Юбилейный 40-й семинар молодых литераторов прошёл в Омской области. Представляем стихи и прозу участников семинара.

Анастасия Егорова

***
Наступает момент, когда мир вокруг
Становится вдруг
Другим.

Все женаты, у всех есть дети,
И пуская в кальянной дым,
Друзья обсуждают помолвки, свадьбы,
В шутку завидуют холостым.
«Ну а ты, дорогая,
Когда наденешь белое платье ты?».
Отвечай, что угодно, 
Желательно, с видом бесстрашным,
Не стесняйся и смело ври.
Расскажи, что тебе семья не важна,
И одна фамилия с мужем в паспорте.
Важно, что внутри.
А внутри у тебя остается лишь то, 
Что ночами снится, 
Темнота, что настолько плотна,
Что в руке ее можно сжать.
И детей тебе не рожать 
(так сказали врачи в больнице).

Но ты улыбайся и нагло ври.
Говори, 
"Со мной все в порядке,
Я чайлдфри.

Я сторонник гражданских браков,
Легких знакомств,
Отношений без обязательств,
Без предательств,
Без «что потом».
Я живу с котом,
Мне не нужно готовить,
Стирать и гладить рубашки
И смотреть украдкой в его телефон,
Выясняя, кто же все эти Тани, Наташки.
Я могу крепко спать,
Ни с кем не деля одеяло 
И кровать».

Назови все ночные кошмары, 
Всю боль внутри 
Модным словом, не одиночество, 
А чайлдфри.

Расскажи им о том, что разводов, 
Почти как браков.
Что к чему жениться, 
Если не с целью жалеть себя и украдкой плакать.
Есть карьера, ночные клубы,
Благотворительность, путешествия и искусство,
А лучшие чувства – это к себе же чувства.

Все однажды привыкнут, устанут спорить.
Скажут знакомым: «Вот посмотри.
Это наша подруга. Она современных взглядов. 
Она чайлдфри".


***
Лет с шестнадцати до двадцати
Я сжимала весь мир в горсти
И была, как случается с взрослыми, глупой
Как бывает с детьми, слишком упрямой и злой.

Все, что я делала с двадцати и до этого дня – 
Выращивала цветы на твоих холодных камнях,
Укрощала твое свирепое море
И спасала попавших в шторм рыбаков.
Потому что это и есть любовь.

Но однажды я ничего спасти не смогла.
Я тогда молилась с ночи и до утра,
Чтобы та пустота, та чудовищная дыра
Слева все же когда-нибудь заросла.
Чтобы я тобой не болела и не ждала.
Словно ты тогда был индульгенцией 
И защитой от самого сильного зла,
И писала столько, как будто есть тот,
Кто воздаст за бумагу – не за дела.

С этих спутанных двадцати шести,
Я простила всех тех, кого стоило бы простить,
Попрощалась со всеми,
С кем нужно было попрощаться.
Перестала плакать, молиться, сходить с ума,
Сожалея, что век наш ничтожно мал,
Но спокойное море и эти цветущие камни
До конца моих дней с тобой.

Потому что это и есть любовь.


Ольга Гринченко

***
Здесь каждая в двадцать могла ворожить:
Мечтали все стать - невестами…
Просила другое: мечтала прожить
В одну эту жизнь – несколько.
 
Хотела врачом, и хотела – летать,
Все бросить и в горы, чтоб нАдолго,
Хотела семью и хотела – одна.
Но если все сразу – то надо лгать.

Мне столькое надо в нее вместить!
Мне даже и в сутках тесно.
Я ради мечты все могла бы простить
И жить обещала бы  - честно.

Рассмейся язвительно, мне скажи:
«А губы не будут трескаться?»
И все-таки, дай мне, прошу, прожить
За одну эту жизнь – несколько.


***
Я, как герои Брэдбери,
Силой мысли включаю звезды,
Гашу окна в своем квартале,
Рассылаю сны по знакомым.

Я, как герои Ремарка,
Борюсь до последнего, 
Цепляюсь за жизнь,
Задаю неудобные вопросы.

Я, как герои Экзюпери,
Несу ответственность, 
Грежу полетами, 
Но боюсь падений.

Я, как герои Бронте,
Люблю не тех,
Верю не в то,
Собираю глазами вереск.

А еще иногда, немного по-Достоевски,
В поисках себя или истины,
Схожу с ума.


Темури Джгереная

***
Мне хочется смотреть на тебя с любовью,
Но у меня получается тяжёлый взгляд.
Ты долго будешь молчать, 
А потом соберешься и спросишь - 
Что не так, что случилось?

Просто в моей душе
Завелась беспросветная ночь,
Которая хуже полярной стократно.
Полярную ночь
Объясняет положение земли
По отношению к солнцу.
(Так ли объяснить мою?)
Полярная - начнётся, закончится, начнётся вновь.
А когда закончится моя,
Я не знаю, что будет дальше.

Я только смотрю на тебя с любовью,
Но даже это 
Выглядит так,
Будто мы с тобой прощаемся.


***
Возвращайся. Ничего не объясняй.
Я у тебя ни слова не спрошу.
А если станет ночь
Рассказывать о том, что было,
И повторять нам то, что повторять не стоит,
Мы построим дом
Из тишины и одеяла
И никого туда не пустим.


Диана Лугинина

***
Прятать нежность. Зажать в кулак,
скомкав, словно конфетный фантик. 
Я влюбилась в тебя, дурак.
Очень глупо. Совсем некстати. 

На пороге входной двери
в шутку волосы мне взъерошил.
В этом нет никакой любви.
Так жалеют бездомных кошек.

Будет скучно – приди на бис. 
Если нет – я сцежу осадок.
Чем же так зацепил нарцисс,
да еще из чужого сада?

Но с тех пор не прошло ни дня
без занятий себя обманом.
Вдруг ты тоже случайно смял
что-то там, в глубине кармана?


*** 
Припадая губами к плечу, 
закрывая глаза на мир,
я шепчу тебе: "Помоги.
Я лишаюсь последних чувств.
В голове у меня мятеж, 
революция, геноцид. 
Там восставшие жгут дворцы,
продвигая во власть невежд.
Скоро память о нас сотрут
притаившиеся враги.
Я прошу тебя - помоги
пережить это время смут.
Мне одной не спасти страны…"

Выпрямляюсь, смотрю в глаза. 
Говоришь: "Я с тобой" - как залп.

И приходит конец войны.


Татьяна Ткаченко

***
Не помещаясь в диске, белизна
Вокруг луны рассыпана. Ты где-то.
Скучаешь там и даже шлёшь приветы,
Как будто с ними буду не одна.

А холод вытесняет все цвета
И все цветы, хоть будут распускаться
От точечных касаний капель-пальцев
Зонты на сером поле иногда.

Не греют обещания весны,
А наш огонь — предательски не вечен.
И осень, так похожая на вечер,
Оставит небу тлеющие сны.


***
Извлеки нас на волю, швырни в стихию,
Научи, наконец, на воде держаться!
Это в клетках своих мы во всю лихие,
Отключи от сети — и у нас ни шанса.

А когда, не разбившись о злые рифы,
Мы шагнём на причал, в это еле веря - 
По какому, будь добр, скажи, тарифу
Нам оплачивать свет в конце тоннеля?


Илья Дмитриенко

***
Я на тебя приехал посмотреть.
Издалека. Недолго. Краем глаза.
Всем глазом – со стыда сгорел бы сразу;
тем более двумя. Ведь твой портрет

на фоне уходящей электрички
невыносим, что солнце сквозь хрусталь.
Я прячу взгляд, как кисти от холста,
но возвращаю, и теперь в излишке.

Так, что ты чувствуешь и морщишь лоб
на пристальную публику перрона.
Но страх твой тщетен, я, увы, не трону
твоих ладоней в скомканности слов.

Как новый муж, подходит твой состав.
В его объятьях ты продолжишь сре́ду.
Я остаюсь, прощаюсь. Миг спустя
бросаюсь следом.


***
Ровно год, долгий год без тебя,
остальные будут короче.
Что хотел рассказать, растерял,
и растеряно шарю вдоль строчек.
Мир всё также хорош и порочен,
впрочем, начал не с той вести я.

Но с какой ни начни болтовни,
все слова, что вагоны в составе,
в одну сторону едут, и в них
мы трясёмся, меняясь местами.
И ни хуже, ни лучше не станет,
поменяй колесо на плавник,

на крыло, на разношенный кед.
Ровно год, а твои всё в прихожей,
и всё так же скрипит турникет,
превращая в гусиную кожу
лишь мою, твою вряд ли, что сможет
потревожить в её тайнике.

Ровно год. Здесь всё то же кино,
сериалы, смартфоны, соц.сети,
войны, выборы, баррели. Но
за стеною сменились соседи.
И я, кажется, полностью съеден
всей той глупостью, что за окном.

О тебе моя память - пшена
горсть, что брошена будням, как птицам.
Я шепчу тебе, словно шаман
постаревший, при тех же "под тридцать".

Над могилой твоей тишина,
и так хочется в ней раствориться.


Екатерина Лопаткина

***
Выпишись на бумаге.
Вылей боль, как из ковшика воду.
Я не приравнивала тебя к награде-
Я приравнивала тебя к богу.
Знаю-знаю, сама виновата.
Выжалась донельзя,
И осталась - засохший лист.
Ты говорил, что нам не скоро до ада...
До моего мы добрались.


Галина Ксеневич

***
Ах, если ты уйдешь неслышно,
Я без тебя скучать не стану.
Скажу себе:
Ну что ж, так вышло,
Не по зубам, не по карману!
Сниму корону с антресоли 
И стану вновь эгоистичной,
А сколько в супе будет соли,
Мне станет просто безразлично.

Не правда, я скучаю даже,
Когда уходишь на минутку.
Я так боюсь твоей пропажи…
Жутко.


Кузнецова Елена

***
Знаешь, а лето похоже на все предыдущие: 
Пахнет полынью и солнце дождем сменяется, не спросив, 
И я шепчу наверх, чтоб попасть между тучами:
"Пап, я скучаю. За то, что тревожу тебя, прости."
Город промок, по-летнему жарко-слякотно,
Мост протянула радуга-пилигрим:
"Пап, я так счастлива и засыпаю сладко так,
Если меня он обнимет сердцем своим".
После грозы небесный покой над улицей,
Лужи купают солнечные лучи:
"Пап, не волнуйся, всё хорошо, целует меня
Лучший из всех возможных в мире мужчин".


***
Солнце спряталось,  день удивительно пуст...
Я пойду и куплю желтый шарик воздушный. 
Отпущу в небо серое с ним свою грусть - 
Пусть летит,  отражаясь в разлившихся лужах. 
Яркой точкой крикливой пронзив облака,
Улыбается мне и кричит ветром свежим:
"Ты меня отпустила - спасибо! Пока!
Я на солнце похож?" Отвечаю: "Конечно! "
Не беда, что так пасмурно (лишь бы весна)!
Даже если прогнозы дожди обещают,
Я в тебя, мой апрель, все равно влюблена,
Я тебе непогоду и слякоть прощаю.


Лугинин Глеб

***
На этот трамвай я давно потерял билет. 
Кем ты будешь, когда видишь себя писателем? 
Взять за икс пару лет. 
Корней нет. 
Видно, дискриминант отрицательный... 

Я давно не могу подойти к кровати, 
Оглушенный ударом нудной, безликой тоски. 
Кто-нибудь, скажите мне громко - хватит! 
Чтобы я не писал стихи. 

И какой-то дурак обозвал нас взрослыми.
А мы просто устали, мы просто грустны. 
Будущее - стало моим подкроватным монстром. 
И я боюсь видеть сны.
 

***
Напиши мне, 
Как прежде, как раньше, 
Как мой старый и новый друг. 
Расскажи, что сосед барабанщик, 
Или просто, что видишь вокруг. 

Позвони мне, 
Как близкий, как дальний. 
Чтобы мог говорить до утра. 
От проблемы останутся камни, 
Даже если была и гора. 

Встреть меня, 
Как знакомый и чуждый. 
Как в последний раз обними. 
Человек - человеку нужен, 
А иначе, зачем быть людьми? 



Антон Школьников

***   
В пыль сапог – 
Шаг вперед,
Каждый, как последний.
Кто-то смог,
Кто-то ждет,
Все убиты – в среднем.                     

Каждый в рост 
Здесь встает, 
Сникнуть – значит, сгинуть.
Выбор прост:
Шаг вперед
Или пуля в спину…

В небе – крест!
Люди врозь,
Сборный пункт в могиле…
Выбор есть:
Взгляд насквозь
Или вдох навылет…

В грудь штыком –
В землю кровь…
Лучше бы вилАми!..
Кто о ком
Вспомнит вновь
После шага в пламя?

Громом сталь 
Небо рвет,
В небе тонет рапорт...
«Кто устал!? –
Шаг вперед!»
То есть – шаг на Запад.

Кто упал? – 
Шаг вперед,
И назад ни шага…
Запад знал,
Кто взовьет 
Знамя над Рейхстагом.

Зима и Печь     
                  
                  Зачем мы строим большие печи?
                  Не лучше ли утеплять дома?
                                            Петр Мамонов
В лапе еловой, несжатом хлебе,
В листве гнилой;
И на земле – зима, и на небе,
И под землёй...

В стогах, сугробах, собачьем лае,
Кошачьих снах – 
Зима. Не добрая и не злая,
Как есть. Зима.

Нет-нет, да снег отряхнёшь чекушкой
С сутулых плеч:
Зима – весь мир. Человек – избушка.
В избушке – печь.

Подёрнет ухом у печки кошка
На ставен трель – 
С мороза кто-то глядит в окошко:
«Пусти, согрей...»

Зима. В сердцах, на висках-опушках –     
Везде права...
«Согрею, что ж... Заходи в избушку.
Неси дрова».

Ветха избушка, но пахнет сеном,
Дрова трещат.
И, как-никак, через дыры в стенах
Уходит чад...            

...С устатку кто, может, кто с охоты,
А кто – с утех...
Но если в душу стучится кто-то – 
Пускайте всех.            

Натопчут – пусть! Надымят прилично,
И негде лечь...
Не стены греют.
И не наличник.
Топите печь.          


***         
Мне нужна вечная светотень,
Все остальное, прости, неважно.
Он хочет есть с тобой каждый день,
Я – целовать твои волосы. Каждый.    


***
Всё немного не так, как кому-то хотелось бы: 
Неизменное утро к стеклу прилипает влагой,
Вдоль дороги шагают несущие свет столбы 
Чётко выверенным шагом.           

В одинаковых окнах вагонов слоёный дым                        
Над унылым, бескрайним брезентом из песни Цоя...         
"Мы – хозяева жизни" – сказала мне как-то ты,                  
"Есть Любовь и Смерть!" – усмехнулся тебе в лицо я.       
Все немного не так. У подошвы ревёт поток,
Камни гладкими делая сотни лет.
Я, как знамя в руках, поднимаю своё Ничто:           
Я люблю. И поэтому смерти нет.                  

                                     

Максим Стрежный

***
Я проснулся со странной верой,
Даже в джинсы не сразу влез –
Ощутил на бедре на левом
Инкрустированный эфес!           

Это он колотил дорогой,
На ухабах – и в бок, и в грудь,
И в толпе не служил подмогой,
Все цеплялся, мешал вильнуть.        

Вот так штука! Но утром ранним
Так легко подмигнуть часам – 
И клинок на боку поправить
(Он годится к моим усам).          
Страшно только, что вдруг однажды
Я в троллейбусе, на бегу,
Обнаружив  ухмылку хама,
Не сдержусь и эфес возьму...

Вот тогда и пойдет потеха.
Я со всех тормозов сорвусь,
И по офисам, ипотекам
Вольным смерчем, огнем пройдусь!

По торчащим из юбок стрингам,
Силикону мозгов и тел,                     
По роскошествам теле-рынков -
По всему, что всегда терпел!

Сердце сладко забудет страхи,
Будут гимны звенеть в крови!
Всюду – чепчики, охи, ахи,
Одобрительный гул толпы.

И под окнами дона Рэбы,
Упиваясь, в борьбе, в пылу,
Все сжимая эфес заветный -  
Я, застреленный, упаду.      


***
               Н. Д.
Странно, что я возвращаюсь к вам –
Со дна бутылок, вранья реклам,
Постелей умелых продажных дам,
Попыток расставить все по углам.

К вам – на другом окончании слов,                     
Автобусов, глобусов, проводов,
Неузнанных мною счастливых снов,
Сходящих, как мартовский снег, городов.           

К вам – ради текста из пары фраз,
Из коих можно скроить запас
Тепла и прочности на сейчас,
На вдох, на день... И в который раз                 

Черпнуть упрямства, задев за дно,
Ума, постоянства, и, взяв пальто,
Все-таки двери открыть – а то                     
Ночью хотелось шагнуть в окно.



Осени          

И вновь шагнула осень в пыльный дом –
Тремя строками, парой желтых листьев,
И тот непозабытый разговор
Рванулся ввысь последнею синицей.

Ну что, подруга рыжая, споем?
Мы так давно не видели друг друга.
Одаришь откровением того,
Кому взглянуть в тебя достанет духа?

Там, за окном ты довершаешь круг.
Под тополей тенистою прохладой
Я гость на час – несмел, неловок, глуп –
А ты, подруга, мне все так же рада...

И золото одежд слетает вниз,
Дыханья наши делаются ближе,
И я перед тобою – новый лист,
Не чист, но пуст. Что ты на мне напишешь?      


Полгода         

Так и будет впредь до скончания века.
Только ты теперь и закон и ось.
От ушедшего в лучший мир человека
Остается небо и летний дождь,
И твое сиротство под этим небом,                    
И "прости", засевшее в складке рта,		     				
И улыбка в ответ всем благим ответам,
И молчание дома, где нет отца.

Арина Кондакова

Татьяне Викторовне, моей Учительнице                                             
      (Цикл стихотворений)
1)
 Вы подождите меня у собора — Успенского!
Вечером тем, когда опустеет — двести девятый
Со всхлипом! всхлипом вздымающихся занавесок!
И голубь наш – Фирс – будет забыт в вентиляции...

Близко к собору вечернему — потные дачники
С желтоиюльскими лицами. И в этот раз —
Знаете! — буду стихи я, панамкой махая, читать им!
За строчки моля о малине! малине для Вас!

Чтоб Вы не скучали — об изрисованном Пушкине!
Раскрошенном меле! Десятке психованных ламп!
Когда — купола! И ягод — полная кружка!
И ягодный сок бежит по локтям! по рукам!

Горстку набрав, будем бродить у Успенского!
Я прикуплю молочка! Вы грустите? Не хочется?
И лишь колокола благословляют Вас честно:
"Зато хоть малина и молоко не закончатся!"

2) Дельфин

Я буду дельфином!
На них я 
похожа -
Вы сами сказали!
Вы сами
сказа...—
— лиловый платочек (от солнца)
В руках у вас будет 
шумный и длинный.
А вы — морская!
И даже немного
Балтийская!
С фиалкой в руках!
В рваных джинсах!
А я буду близко –
Я буду дельфином.
И, вынырнув,
Я горизонт перепрыгну,
Забрызгав случайно
Вам книгу.
Простите!
Я буду дельфином.
И серединку
От солнца 
Съест мышка.
(Которую Вы привезете
Из кабинета.)
Тогда с солнцем-обручем этим
Я буду показывать трюки.
И будет задорно
Фиалка торчать 
У вас из пакета. 
А когда полунеет,
Прочту вам стихи 
Ультразвуком.
	
   Дельтаплан
Вы снова грустите, устало стирая закат
Со школьной доски старой тряпочкой рваной.
А может, хотите над школой со мной полетать
На дельтапланах?!

В школьное небо! А в кудри — закат! Взлохмачено!
Взъерошено! Вниз, к Иртышу! И к окнам вечерним!
Иртышские отблески — слезы в них: окна заплачут
От умиления.

Пришкольные яблони станут внезапно шуметь!
(Нарочно! Под шум приземлюсь незаметно),
Чтоб на мокрой доске Вам первой забрезжил рассвет
Еще до рассвета.



Владимир Цыганков

Крымчанам       

Нет, я вовсе не сплю, всё сбылось и свершилось.
Время камни сейчас собирать.
До предела натянута русская жила,
И нельзя ни на шаг отступать.

Все мы жили в одной общемазаной хате
Под названьем Советский Союз,
Но вершители мира решили, что хватит,
И разбили сплочение уз.

Дружба в прошлом, все стали друг другу врагами.
Украинцы – родная семья!!!
Как же можно забыть, что, по сути, мы с вами
Ридны сестры и ридны братья.

Колыбель наша общая – Киев стозвонный,
И великий Софийский собор,
Горько помнят людские страданья и стоны
И немецко-фашистский напор.

Видно, память у зданий сильнее и крепче,
Чем у ныне живущих людей,
Что попрали кровавое месиво Керчи
И бессмертье погибших под ней.

Украина, а как же забыть Севастополь,
Общий предок наш знамя держал,
Каждый  акр земли здесь священный некрополь,
Каждый шаг – боевая межа.

С возвращеньем, Крымчане, в родную обитель,
Стиснув зубы, сожмём кулаки.
Рядом зреет жестокая, волчья обида,
И уже обнажились клыки.

Но теченье одно у бездонной реки,
Здравствуй, здравствуй, родная Таврида,
С возвращением, земляки!!!


Родному городу          

Я так хочу, чтоб город древний,
Который стал большой деревней,
Жил,
Дыша глубоко полной грудью,
Да в полдень тысячью орудий
Бил.
Чтоб эти пасмурные рожи 
Исчезли б разом у прохожих 
Всех,
А во дворах и переулках,
Как раньше, раздавался гулкий 
Смех.
Вновь ожила цветов долина,
И поливальная машина
ЗИЛ,
Дождём купала наши души,
Да воробей из чистой лужи
Пил.                                                                                                 
Чтоб полотно проспектов, улиц
Не матом крылось, чтоб проснулись 
Мы
И отряхнулись от последней,
Угрюмой, каторжной, наследной
Тьмы.                               
 

В гостях у мэтра   
 
Люблю я град Великого Петра,
Здесь жизнь и смерть Великого пера.
У речки Мойки
Вхожу в просторный дворик, где стоит
Курчавый мавр, пиитам всем пиит,
Любимец стольких.
Склоняюсь низко-низко – дань ему,
Кумиру миллионов, одному
Отцу поэтов
Читаю вслух последние стихи,
Жду удивленья мэтра от строки,
Прошу совета.
Но он и бровью даже не повёл,                   
Наверно, слог мой был угрюм и квёл,      
В музей подался,
Вдохнул поэта незабвенный быт,
Как жил, творил шедевры, был убит
Рукой поганца.             
Не утихают споры, чья вина?            
Вся боль страданий запечатлена
На маске гения,
А в медальоне завиток волос,           
Его украдкой срезать удалось –
Дар от Тургенева.
С портрета нежно смотрит Натали –
Голубка смерти, только надо ли
Винить такую
Красавицу, которую весь свет
Мечтал лобзать, и ревновал поэт,
Измену чуя.
Прощаюсь. Фото. Памятник обнял,
Стоит со мною вечный идеал –
Бог русской речи.
А в мыслях, будто я хлещу коня,
Хочу успеть, да только нет меня
У Чёрной речки.                    


***             
Бизнес на нуле, страна подсела,
Жизнь-тельняшка в чёрной полосе,
И жена зудит мне то и дело:
«Ты пойди, восстановись, как все».

Выучиться, снова стать полезным
Обществу, а это как-никак
Важно, и лечить грехи-болезни
За гроши, конфеты и коньяк.                

Длинный макинтош наглажу белый,
Накрахмалю празднично колпак,
И пойду направо, нет, налево,
Истреблять инфекции за так.                       


Омский Живаго  

Жизнь так разматывает быстро,
Что мой клубок из чувств и мыслей
Стал
Каким-то мизерным, аморфным,
А может, взять и вмазать морфий?
Впал
Я в монотонное теченье
Сонливо-серого свеченья
Дней.
Одно лишь радует, весь в  детях,
И что блуждаю в междометьях
С ней.
Подобно доктору Живаго
Лью мысли рифмой на бумагу.
В пыль
Развеет время их беспечно,
Так укрощаю я сердечный 
Пыл.
Тоска-собака душу гложет,
Лежу, как старая калоша,                             
Жду.
Дни золотые, словно листья,
Как будто бы чужие письма
Жгу…                 


Олеся Петрова

Памяти деда    

Мне годик. Деду на плечо
Уселась. Деда при параде.         
Вот молот с гаечным ключом
На позолоченной кокарде.

Мне восемь. Увязалась в цех
За дедом. Рельсы осторожно
Перехожу. Сигналов всех
Значения по книжкам сложным           

Учу. От страха чуть дыша
По лесенке через вагоны
За дедом лезу. Но душа
Трепещет радостно. Влюблённо

Смотрю на подвижной состав.
Дед мелом делает пометки.
Работать с ним – моя мечта.
Вопрос «Кем хочешь стать?» соседки

Не задают мне… Всё не так
Случается… Мне восемнадцать.
Дед греет ветеранский знак
В ладонях.  Я спешу податься

В учителя… Мне двадцать три.
В руках диплом. И дед гордится…
Он говорит мне: «Ты смотри,
Семейных трудовых традиций

Не посрами». Ему звонят:
То на субботник, то на праздник.
Зовут. Глаза его горят.  
Дед никогда о хворях разных

Ни с кем не любит говорить,
К кроватке правнучки неспешно
Подходит. Напролёт все дни
Готов ей напевать потешки.

…Мне тридцать с хвостиком… Венки…
Официальные бумаги...
Цветы… Поминки… Мужики, 
Такие же, как дед, трудяги

О жизни долго говорят –
Интеллигентно и спокойно. 
Мне руку жмут: "Живи, горя!
Будь деда своего достойна!

Трудись, как он!..»  Дни напролёт
Без деда дома страшно, пусто…
Но вот душе покой несёт
Труда великое искусство.

Как он, варю, пеку, кормлю.
Теперь мой мир и прост, и прочен.
Я новую себя люблю,
Похожую на деда очень.

Бывает иногда невмочь…
Но лишь задумаюсь об этом –
Мне тут же улыбнётся дочь
Улыбкой деда.


Кот  

1.
Соседи сказали, что кот мой похож на бомжа.         
«В хорошие руки отдайте, раз стричь не хотите!»
Вздыхая и фыркая, кот на перилах лежал.
Был в полном ладу сам с собою, домашним и диким.        

Персоной своей золотистой украсил балкон.
«Откормленный боров!» – ворчали соседи, как буки.
Кот гордо молчал и про умников думал он:
«Таких бы уж точно не взяли в хорошие руки!»

2.
В рыжие бока пушистой грелки
Руки-ноги спрячутся вот-вот.
Ерунда – какой- то дождик мелкий,
Если дома крупный теплый кот.           


***	 
И снова сентябрь, распутица, мысли вверх дном,
Дела – вверх ногами. Не зря только черные полосы
Показывать стал телевизор. Бордовым вином         
Спасаюсь от них. В шуме ветра теряется голос мой.	 

Людьми не спастись. Их молчание – вечный ответ
На вечный вопрос о возможности счастья. За тучами
Скитается солнце. Тяжелый туман в голове.
Но бродят в тумане, как ёжики, самые лучшие         
Стихи…


Константин Атюрьевский

***
Иссиня-чёрный вечер
Тянет из труб дымки,
Чтобы согрелась вечность
Действом твоей руки.
	
Ты зажигаешь спичку,
Теплишь огонь печи 
Дело - пустяк, привычка,
Как наколоть лучин.

В сердце полно заботы -
И про насущный хлеб,
И чтобы нежно кто-то
обнял, прижал к себе.

Ты накормила небо
сердца и рук теплом, 
Жаром горящих щепок,
золотом,
серебром.


***
Кто на юг, кто на север
Разбрелись все друзья.
Поразъехались семьи,
одиночки, а я
Старожил мест сибирских
Притаежной глуши,
Вод холодных иртышских
сохранитель души,
Здесь живу от рожденья,
Здесь, быть может, умру,
Здесь ловлю вдохновенье
И молюсь поутру.

Уезжают друзья 

Уезжают друзья в те края, что поближе к столице, 
В те края, где теплее, где более сносна зима, 
В те края, где пора межсезонья так долго не длится, 
Где не нужно так много платить, чтоб согрелись дома. 

Уезжают друзья, и знакомые, и незнакомцы 
Из Сибири своей… 
Ну, а я? 
Ну, а я остаюсь! 
И пусть часто простужен, и пусть не хватает мне солнца, 
Пусть порою терзают сомненья и ширится грусть. 

Ну, а я остаюсь! Кто-то просто обязан остаться. 
Жить и быть, где родился, и землю родную хранить… 
Чтоб друзьям и знакомым почаще сюда возвращаться 
Или в гости приехать, чтоб просто в Сибири пожить…