периодом – а это конец XIX – начало ХХ  века, – в нашей тогдашней историографии об этом практически ничего не было. Были только жёстко негативные оценки царского режима и его отношения к образованию. 

Чтобы всё-таки что-то написать, мне пришлось углубиться в дореволюционные источники. Меня в порядке исключения записали в универсальную публичную библиотеку – школьников тогда не записывали, и я начал работать в краеведческом отделе с дореволюционными документами. Это были журналы Оренбургского губернского земства, материалы Уфимского земства, дореволюционные исследования по отдельным учебным заведениям. Я начал изучать этот материал и почувствовал, что до революции в России, несмотря на действительно большой процент неграмотных, была очень интересная система народного образования. И это неправда, например, что до революции в средних школах, в гимназиях, в реальных училищах могли учиться только дети богатых. Оказывается, была система стипендий, была очень развита благотворительность, и дети из простых семей, особенно если проявляли какие-то таланты, получали среднее, а затем высшее образование. 

Я  увидел, что, во-первых, нет каких-то обобщающих внятных работ по истории образования а во-вторых, те фрагменты, которые были, – они идеологизированы, далеки от истины. В документах, особенно по истории, допустим, гимназии, челябинского реального училища просматривались фигуры педагогов. Тогда только вышел фильм «Доживём до понедельника», режиссёра Ростоцкого, и на меня произвела колоссальное впечатление фигура учителя, которого играл Тихонов. После этого фильма мне захотелось преподавать историю, быть историком. 

Преподаватели дореволюционной гимназии или реального училища – это были люди с университетским образованием, которые не только преподавали свой предмет, а занимались ещё и научной деятельностью: осуществляли наблюдения за погодой, создавали метеорологические станции, как правило, изучали историю местности, в которой  они жили, историю церкви, историю освоения этих земель. Они были людьми чрезвычайно активными и очень разносторонними, создавали первые журналы – как в челябинском реальном училище, где Юрий Либединский писал свои первые вещи. Это были незаурядные люди, но о них никто ничего в нашу эпоху уже не знал. 

А историко-биографический жанр привлекал меня уже давно: студентом в 70-е годы я публиковал в газетах – в «Комсомольце», в «Челябинском рабочем», «Вечернем Челябинcке» фрагменты своих биографических очерков, связанных с молодёжью, с созданием комсомола на Южном Урале. В начале 1990-х годов мы с двумя моими аспирантами напечатали в Магнитогорске брошюру «Из истории среднего образования на Урале». Она была тоненькая, страничек 40-50, на плохой бумаге. У нас проходили семинары учителей в Челябинске, и вот брошюрку начали запрашивать на эти семинары, потому что мы впервые говорили об учебных планах в дореволюционных школах, впервые стали говорить об учителях – и впервые развёрнуто сказали о Тихомирове: в Троицке в гимназии работал человек, о котором писали все энциклопедии России! А ведь в эти энциклопедии отбирались только самые известные люди. 

Я сам несколько раз участвовал в работе семинаров – меня приглашали на эти встречи с учителями и задавали вопросы: а почему сейчас у нас нет людей такого калибра в школах? Почему, если учитель в школе начинает заниматься, допустим, научной работой, он тут же уходит в вуз?.. Не потому, что тогда вузов не было, а сейчас они есть. Обстановка, видимо, в школе изменилась. После  появления в 1994 году этой брошюры у меня возникла мысль создать галерею портретов, написать историко-биографические очерки о незаслуженно забытых педагогах.

Сделать это было непросто. Мне хотелось, чтобы это был не сухой материал, в котором были бы перечислены какие-то вехи биографии. Когда я стал более подробно заниматься этим, выяснилось, что целые периоды жизни этих людей никак не отражены, поэтому потребовалась очень большая поисковая работа: не год, не два, она растянулась на десятилетие. И вот вышли книга о Тихомирове, книга о Каменской… И сейчас я уже начал работать над третьим изданием этого цикла, связанным с Маргаритой Марквартовной Котц, начальницей Троицкой женской прогимназии, женой Ивана Александровича Тихомирова. Начал заниматься  её биографией – и пришёл к её отцу, известному золотопромышленнику, а потом и к дедушке, который, оказывается, был подданным Австрии, в 1815 году переехал в Россию, перешёл на русскою службу, принял русское подданство, стал поручиком гусарского полка... Эти поиски привели меня в эпоху наполеоновских войн и даже в другое государство.

Тем и интересен историко-биографический жанр, что он гигантски расширяет географию. Я до этого занимался только Уралом, но ведь Тихомиров – это и Царское Село, и Пензенская губерния, и другие регионы. И это уже не только народное образование, это и золотопромышленность, или, допустим, создание первых сахарных заводов в России в  двадцатые-тридцатые годы XIX века. Появление таких новых сюжетов очень интересно для любого историка. 

– Имея структуру научной работы, обе Ваши книги не являются в строгом смысле научными: они написаны прекрасным русским языком, не усложнённым терминологией, освещённым как бы изнутри Вашим эмоциональными отношением к героям. Кого вы видите адресатами Ваших книг, читателями?

– Это была моя главная задача: мне хотелось создать не наукообразные, не такие «засушенные» книги, которые были бы интересны только специалистам, хотя сама по себе эта задача тоже непростая и сама по себе достаточно благородная. Мне хотелось, чтобы эти книги были интересны и так называемому широкому читателю. Я в это понятие вкладываю не только историков и не только педагогов. Любая жизнь человека – целый мир. Уходит человек – уходит мир, и моя задача была не дать, чтобы этот мир ушёл, или, может быть, чтобы фрагменты, осколки этого мира остались. Я робко надеюсь, что вот в Троицке, например, люди, заходя в здание ветеринарного института – а до революции там находилась женская гимназия, – они, может быть, вспомнят Марию Васильевну Каменскую, которая это здание строила, будучи начальницей, и которая отдала столько душевных сил воспитанию троицких гимназисток! То есть это книги для всех любознательных. Помните Маяковского: «…делать жизнь с кого»? 

Я получил письмо из Владивостока по Тихомирову, человек писал, что эту книгу надо издать в серии «Жизнь замечательных людей». Я, конечно, считаю, что это может быть завышенной оценкой, но сама фигура, сама личность, обаяние этой личности, любовь к стране – без какого-то излишнего пафоса, любовь к профессии делает этих людей необычными. И молодёжь, юношество – адресаты этих книг, и  те же краеведы, которые занимаются историей своего края... 

– Я узнала, что первые заинтересованные, даже восторженные отклики на книгу стали поступать ещё из издательства, на стадии её набора, от самых первых читателей… Обе книги действительно читаются на одном дыхании. 

– Образ Марии Васильевны Каменской перешёл из первой книги, и если всё будет хорошо и выйдет книга о Котцах, может быть, это будет своеобразная трилогия. Она не связана единым сюжетным замыслом, хотя перекличка там не только географическая, не только Троицк, но и многое другое, в том числе и учительская профессия, педагогика. 

– Значительную часть первой книги составляют документальные приложения. Они есть и во второй книге. По какому принципу отбирались эти документы, какова задача этого раздела?

– Я не считаю это периферией книги, её техническим довеском. Приложение в моём понимании даёт возможность углубить, детализировать какие-то моменты, которые недостаточно прописаны в книге. В книге о Тихомирове я опубликовал многие его статьи, которые были напечатаны сто двадцать – сто пятьдесят лет назад и больше не перепечатывались. Мне бы хотелось, чтобы книга, попав в библиотеки, дала читателям возможность воочию убедиться в масштабе этого человека, разнообразии научных его интересов, особенностях научного почерка, стиля XIX века. 

По Каменской я дал документы, связанные с пермской Мариинской женской гимназией, троицкой гимназией, документы из газет дореволюционного времени, которые тоже недоступны подавляющему большинству, даже исследователям. А здесь есть возможность опереться на первоисточник. Приложения – это, как правило, составная часть монографического жанра, но я  посчитал, что, может быть, найдутся люди, у которых появится желание заниматься этими сюжетами – и документы им помогут. 

– Судьбы героев связаны в основном с Южным Уралом, с Троицком, но они всё-таки шире географически, а по значимости, конечно, это масштаб страны, её история. И волей-неволей возникает вопрос о перекличке времён, об исторической рифме. Какую педагогическую проблематику актуализируют Ваши исторические исследования сегодня? Как перекликаются времена?

– Времена перекликаются, причём эта перекличка, я считаю, видна невооружённым глазом – не только специалистам той или иной эпохи. Мы говорим о школе, и очень актуален вопрос о соотношении изменений, которые происходят в школе. Я считаю, что бездумная реформа губит школу. Школа – система вообще-то консервативная. Это не значит, что в школу не должны приходить новые технологии, те же компьютеры,  но я убеждён, что школа держится на личности учителя. Я с 1959 года в школе: учился, а потом работал, и сколько за эти десятилетия школа пережила реформ! И политехническая школа, и гуманитарная, и десяти-одиннадцатилетнее образование… 
Мы должны очень уважительно относиться к наработкам и традициям классической школы. Считаю, что нужно быть очень осторожными с введением каких-то новаций в школу. А если вводить эти новации – то после длительного эксперимента. Ну возьмите хотя бы то, что сейчас происходит с ЕГЭ. Уже на уровне Государственной думы и правительства говорится – мы же вернули  сочинение в школу! А зачем было его убирать? Ведь все учителя-гуманитарии говорили, что это убийственно для школы, для детей. Но это же сделали… И разве можно так формализовать знание? Вся учёба сейчас – натаскивание на какие-то результаты, и оно выхолащивает сам смысл школы. 

Я думаю, что попытка политизации школы, привязывания её к какой-то одной партии – это тоже тупик. Всё-таки школа должна в хорошем смысле быть вне политики. Это не значит, что ученики должны быть апатичны и не иметь своих убеждений, но нельзя, чтобы какая-то партия монополизировала процессы воспитательные, учебные, кадровый процесс. В этом плане школьные учителя – это государственные люди, которые должны мыслить по-государственному. И не могут они быть ангажированы какими-то партийными пристрастиями, потому что это будет раздирать школу и разделять учеников.

Мои наработки, попытки исторического анализа говорят о том, что  безусловным приоритетом государства должно быть образование. Нельзя экономить на образовании. Не надо думать, что никто этого не заметит. А ведь такие настроения есть. Государство и степень его прогрессивности определяется его отношением к школе, финансированием образования. Возьмите учителей средних учебных заведений – я не говорю о начальной школе – до революции они были уважаемыми людьми, государственными служащими. Та же Каменская – какая у неё зарплата, какие возможности, а это было ведь и у других учителей.

Если сотни учителей за счёт министерства образования посылали за границу, и не на 5-10 дней, а на два месяца... И они там видели Европу, учили языки, и потом приезжали, прямо скажем, кто-то и в захолустье, но насколько они были окрылёнными! Они могли осмысливать происходящее в мировом образовании, и это всё не надо забывать. 

Растущий долг перед школой и попытки бездумной её реформации – это моменты, которые могут больно ударить и по нынешнему самочувствию общества, и по завтрашнему дню нашей страны. 

– И в этой сложной ситуации как никогда возрастает роль личности учителя, как гражданина, как человека, подвижническим, незаметным трудом которого закладывается будущее. 

– Да, вот и в выступлении нашего губернатора прозвучала мысль, что надо возвращаться к земскому учителю, земскому доктору… Возвращение к земствам, которые как органы самоуправления  могут лечь в основу построения новой России…

– Владимир Яковлевич, Ваши историко-биографические исследования сегодня не просто относятся к области знания о прошлом – они обращены в будущее: и как описание «тихого подвига», подвижнического труда учителей, и как актуальный акцент на опыте классического русского образования в ситуации реформирования современной школы, и как дань предшественникам, заложившим основы народного просвещения. Пусть у Ваших книг появится больше читателей, особенно молодых, а мы ждём продолжения цикла Ваших книг и желаем Вам успешной реализации Ваших замыслов.



Беседовала Н. Ягодинцева.