Навстречу XIX конференции Ассоциации писателей Урала
Земля и Слово: о месте и роли писателя в России
Материалы к докладу 

Часть 1. Когда кончается искусство
(Литература и социальная инженерия)

Практически искусство в нашем привычном понимании уже давно закончилось. При всём внешнем благополучии, пышном расцвете полиграфии, безграничном расширении интернет-коммуникаций и обилии ярких, масштабных литературных событий содержательная часть этого вида человеческой деятельности постоянно сжимается как шагреневая кожа. Мало что сжимается – так  ещё и рвётся, и в дырах зияет пустота, катастрофическое отсутствие смысла. 

То, что сегодня в разных видах обслуживает так называемую «либеральную» идеологию и разрушает человека, потакая самым низким инстинктам, давно и справедливо обозначено как антиискусство. Самодеятельно-досуговое творчество, вооружённое современными средствами тиражирования и трансляции, даже при полном отсутствии эстетических и этических критериев назвать искусством невозможно. Но если понимать, сколь высоки ставки в глобальной игре, становится ясно, что и подлинное воспитание, сбережение, умножение человеческого в человеке, – теперь уже не совсем искусство, точнее – не только искусство, а нечто гораздо большее.  

Основная коллизия современности состоит в том, останется ли человек, личность целью и смыслом истории – или он станет средством и даже просто биологическим материалом, сырьём для некоего качественно иного этапа, заявленного как трансгуманистический. Судя по тому, что конец истории объявлен довольно давно, предпочтение уже отдано второму. Решение по логике современной технократической цивилизации вполне прагматичное, ведь при помощи технологий можно довольно легко устранять несовершенства разных уровней жизни – от физиологии конкретного человека до устройства общественного организма.    

Вот тут-то и начинается – да, собственно, уже началось – самое интересное: в ответ на технологический рывок последнего столетия человечество стремительно архаизируется, а личность очевидно деградирует. Хотя, казалось бы, – вот они, почти безграничные возможности: твори, выдумывай, пробуй – ан нет, не в коня корм. Да, несомненно, что-то творится, выдумывается и пробуется – но в общее поле зрения попадают в основном вещи странные, мало пригодные для той реальности, которая бросает нам сегодня вызов за вызовом. Мало того, процессы деградации инициируются и запускаются уже целым рядом социальных институтов – особенно это заметно по кардинальным изменениям в образовании и медицине. То есть, говоря иным языком, один за другим последовательно включаются механизмы самоуничтожения системы. Граница любых технологических возможностей неизбежно оказывается внутри человека, в космическом пространстве его личности.

На снятие внутренних ограничений направлены совокупные усилия массовой культуры, манипулятивных техник типа «окон Овертона», политических решений в отношении традиционных и нетрадиционных семей, педагогических технологий и много чего ещё, но по странной закономерности ограничения снимаются базовые, нравственные – именно те, которые обеспечивают выживание и развитие. 

При всех возможностях широкого доступа в сокровищницы искусства всех времён и народов путь к вершинам человеческого духа становится всё более трудным. Ещё раз отметим, что препятствия множатся и громоздятся не вне человека, а внутри него. Внешние преграды напрягают и умножают волю, внутренние её ослабляют и рассеивают. Проблемы накапливаются подспудно, пока всё идёт как идёт – надлом, ослабление, распад почти незаметны. Беда становится очевидной только в сложных, кризисных ситуациях, требующих максимальной мобилизации сил. И вот тогда становится понятно, насколько мы жизнеспособны. Не только как отдельные личности, но и как народ, общество, человечество.

Картина современности вполне могла бы стать предапокалиптической, если бы в центре её не было человека, личности. Ибо в нём заключено всё – и распад, и возрождение, и сама вечность. Главный вопрос нашего времени – человек. А это в первую очередь вопрос художественной литературы – цельной и целостной науки о человеке. Литература образует и воспитывает личность, даёт ей нравственные ориентиры, связывает её с прошлым, расширяет границы настоящего и позволяет заглянуть в будущее. 

В своём социальном итоге литература, оставляя человека свободным в выборе решений, мягко, ненасильственно упорядочивает жизнь. С её помощью мы обретаем духовный опыт и, оставаясь свободными в своих поступках, руководствуемся уже не только личными эгоистическими интересами, но и более высокими соображениями совокупного опыта, общего блага, высшей справедливости. Надо ли говорить, что эти начала и создают народ как уникальную национально-культурную общность, а разрушение основ влечёт за собой угасание и гибель.

Сетуя на последовательное (уже почти три десятка лет в России продолжающееся) ослабление роли литературы в общественной жизни, а уж тем более вырабатывая стратегию элементарного выживания и сохранения литературного дела, нужно понимать, что происходящее отнюдь не случайно. Литература последовательно и настойчиво отодвигается на обочину общественной жизни вовсе не потому, что её способны заместить информационные технологии, цифровые носители, роботы-поэты или что-нибудь подобное. Ничем её замещать не собираются. Просто инструмент мягкого, ненасильственного упорядочивания общественной жизни меняют на более грубый, примитивный и жёсткий – прямую социальную инженерию. 

Социальная инженерия позволяет управлять действиями человека, используя его слабости. Проще говоря, мы имеем дело с откровенной (а к чему уже маскироваться?) манипуляцией. Главная опасность и разрушительная сила её в том, что манипуляция лишает человека внутренней свободы, свободы воли. В результате общество, народ испытывает критический недостаток и воли совокупной – воли к жизни, к развитию, продолжению себя в истории. И остаётся только легонько подтолкнуть его в небытие.

Всем знакомо и выражение советских ещё времён: «писатели – инженеры человеческих душ». Далеко не всем оно нравилось – и вопросы были именно к технической постановке тонкого гуманитарного вопроса, к предполагаемому ограничению свободы воли. Но общественная задача литературы в этой формулировке выражена довольно точно. 

Чем же отличается современная социальная инженерия от той, советской попытки создать в обществе ненасильственные принципы управления? Есть три основных различия. Первое – литература обращается к личности, социальная инженерия управляет толпой, массой, массовым сознанием. Второй момент – литература стремится воспитывать высокие чувства, социальная инженерия формирует и эксплуатирует чувства низкие. И, наконец, самый спекулятивный вопрос современности – вопрос свободы. Литература ведёт диалог, в процессе которого свободно формируются выводы, возникают те или иные ориентиры, мотивирующие поступки читателя в реальной повседневной жизни. 

Социальная инженерия проникает в сознание и подсознание, программируя ориентиры, выбор, поступок. Это не просто несвобода – тотальная диктатура. Поначалу она скрытна, неочевидна, подспудна – но как только массовое сознание оказывается относительно сформировано, при любом отклонении от заданного стандарта включается жёсткий репрессивный аппарат, и теперь уже его действия будут поддержаны управляемым общественным мнением. 

Выдержит ли литература в этом противостоянии? Есть ли у неё шансы на серьёзную поддержку со стороны государства? Будут ли нужны писатели своему народу? Эти и очень многие другие тревожные вопросы пока остаются без ответов. Но несомненно одно – мы оказались на глобальном цивилизационном распутье, в напряжённом до предела мире, где человек перестал быть центром и ценностью, а уж тем более мерой вещей. И что может поделать с этим литература, если она всего лишь искусство слова – и не более того?

Начинать, видимо, следует с того, что сам человек при всём накопленном о нём знании продолжает оставаться terra incognita. Можно прочесть и переписать геном, разработать технологии управления низкими инстинктами по типу пресловутой собаки Павлова – но всегда, всегда остаётся что-то ещё, и чем больше мы узнаём о себе, тем больше ощущаем неизведанного. 

Отчего это происходит? Оттого, что человек, даже упакованный всеми современными флешками и симками, оснащённый подкожными чипами, растворённый в управляемой манипуляторами массе, – остаётся проектом, строящимся зданием, материалом в великом и непостижимом процессе творения. Мы не конечная ступень эволюции, и образцом, «моделью» для нас является внеположный источник. Как только мы об этом забываем, замыкаемся в собственном несовершенстве, внутри и вокруг нас начинается ад. Да, тут более чем уместна та самая формула: ад – это мы сами, замкнутые в собственном несовершенстве. И в этом, возможно, главная причина нынешнего глобального гуманитарного кризиса.

Пожалуй, самое универсальное понятие о внеположном источнике – это понятие Бога. Замещая его более «толерантным» понятием «Универсум», философия и культура словно избегают глубокого и очень личного диалога Творца с творением, а именно в свете этого диалога и рождаются главные смыслы нашего бытия – и высочайшая ответственность за него. Находясь в процессе творения, человек переживает разные состояния, в том числе и глубоко кризисные, но, будучи только образом и подобием, в пределах доступной нам реальности никогда не станет окончательным результатом. И в этом – наша великая надежда.

Так что же может литература? Она может многое. Начнём хотя бы с того, что литература личностна, и чтение – это всегда диалог двоих: писателя и читателя. А где двое – там всегда возникает третье, иное, новое качество. Да, масса – страшная сила, но человек находится в ней не всегда, и вызывать его на разговор по душам книга способна именно в тот момент, когда он один. Взывая к лучшим чувствам и высоким инстинктам, литература воспитывает и поддерживает их, постепенно, подспудно меняя качество сознания, выводя личность из предсказуемой в своих реакциях и прямо управляемой массы в осознанную жизнь.

Вместе с тем трудно не заметить, что социальное поле для общения писателя с читателем катастрофически сужается, критически уменьшается возможность остаться с ним наедине. Неестественное ускорение обыденной жизни, новостные потоки (иногда похлеще селевых), необычайная лёгкость общения в соцсетях – и даже библиотеки сегодня в своей работе с читателем ориентируются не на содержание книг, а на массовость и зрелищность мероприятий… 

Занимаясь литературным делом, мы напрямую занимаемся человеком. Человек – всегда надежда. Он отвечает на том уровне, на котором к нему обращаются. Он нуждается в смыслах, а не в готовых решениях, потому что дорожит своей свободой воли. Он находится в процессе творения, точнее, мы все находимся в со-творении и со-творчестве. Выход из кризиса – здесь.

Какой должна быть литература сегодня, что реально мы – каждый – можем сделать, чтобы выйти из сгущающегося вокруг нас нашего собственного несовершенства? Собственно, литературное дело по своей сути не меняется, меняются атмосфера, обстоятельства, актуальные риски. 

Если вести речь об общей атмосфере – понятно, что она, внешне вроде бы относительно благоприятная, внутренне предельно напряжена. И при дальнейшем развитии манипулятивного управления обществом литература не может рассчитывать на системную поддержку – только на ситуативную, личностную. Но и это немало, особенно если стараться вовлекать в литературное общение как можно больше самых разных людей, из всех слоёв общества. Везде есть те, кто понимает ситуацию и осознаёт свою ответственность перед будущим. Их должно становиться в литературном диалоге всё больше и больше. 

Говоря об обстоятельствах, динамических факторах, нельзя не принимать во внимание, что литературу сегодня теснят со всех сторон. Экономические, идеологические, политические (именно в таком порядке!) решения идут вразрез с гуманитарными – это естественно, поскольку у них разные горизонты планирования. Реализация долгосрочной программы действий в условиях диктата сиюминутных решений – та ещё задача, но других обстоятельств у нас для нас пока нет.

И, наконец, актуальные риски. Наиболее актуальный – утрата общественного смысла самой литературой. Здесь возможны самые разные модификации. Базовая подмена – вместо осмысления сегодня вполне нормально заниматься самовыражением. Это особенно ярко проявляется в молодой литературе, поскольку молодёжи уже успели всё объяснить про актуальное искусство. 

Ещё один риск – место литературы активно стремится занять антилитература. То, что она античеловечна, рядовому читателю становится заметно не сразу, а иногда и вовсе остаётся неочевидно. О ней нужно говорить конкретно, доказательно и постоянно.

И, наконец, третий момент – массовая профанация литературного труда. Обилие пустых текстов, вхолостую прокручивающих огромную массу привычной словесной жвачки. Тотальное счастье оттого, что удалось срифмовать две-четыре строчки – и в принципе неважно, что там получилось. Может показаться, что графоманские забавы, несмотря на их грандиозные масштабы, абсолютно невинны, – но это не так. Забавного на самом деле мало, и об этом мы разговор обязательно продолжим.

Нина Ягодинцева,
кандидат культурологии,
профессор ЧГИК